Воплощенный хаос и смерть материи: как Пабло Пикассо создал «Гернику» за 33 дня
В издательстве «Слово» вышла книга Татьяны Пигаревой «Испания от И до Я. Двойники Дали, сервантесовская вобла и другие истории заядлого испаниста». С разрешения издательства Forbes Life публикует главу, посвященная «Гернике» Пикассо
Пабло Пикассо написал «Гернику» — огромный холст размером 3,5 на 7,8 метра — за 33 дня. Ему было тогда 55 лет. Фактически «земную жизнь пройдя до половины», — Данте считал «половиной» своего пути 35 лет, цифры и масштаб творений рифмуются, — долгожитель Пикассо создал свою главную картину. Из 20 000 его творений она так и осталась главной, хотя изначально «Гернике» была уготована роль агитпропа. Неспроста в разговор о Пикассо вклинился Данте: родина и того, и другого была раздираема Гражданской войной, «Герника» подобна одному из кругов «Ада», параллелей множество. Раз так, вспомним о Дантовой идее «многомысленного» толкования поэзии из письма к Кангранде делла Скала: толкования исторического, морального, аллегорического и «анагогического» (возвышенного). От реальности первого плана к реальностям «высшего порядка». «Герника» явно заслуживает герменевтики Данте.
Историческое толкование
В январе 1937 года правительство Испанской Республики заказывает Пикассо монументальную работу для павильона на Всемирной выставке в Париже, которая должна была открыться в мае. За Пиренеями идет война. Самый знаменитый испанский художник, живущий во Франции, уже назначен директором Музея Прадо. Он «руководит» музеем на расстоянии, но очень гордится должностью. Для павильона воюющей страны (главная задача которого — заявить о жизнеспособности Республики и собрать средства для народной армии) участие Пикассо — важнейший козырь. Испанский парижанин никогда не писал политических картин (голубь мира родится в 1949 году, «вылетев» как раз из «Герники»), но заказ принимает. А также гонорар. Республиканцы не раз упоминали «дар» Пикассо, которому всего лишь оплатили холст и краски. Позже будет опубликована реальная цифра: 150 тысяч франков, 15 процентов стоимости всего павильона Испании, в девять раз больше, чем Пикассо получил за самую дорогую из ранее проданных работ.
Четыре месяца художник, пребывающий в творческом кризисе, не пишет ничего. И тут в историю вмешалась Герника, точнее — наоборот. В понедельник, 26 апреля (в этот же день, через 49 лет, произойдет Чернобыльская катастрофа), союзники Франко — немецкий легион «Кондор» и итальянский экспедиционный корпус — в течение трех с половиной часов бомбят мирный город. Сброшено более 30 тонн бомб. Герника — символ традиционных свобод баскского народа (под местным дубом короли Испании приносили клятву уважать законы «фуэрос») — становится символом потери человечности, краха последних этических барьеров. «В Гернике разрушено 90 процентов зданий», «Доселе не виданная миром трагедия» — подобными заголовками пестрят парижские газеты.
Джордж Стир в The Times сообщает про три тысячи погибших. Франко сначала отрицает сам факт бомбардировки, обвиняет в «поджоге» города республиканцев. Затем в профранкистской прессе появляются публикации, что жертв всего лишь 12. И по сей день цифры погибших колеблются от 120 до 2000 человек. Все, конечно, относительно. Трагически относительно. Герника по сравнению с холокостом и Хиросимой мала, но эта первая в истории Европы массированная бомбардировка мирного города — сознательное и массовое уничтожение мирного населения — стала вневременным символом.
Важно уточнить один факт. Историки искусства, рассуждая о «Гернике», часто повторяют одно и то же ошибочное утверждение: правительство Республики заказало картину о трагедии Герники. На самом деле заказ был получен за четыре месяца до бомбардировки, и конкретная тема не оговаривалась.
Но Герника, как вспоминал Рафаэль Альберти, «сразила Пикассо как удар бычьего рога». Она стала катализатором, взрывом, выбившим Пикассо из кризиса — в работу. Первого мая появляется набросок номер один, три персонажа: бык, раненый конь, женщина со светильником в руке. Условность предельная. В первый день эскизов всего пять, темп работы нарастает в ритме crescendo, кроме изначальной троицы появляются распростертые тела воина и женщины, а также рыдающая мать с мертвым ребенком. Детали эскизов варьируются. То из раны в боку коня вылетает крылатый Пегас, а сам конь корчится от боли, то он топчет копытами раненого воина, то превращается в понурую детскую лошадку (недаром именно в эти годы Пикассо мечтает «рисовать как ребенок»), то встает на дыбы с пугающим оскалом. У быка то грозный облик, то отрешенно-застылый, то совершенно человеческий, с большими грустными глазами.
