Главный архитектор Москвы восстановит Анненкирхе в Петербурге
Сергей Кузнецов к 35 годам был партнером одного из самых модных архитектурных бюро в России, но бросил успешную карьеру и пошел работать главным архитектором Москвы. После этого в столице разбили парк у стен Кремля, пригласили работать над проектами кого-то из самых известных современных архитекторов, а заодно поставили качели для взрослых на самой Триумфальной площади. В свободное время Сергей успевает заниматься рисованием, а заодно решил на волонтерских началах заняться восстановлением Анненкирхе в Петербурге.
Архитектурный критик и писатель Мария Элькина поговорила с Кузнецовым о том, почему во время реставрации не стоит искать историческую правду, откуда берутся молодые талантливые архитекторы и почему именно у Петербурга есть все шансы превратиться в лучший город на планете.
Анненкирхе, или Как Сергей Кузнецов смотрит на реставрацию исторических памятников
В 1785 году для лютеранской общины Петербурга по проекту Юрия Матвеевича Фельтена была построена каменная кирха в Литейной части города. От нее произошло название улицы — Кирочная. В 1920-е годы здесь продолжала работать семинария (да, после революции!). Но к концу 1930-х здание переделали в кинотеатр «Спартак», который стал культовым для Ленинграда — здесь показывали зарубежные фильмы, а одним из посетителей был поэт Иосиф Бродский, который жил по соседству. После 1990 года кинотеатр потерял свою ценность и стал, как сказали бы сейчас, мультифункциональным пространством — в местном рок-клубе выступали группы «Король и шут» и «АукцЫон». В 2002 году в «Спартаке» случился пожар. Спустя 20 лет здание восстановили только частично, интерьеры по-прежнему нуждаются в ремонте. Анненкирхе передали (2013 год!) лютеранской церкви, силами которой здание превратилось в подобие дома культуры и место, где складывается локальное сообщество. В кирху можно прийти не только на богослужение, но и на выставку, лекцию, концерт — или даже просто выпить кофе.
Главный архитектор Москвы займется восстановлением Анненкирхе в Петербурге — звучит неожиданно. Как так получилось?
В прошлом году в Анненкирхе проходила выставка моих акварельных работ «12 касаний». Да, я много чем занимаюсь помимо основной работы: рисую, делаю арт-проекты. И вот мы разговорились с настоятелем Анненкирхе Евгением Раскатовым: он спросил меня, как подступиться к ремонту в здании. И мы спонтанно пришли к тому, что можно было бы сделать проект, подразумевающий такое органическое развитие пространства церкви, где центральная роль досталась бы не архитектору и его замыслу, а естественному течению жизни.
Что вы имеете в виду?
Я хочу быть максимально деликатным и идти от того, как пространство Анненкирхе уже сложилось, как оно сейчас живет и будет жить в будущем. Может, сделать его где-то более удобным. Предложить какие-то более элегантные решения. Но не навязывать своего личного видения всего здания целиком.
Будет ли этот проект реставрации отличаться от того, к чему мы привыкли в Петербурге?
Он будет бережным по отношению к нынешнему состоянию здания, мы не будем его радикально менять. Анненкирхе пережила изменение функции, горела, потом восстанавливалась постепенно силами прихода. Эти изменения имеют ценность сами по себе и не позволяют сделать здесь консервативный проект реставрации с восстановлением исторического облика. Например, в Анненкирхе есть лестница, спроектированная в 1920-е годы архитектором Александром Гегелло, она не относится к памятнику формально, но очевидно, что ее важно сохранить.
Действительно, в России реставрацию как правило делают с «восстановлением исторического облика». А если это не получается, все равно стараются стилизовать пространство под старину. Насколько это правильно с точки зрения сохранения аутентичности?
Не знаю, как это выглядит глазами реставраторов, но как архитектору и как пользователю мне вообще такой подход — за редчайшим исключением! — неинтересен. Да, восстановление в первоначальном виде Петергофа после Великой Отечественной было очень важной акцией, желанием залечить рану, оно имело больше эмоциональное значение. По схожим причинам, наверное, после Второй мировой войны восстановили центр Варшавы. Восстановление храма Христа Спасителя в Москве, который архитектурно не представляет собой ничего интересного, тоже было символическим актом.
Я придерживаюсь принципов охраны памятников, зафиксированных в Венецианской хартии в 1964 году. Они заключаются в том, что все, что полностью утрачено, — утрачено навсегда, а все, что делается сегодня, должно быть отражением сегодняшнего дня и не оставлять шанса спутать это с чем-то старинным. С точки зрения Венецианской хартии восстановленный храм Христа Спасителя не может считаться памятником.