Наука о чужих. Жизнь и разум во Вселенной
В конце ХIХ века участники дискуссии о возможной обитаемости космоса определились с принципиальными позициями. Одни говорили, что Земля уникальна, а появление на ней жизни предопределили особые природные условия; другие уверяли, что законы Вселенной способствуют возникновению жизни в любом подходящем месте, поэтому инопланетян должно быть достаточно много и некоторые из них превзошли человечество по уровню развития. Бесконечный спор могли разрешить только прямые научные доказательства в пользу населённости или, наоборот, стерильности соседних планет. Однако с их получением возникла серьёзная проблема.
VIII. Семена жизни
Космическая философия
С ростом научных знаний обсуждение проблематики инопланетной жизни становилось всё более причудливым и разнообразным. В частности, появилась так называемая космическая философия — ещё одна версия космизма (то есть учения о единстве человека и космоса на фундаментальном уровне бытия). Конечно, некоторые её положения можно отыскать и в трудах античных мыслителей, и в высказываниях Джордано Бруно, и в полемике прогрессивных теологов, однако наконец-то она отталкивалась не от общих соображений, а от передовых открытий и теорий.
Основополагающим трудом для нового мировоззрения стал двухтомник гарвардского философа и историка Джона Фиске «Черты космической философии, основанной на учении об эволюции» (Outlines of Cosmic Philosophy Based on the Doctrine of Evolution, 1874). Автор называл современный ему космизм высшей стадией развития философии: «Слово “Cosmos” [Космос], в силу своей этимологии и строгого научного употребления, является противоположным коррелятивом [то есть превращением звуков в разных словах с одним корнем] слову “Chaos” [Хаос]. Оно обозначает всю феноменальную вселенную; оно означает упорядоченное единообразие природы и отрицание чуда или постороннего вмешательство любого рода... Хотя они [прежние философы] стремились объяснить вселенную явлений, их объяснения были не чисто космическими, а в большей или меньшей степени антропоморфными. Вместо того чтобы ограничиться интерпретацией единообразия сосуществования и порядка, открытого наукой, они прибегли к непроверяемым гипотезам, касающимся сверхъестественных существ и оккультных сущностей, и таким образом усложнили концепцию Космоса концепцией антропоморфных сил, которые являются внекосмическими. Мы видели, что процесс научного обобщения, лежащий в основе развития философии от эпохи к эпохе, характеризуется не устранением этих факторов, а их интеграцией в единую Силу, с которой снимаются антропоморфные атрибуты и которая рассматривается как выявленная в Космосе и через него».
Что касается обитаемости конкретных небесных тел, то Фиске практиковал эволюционный подход. Вот что он писал о Луне: «Из теории естественного отбора следует справедливый вывод, что на малой планете, по-видимому, развитие жизни будет происходить медленнее, менее насыщенно и разнообразно, чем на большой планете. Таким образом, в целом кажется маловероятным, что Луна когда-либо могла дать начало организмам, стоящим почти так же высоко по шкале жизни, как человеческие существа. Задолго до того, как она смогла бы достичь чего-либо подобного в какой-то момент, её поверхность, скорее всего, стала непригодной для обитания организмов, дышащих воздухом». При этом Фиске полагал, что самой подходящей для жизни планетой, кроме Земли, можно считать Марс.
Сторонником космической философии стал американский геолог и плодовитый популяризатор науки Александр Уинчелл из Мичиганского университета. В брошюре «Геология звёзд» (The Geology of the Stars, 1874) он сообщал: «По закону природы, любая система совершенствуется в процессе эволюции… Наша Земля достигла определённой стадии развития: в эту эпоху она стала пригодной для жизни. Предполагается, что её нынешнее состояние сохраняется с незапамятных времён, и в это верили древние и некоторые современные люди. Наблюдения, однако, показывают, что она тоже меняется, что история продолжается... Но ещё мы узнаём, что наша Земля в целом — всего лишь одна в ряду планет; что у этих планет была общая история; что до того, как они стали планетами, они переживали существование в виде, который представлен сегодня Солнцем; что, вероятно, в какую-то отдалённую эпоху, в вечности прошлого, все солнца пребывали в состоянии, примером которого служат далёкие туманности; и мы узнаём, что все эти стадии являются также фазами истории нашего мира».
Рассматривая небесные тела с точки зрения эволюционизма (не столько биологического, сколько общекосмического), Уинчелл приходил к выводу, что Луна когда-то была частью Земли, но после отделения и остывания превратилась в «ископаемый мир, древний пепел, подвешенный в небесах». Марс, напротив, кажется ещё пригодным для жизни, но поскольку «никаких надёжных признаков растительности» на его поверхности не обнаружено, то нет и повода уверенно говорить, что он в настоящее время населён. Юпитер представляет «картину эпохи, давно оставшейся в прошлом Земли», а Сатурн в геологическом отношении ещё меньше развит. Затем Уинчелл распространял тот же принцип на звёзды, заявляя, что разнообразие в их спектрах указывает на разный возраст светил: они могут быть старше Солнца или младше. Подводя итог, он писал: «Каждая фаза развития материи, наблюдаемая во Вселенной, является переходной. Различные фазы имеют историческую связь друг с другом. Эти состояния материи прогрессируют; мы можем проследить их в обратном направлении — вплоть до самого раннего состояния, за пределами которого мы не знаем никакой возможной формы существования материи... Наконец, будущее организации космоса так же имеет чёткие черты, как и её прошлое. Существует конечная цель, к которой стремится вся космическая материя». Таким образом, в интерпретации американского геолога эволюционный процесс бесконечного космоса становится бесконечным во времени: от немыслимой древности, когда ещё не было материи, до неопределённого будущего, о котором пока сложно что-либо сказать.
