Мирдза Мартинсоне: "Хочется побольше радости и хохотать до слез"
Около шестидесяти ролей в кино и под сто - в театре. Редкий талант играть трагедию, драму, комедию. Щедро отмеренная природой и неподвластная времени внешность, так волнующая мужчин: до сих пор у актрисы масса поклонников. Сегодня ей остро не хватает только одного - любимой работы.
-Год назад актерская жизнь замерла. Руководство театра «Дайлес», где я служу более сорока лет, скорректировало репертуар, чтобы защитить своих ветеранов от риска заражения. Фактически нас распустили по домам.
— Чем теперь заполнены ваши насыщенные прежде дни?
— Наконец нашлось время привести в порядок архив — горы писем, фотографий, интервью. Много читаю и гуляю, ведь живу рядом с Ботаническим садом. Стараюсь не концентрироваться на негативе, гоню от себя грусть. Но все равно не покидает ощущение тревоги. Люди заперты в четырех стенах, боятся лишний раз выйти из дома. Поездки, развлечения, яркие впечатления — в прошлом, дружеские связи ушли в виртуальную плоскость. Даже выйти за хлебом или в аптеку теперь — целое приключение. Тем более приятно, когда прохожие, несмотря на маску в пол-лица, узнают, улыбаются, приветствуют, благодарят. Это придает сил.
Пандемия стала для всех большим испытанием. Мы оказались наедине с собой, со своими мыслями, чувствами, и от того, чем ты наполнен, что у тебя внутри, зависит восприятие мира, настроение — да вся жизнь! Это странное время тотальных ограничений преподало нам еще один урок: человек, в сущности, может обходиться малым. Во всяком случае, я сейчас так живу. Не сказать что бедно, но очень скромно, без излишеств. Может, это хорошо? Не знаю, не уверена. Но таковы обстоятельства.
Счастлива, когда появляется повод посмеяться. Хочется побольше радоваться. Как раньше: только палец покажи и ты хохочешь до слез. А какие прекрасные были комедии — с Луи де Фюнесом, Бельмондо! Почему сейчас таких нет? Наверное, всем не до смеха? Стоит включить телевизор, и с экрана на тебя обрушиваются потоки крови, стрельба, ненависть, страшные новости. Один сплошной негатив...
Никогда не думала, что придется жить воспоминаниями. Рада, что перед самой пандемией, в прошлом феврале, успела побывать в России, в подмосковном Павловском Посаде, где прошел кинофестиваль «17 мгновений» имени Вячеслава Тихонова, который учредила его дочь Анна. Замечательный был актер. Жаль, мы никогда не встречались ни на съемках, ни в жизни. Хотя я, коренная рижанка, не раз бывала в Москве по киношным делам — на пробах, съемках, а Тихонов приезжал в Латвию, снимался в Риге. Много эпизодов телесериала «Семнадцать мгновений весны» сняты в Старой Риге — на Домской площади, на улице Яуниела, которая в фильме стала Цветочной.
— На этом фестивале вы были в жюри. Как вам современное кино?
— От некоторых фильмов получила удовольствие. Запомнились драма «В Кейптаунском порту...» Александра Велединского и драматическая комедия «Волшебник» Михаила Морскова. Впечатлили сериалы «Мертвое озеро», «Шторм» и «Эпидемия». Последняя снята до пандемии, но стала пророческой: даже как-то не по себе... Знаю, «Мертвое озеро» и «Эпидемию» высоко оценили американцы.
Вообще, многие современные российские сериалы становятся серьезным киножанром, и просто «мылом» или «духовной жвачкой» их уже не назовешь. Они заставляют размышлять, сопереживать, вдохновляться. Что удивило, так это изобилие в современном кино постельных сцен, слишком хищные поцелуи: кажется, экранные любовники вот-вот съедят друг друга. Хотя если зрителю нравится, пусть — мне не жалко. Может, я просто завидую, сама-то для таких сцен больше не гожусь...
— Для зрителей постсоветского пространства вы ассоциируетесь прежде всего с Джинни Гордон из фильма «Мираж» по роману Чейза «Весь мир в кармане». Хотя удачные образы были и до и после. Но в августе 1983-го, в день телепремьеры очередной серии, улицы вымирали, все смотрели «Мираж»...
— Моя Джинни была неудачливой авантюристкой, которая спланировала похищение банковского броневика с миллионами долларов. Ей помогали четверо бравых парней, с одним из которых, боксером Китсоном, у нее случилась большая любовь. Из авантюры ничего хорошего не вышло — преступников по пятам преследовала полиция, в итоге Джинни с Китсоном, взявшись за руки, прыгнули в пропасть с высокой скалы.