Сам Пикассо признавался, что писал в состоянии транса, не останавливаясь, по 14 часов в день: «Я не выпускал из рук кисти, как республиканские солдаты — ружья». Конечно, Пикассо — известный позер, но в эти слова трудно не поверить. Первый эскиз всей композиции датирован 9 мая. Через два дня Дора Маар, муза Пикассо времен «Герники», фотографирует набросок композиции на холсте — в новой мастерской на улице Гранд-Огюстен, 7.
Впервые Пикассо позволил наблюдать за своим творческим процессом. Кроме Доры Маар в мастерскую будет допущен лишь один из лучших друзей Пикассо — русский художник и издатель Илья Зданевич (Ильязд). Снимки Доры Маар отразят восемь фаз работы над картиной, и эта серия фотографий станет уникальным свидетельством — памятником эволюции замысла и рождения шедевра.
На первой фотографии в центре композиции акцентирован поднятый кулак раненого — но торжествующего! — солдата, визуальная метафора республиканского лозунга «No pasarán» («Они не пройдут»). Действие происходит на площади, языки пламени охватили дом, тела жертв смешались, испуганная женщина сталкивается с убитой, на них из окна падает горящая фигура с распростертыми руками. Все летит, бежит и рассыпается. На втором снимке в мускулистом кулаке солдата возникает сноп колосьев, а за ним — восходящее солнце. Геральдическая традиция на службе агитпропа.
Но по мере работы лобовые политические высказывания, язык плаката уходят из картины. На месте солнца теперь загадочная лампа-глаз с острыми лучами, положение мертвого солдата меняется: кулак опущен, а тело с раскинутыми руками скорее отсылает к Распятию. Исчезает мертвая женщина, в композиции все более явно проступают треугольники, образ античного фронтона с античной же ясностью. Бык сдвигается из центра к левому краю холста, теперь он свернулся полукольцом вокруг женщины с мертвым ребенком. А на месте обрубленного дерева (единственной прямой — и очень быстро исчезнувшей — отсылки к конкретике исторической Герники) возникает угол стола с раненой птицей. Действие перемещается внутрь комнаты — условного пространства, где над столом горит лампа, распахнута дверь, пол расчерчен (то ли плитка, то ли карта военных действий), а время застыло. Точнее, это изломанное пространство соединяет в себе внутреннее и внешнее, интерьер и площадь, сращивает их до неразличимости.
Пикассо до последнего пытался ввести в свою черно-серо-белую композицию, где ему удалось достичь эталонной гаммы оттенков, отдельные элементы цвета: приклеивал к лицам красные слезы, из обоев и пестрой бумаги кроил платья трем женщинам (горящей, бегущей и рыдающей над ребенком).
Красно-золотое одеяние рыдающей переместилось в коллаж «Женщины за туалетом», который ныне украшает резиденцию посла Франции в Мадриде (глядя на эту работу, понимаешь, что «дуэнде» Герники уберег шедевр от дурновкусия).
У бегущей женщины с обнаженными ягодицами на первых этапах работы в руке был изображен кусок туалетной бумаги — эта физиологичность отсылала к серии гротескных сатирических офортов «Сон и ложь Франко», которую Пикассо заканчивал в то же время. В одной из последних версий «Герники» вместо нарисованной бумаги появляется кусок бумаги настоящей — приклеенный к левой руке. Ближе к финалу остаются только фрагменты цвета — кровавая слеза на щеке бегущей и рана на шее мертвого ребенка.
В июне делегация республиканского правительства инспектирует работу. При них Пикассо (мастер театрального жеста) сорвал с холста последние вкрапления коллажа: красные обрывки бумаги — слезу и рану. Все зааплодировали. «Мы видели, как Герника обрела потрясающую сдержанность, достойную величественной сдержанности Эскориала, но погруженного в ужас хаоса», — вспоминал один из присутствовавших.