Автоматоны Казуаки Харады: деревянные чудеса
Талант есть у каждого, но не каждому удается его в себе найти. Жизнь редко позволяет остановиться и задуматься: а тем ли мы вообще заняты? К чему мы склонны всем сердцем? Может быть, это робототехника? Или садоводство? Японскому художнику Казуаки Хараде несказанно повезло: он нашел свое дело почти случайно и не бросил его на полпути. Победив знакомые всем сомнения, Харада отдал ему все силы – и пожалуй, собственная жизнь стала главным его произведением.
Первые автоматоны – деревянные механизмы, имитирующие движения людей или животных, – появились в античной Европе. До Японии они добрались позднее, но местные жители, поразительно восприимчивые к «внешним» культурным и технологическим новинкам, вскоре превратили автоматоны в собственный уникальный феномен. Позднее схожая история случилась с западной мультипликацией, породившей бескрайнюю культуру аниме, или с робототехникой – но автоматоны очаровали японцев намного раньше. Живущий и работающий на острове Хонсю художник Казуаки Харада продолжает эту местную и мировую традицию.
В собственной небольшой мастерской в префектуре Ямагути он проектирует, собирает и раскрашивает подвижные скульптуры. Поворот рычага заставляет кошку поливать цветок, кофейную чашку – танцевать, обезьянку – грести в своей банановой лодке. «Люди часто удивляются, как мне повезло родиться с таким талантом, с такими умениями и любимым делом, – рассказал «ПМ» Казуаки Харада. – Однако, оглядываясь в прошлое, я не могу с ними согласиться. Наоборот, мне пришлось пройти длинный и запутанный путь, прежде чем прийти к автоматонам – делу всей жизни».
Долгая дорога
«В детстве моим любимым вопросом было “А есть что-нибудь интересное?” – вспоминает Казуаки. – Меня легко увлекали самые разные занятия. Сперва это были игры в компании, часто – в горах и у берега моря. Подростком я открыл для себя музыку и чтение, рисование и мангу». Это расфокусированное любопытство сыграло с ним не слишком удачную шутку, и свое настоящее дело художник нашел далеко не сразу. «Долгое время у меня не было никаких определенных представлений о том, к чему именно я более склонен», – объясняет он.