Знаете, ко мне и сейчас подходят молодые люди, которые к моменту выхода «Миража» еще даже не родились, но в Интернете фильм посмотрели. Они с восхищением признаются: так натурально сыграно, что можно поверить — да, такая история вполне могла произойти в реальной жизни.
Во время съемок трагической финальной сцены нам пришлось по-настоящему прыгать вниз — конечно, не с вершины высокой горы, но тем не менее. Я очень боялась, но режиссер Алоиз Бренч не допускал никаких поблажек: у него все должно было быть по-взрослому. Он всегда знал, чего хочет. Если бежать, то бежать по-настоящему, если прыгать — значит прыгать. И целоваться, и раздеваться — тоже. Только в сценах с автопогонями нас заменяли каскадеры — опасные трюки нам не доверили.
На съемках от Бренча все приходили в ужас, а мне нравилась его сильная режиссерская рука. Тем более что ко мне он относился очень чутко, бережно и никогда не позволял себе обидных замечаний.
Роль Джинни принесла популярность и известность на всей территории необъятного СССР. Многие киностудии предлагали сниматься и просили: «Сыграйте как в «Мираже»!» После премьеры нельзя было выйти на улицу. Где только не оставляла поклонникам автографы — на руках, на лбу, на спине, в паспорте. У какого-то парня расписалась на манжетах белой рубашки. Спросила:
— А что вам дома жена скажет?
— Она будет рада, — ответил он.
Один влюбленный грузин грозился зарезать, если не отвечу взаимностью, кипятился: «Мы созданы друг для друга!» Другой, чудак-математик из Новосибирска, посвящал мне свои труды по высшей математике — в научных журналах можно найти около сорока работ, подписанных «Мирдза Мартинсоне».
В те годы многотысячными тиражами печатали настенные календари и постеры с моими фото, и как-то один работник типографии прислал письмо: «Со склада постоянно пропадают ваши плакаты, кто-то их крадет, не можем уследить».
А сколько писем любви получено за всю жизнь! Они хранятся в обувных коробках, и им давно нет места в моей квартире. Даже однажды хотела их сжечь, но что-то остановило. Таких писем сегодня уже никто не пишет, не принято. Но мне благодаря этим посланиям хочется жить.
«Мерцайте, Мирдза!» — писал мне один кинозритель (имя актрисы переводится с латышского как «мерцающая». — Прим. ред.). Другой из армии прислал письмо на двадцати страницах в клеточку. На двадцати! Очень романтичное послание пришло из российской глубинки. Молодой человек писал: «Иду по берегу моря, смотрю на облака и мечтаю о ваших глазах, губах... Вы где-то далеко, за пределами Союза...» Даже тогда всем казалось, что я не местная, не советская. Один поклонник писал из Сибири, что у него куплено для меня колечко и есть свой дом, где он живет с мамой... Многие на полном серьезе предлагали руку и сердце.
— Потом была еще одна запоминающаяся роль в фильме Рижской киностудии «Фотография с женщиной и диким кабаном», который взорвал общественное мнение вашей обнаженной натурой. Как вы решились на это в пуританское советское время?
— Ну, шел 1986 год, уже подул ветер перемен. Хотя дело даже не в этом. Ради художественной правды я всегда была готова на многое. Никогда не обращала внимания на неудобства, тем более на пересуды и шпильки. Фильм снимался по роману признанного мастера детективного жанра Андриса Колбергса, и из песни слов не выкинешь.
Да, лента вызвала настоящий скандал, за нее мне крепко досталось от пуританской общественности. Там я играла соблазнительную учительницу-сердцеедку, которая кружит мужчинам головы. Хотя по сравнению с современным кинематографом тот фильм был вполне целомудренным. Особенно разбушевались учителя, писали в инстанции письма: «Да как она смеет?! Эта роль девальвирует образ педагога!» Муж тоже высказывал недовольство.
Там был кадр с моим фото ню с ружьем в руках и в компании кабана. Снять такое поначалу казалось невозможным. Тогда пригласили молодого, но уже известного фотографа Валта Клейна, и он все сделал в лучшем виде. Эротическое фото получилось очень деликатным, но все равно я стеснялась этих снимков и первое время никому их не показывала. Лишь спустя годы по просьбе латвийского мужского журнала Klubs дала согласие на публикацию. Даже мои дети одобрили, сказали: очень эстетичные фото. Теперь думаю: боже мой, в наш век голых тел столь художественной фотографией можно было украсить обложку! Пусть все смотрят и удивляются.