Позовите Виктора Цоя. Эссе дочери Джоанны Стингрей Мэдисон — о музыке «Кино» и о лучшем друге своей матери
Эссе дочери Джоанны Стингрей Мэдисон — о музыке «Кино» и о лучшем друге своей матери
Мэдисон Стингрей — дочь певицы, популяризатора советского рока Джоанны Стингрей и барабанщика группы "Центр" Александра Васильева. Она выросла в Америке, но с детства была окружена советской рок-музыкой и историями о героях своей второй родины, которой она почти не знала. Повзрослев, Мэдисон стала осмыслять творчество группы "Кино", помогла маме издать мемуары "Стингрей в стране чудес" и даже написала и исполнила песню-трибьют Цою под названием Muse. По просьбе Esquire Мэдисон написала эссе о лидере "Кино" и о том, какое значение его песни имеют в 2020 году.
Ненастная пятничная ночь посреди гор — завывающий ветер, холодный дождь за оконным стеклом, в отдалении горят белым светом фары, — и с другого конца комнаты я слышу Виктора Цоя.
«Перемен, мы ждем перемен». Его голос звучит из маленькой колонки на моем компьютере, но заполняет собой всю комнату. Он заполняет комнату — не просто как песня и не как призрак, но как еще один человек.
Мы ждем перемен, каждый — почти в любой стране мира. Пока что 2020-й больше похож на кошмар, состоящий из лесных пожаров, вируса, протестов и насилия. Многие из нас чувствуют сейчас недовольство и разочарование, теряют свободы и собственный голос — и все это становится спусковым крючком для ружья, заново отлитого, и никто не может сказать, в чьих руках это ружье. Эти негативные эмоции расстраивают и ослепляют каждого, но уязвленное чувство собственного достоинства не просто злит людей. В глобальном масштабе волна возмущения, которая обрушивается сейчас на мир, вызывает странное и пугающее чувство, что многие из нас — одиноки.
Позовите Виктора Цоя. Не важно, где я нахожусь, я могу поставить одну из его песен и не буду чувствовать себя одинокой. Как будто не просто кто-то есть рядом, но как будто есть кто-то, кто понимает меня. Есть феномен, когда люди чувствуют себя непосредственно связанными со знаменитостями — мы впускаем их в свои дома, в свою жизнь через радио или телевидение, мы соотносим себя с историями, которые они рассказывают. Но в Викторе Цое есть кое-что еще более необычное. Я не только чувствую, что у меня есть с ним связь, но как будто у него каким-то космическим образом есть связь со мной.