Воскресное чтение: отрывок из романа Поллока «Heartstream. Поток эмоций» о том, как наша жизнь и соцсети стали одним целым
В январе в издательстве «Поляндрия NoAge» выходит книга Тома Поллока «Heartstream. Поток эмоций» в переводе Анжелики Голиковой. В будущем люди смогут делится не только фотографиями и видео, но и эмоциями — устраивать трансляции через приложение Heartstream. Главная героиня, Эми, переживала сложный период в жизни и это приложение помогло ей не чувствовать себе одинокой. Количество подписчиков росло в геометрической прогрессии до тех пор, пока сами трансляции стали Эми не интересны — мама скончалась после продолжительной болезни, и ее немного отпустило. Но ее подписчики и фанаты недовольны — что же теперь делать им? Роман Поллока — пример того, как литература отвечает на новую и наступающую реальность, где человек срастается с социальными сетями в единое целое.
Esquire публикует фрагмент первой главы.
Гроб начал движение на середине фразы. Конвейерную ленту, должно быть, давно не смазывали, так как каждое четвертое слово священника прерывал пронзительный визг, словно тянули за хвост бедного кота, вцепившегося когтями в школьную доску.
«И поэтому, Господи, мы... — СКРИИИИИИИИП, — вверяем душу дочери твоей... — СКРИИИИИИИИП, — моля о Божественной милости...» — СКРИИИИИИИИП.
Несмотря на назойливую кошачью симфонию, священник сохраняет ритм и спокойствие в голосе. Мне кажется, у него большой опыт.
«Люди постоянно умирают, —напоминаю я себе в тысячный раз. —А Земля по-прежнему вертится».
Голос священника приятно гудит, а ящик с мамой медленно приближается к печи. Я не знаю, что мне чувствовать. Нет, это неправда. Я знаю, что должна чувствовать:
Горе.
Отчаяние.
Уныние.
Вот что чувствовала бы хорошая дочь. Черт подери, а любой живой человек. К сожалению, единственное чувство, на которое я способна, — ноющая тревога, что весь чай, который священник влил в меня до церемонии, преодолеет доблестную арьергардную оборону моего мочевого пузыря прежде, чем я смогу выбраться отсюда. Если я описаюсь, Чарли подумает, что я сделала это нарочно. Он и так уверен, что я неизлечимо зависима от драм. Я пытаюсь найти в себе более глубокие эмоции, но это все равно что мешать языком стоматологу. Я онемела.
— Какой уж тут привлекательный контент,да? — говорит противный тихий голос где-то в затылке.
— Не думай об этом.
Мне холодно, хотя через витражи льется яркое июльское солнце. Церковь в такой ясный день должна проводить свадьбы, а не... это. Дрожащей рукой я вытаскиваю телефон из кармана, слабые пальцы едва удерживают его. На экране 11:37. Я мельком замечаю отражение своих губ: они синие.
— Хм, похоже, у меня до сих пор шок. Она умерла неделю назад, Эми. Смирись уже.
Палец по инерции тянется к экрану. Я вовремя убираю его. Я клянусь, клянусь, я достала телефон, только чтобы узнать время. Но теперь, когда я задумалась об этом, под тремя тканевыми овальными аппликаторами — за каждым ухом и на шее — начался зуд.
— Забудь. Ты обещала не делать этого. Только не сегодня. Чарли никогда тебя не простит.
Я скольжу взглядом вдоль скамьи и останавливаюсь на нем. Тушь уже течет черными ручьями по его щекам. Он замечает меня и выдавливает из себя улыбку. Я улыбаюсь в ответ.
— День похорон матери —ужасное время, чтобы нарушить обещание, данное младшему брату.
— Вот почему я не стану это делать, — говорю я себе. — Не стану, не стану, не стану.
Я.
Не.
Стану.
— Тогда зачем, —вновь раздается мерзкий голос в голове, — зачем ты надела шляпу?