Впрочем, у Фиске и Уинчелла вскоре появились оппоненты — антропокосмисты, отстаивавшие идею уникальности Земли и человека. Среди них — канадско-американский астроном Саймон Ньюком (Ньюкомб), скептицизм которого к спекулятивным теориям был столь велик, что он вошёл в историю не своими достижениями на профессиональном поприще, а заявлением о невозможности построения летательных аппаратов тяжелее воздуха, которое сделал в октябре 1903 года — за два месяца до триумфального полёта братьев Райт. В книгу «Популярная астрономия» (Popular Astronomy, 1878), которая выдержала множество изданий на основных европейских языках, он вставил небольшой, но ёмкий раздел «Множественность миров» (The Plurality of Worlds), в котором сформулировал свою позицию: «Многие образованные люди рассматривают обнаружение свидетельств жизни в других мирах как величайшую конечную цель телескопических исследований. Поэтому крайним разочарованием будет узнать, что получение каких-либо прямых доказательств существования такой жизни кажется совершенно безнадёжным делом — настолько, что оно почти перестало занимать внимание астрономов». Всё же, отмечал Ньюком, сама тема волнует публику, которая будет продолжать задавать вопросы, и учёные могут отвечать на них, не выходя за пределы имеющихся знаний. Скажем, наблюдения звёзд и туманностей показывают, что солнцеподобие не слишком распространено в космосе, поэтому «свиты планет, вращающихся по круговым орбитам, могут быть скорее редкими исключениями, чем правилом». На ближайших небесных телах не видно свидетельств обитаемости, исключением выглядит Марс, который «имеет все признаки сходства с нашей Землёй во многих деталях». На основании изложенного астроном приходил к неутешительному умозаключению: «Принимая во внимание огромное разнообразие [природных] условий, которые, вероятно, преобладают во Вселенной, только в нескольких благоприятных местах нам следует ожидать найти какое-то интересное развитие жизни».
Примирить стороны попытался американский ботаник и палеонтолог Лестер Уорд в статье «Социология и космология» (Sociology and Cosmology, 1895), которая позднее стала главой книги «Основы социологии» (Outlines of Sociology, 1898). Он предложил отказаться от противопоставления направлений в космической философии, заменив их мелиоризмом (воззрение, признающее реальность идеи прогресса как ведущей к совершенствованию мира). Согласно Уорду, Вселенную нужно рассматривать как «неразумную и пассивную», сама она — «в определённом смысле случайная». Соответственно, земная жизнь — тоже «случайность» или «совпадение ряда случайностей». Уорд признавал — такой взгляд на Вселенную выглядит пессимистичным, но тут же старался убедить читателя, что в нём есть и повод для оптимизма: «[Знание] научило нас открывать глаза, смотреть фактам в лицо, не прислушиваться к пению сирен, видеть и смело принимать истину о положении человека и его отношениях со Вселенной... Попытавшись нарисовать картину, соответствующую действительности, давайте теперь зададимся вопросом, какой урок мы должны извлечь из её тщательного изучения. Первый и самый элементарный вывод из этого урока заключается в том, что сама случайность, из которой проистекает положение вещей, возлагает на человечество величайшие надежды; что никакие другие условия не могли бы дать такого основания для надежды; что противоположный или оптимистический взгляд, будь он истинным, действительно привёл бы к отчаянию... Второй вывод... заключается в том, что поскольку вся природа — область строгого закона, абсолютной беспристрастности и лишена каких-либо моральных качеств и всякого интеллекта, человек может надеяться извлечь из неё свою выгоду или сформировать свою судьбу».
Уорд призывал изучать и осваивать Вселенную такой, какая она есть, а не заниматься бесплодным фантазированием: «Никакое знание о чём-либо не может быть получено путём спекуляций, и наше единственное знание должно опираться на исследование фактов, которые находятся в пределах досягаемости... Впрочем, это не должно препятствовать обсуждению гипотез. Они — прожекторы науки. Но их использование требует должной осторожности, и гипотезу не следует путать с тезисом».
Признавая принципиальную возможность распространённости жизни во Вселенной, Лестер Уорд допускал, что та может быть и совершенно мертва, а это открывает человечеству практически безграничное поле для деятельности в её познании и преобразовании.
Гости из космоса
Ключевой проблемой, решение которой раз и навсегда ответило бы на вопрос о существовании инопланетян, оставалось получение образцов с поверхности небесных тел. До начала эпохи практической космонавтики было ещё далеко, но идея общей эволюции и взаимосвязанности всех частей Вселенной подтолкнула учёных к поиску необходимых доказательств… внутри метеоритов, периодически прилетающих из внеземного пространства.