«Мы сидим, как дизель в Заполярье — заправленный и готовый работать»
«Если в период простоя бизнес не обременять расходами на зарплату, аренду и проценты по кредитам, мы выживем. Если с нас брать деньги в период, когда мы ничего не зарабатываем, то нам конец» — так оценивает перспективы несырьевого бизнеса в России генеральный директор обувной компании Ralf Ringer Андрей Бережной
Российские предприниматели, бизнес в целом оказались крайними в развернувшейся борьбе с коронавирусом. Предложенный властями формат этой борьбы — объявление длинных выходных в стране при отсутствии тотальной компенсации зарплат, постоянных платежей бизнеса и т. д. — привел к тому, что экономические связи стали рваться на глазах: огромное количество компаний приостановили работу, прекратили платить контрагентам, а персонал остался без средств к существованию. Особенно это касается таких секторов, как непродовольственная розница, ресторанный и гостиничный бизнес. Каждый день появляются письма от различных ассоциаций и объединений к премьеру и президенту с просьбой спасти ту или иную отрасль. Однако пока помощь бизнесу ограничивается заморозкой и отсрочкой платежей (арендной платы, налогов), хотя уже сейчас ясно, что ликвидность у компаний появится нескоро.
О хронологии новой реальности и о перспективах на ближайшие месяцы «Эксперт» поговорил с генеральным директором обувной компании Ralf Ringer Андреем Бережным, который считает, что без прямой раздачи людям денег в качестве компенсаций и освобождения бизнеса от расходов на период форс-мажора восстановить экономику будет очень трудно.
— Как вы оцениваете помощь бизнесу, оказываемую сегодня российскими властями?
— Это смотря какую цель при оказании такой помощи ставить. Если не дать предприятиям, в том числе таким, как наше, рухнуть — это одна цель. Если бюджет сэкономить — это другая цель. Задачи, ясной цели на сегодняшний день нет, она не определена, не озвучена. Сегодня, когда говорят о помощи, обычно говорят о том, чтобы не допустить увольнения людей. Но если персонал не нужен в том количестве, в котором он был нужен раньше, он все равно будет уволен. Для того чтобы не увольнять людей, нужно удержать рынок, продажи товаров на рынке в том же объеме. А это возможно? Невозможно. Значит, в любом случае люди будут уволены.
— Какое падение рынка, спроса вы зафиксировали? Насколько резко все произошло?
— В конце февраля — начале марта продажи шли хорошо, был положительный прирост продаж по показателю like for like. Пятнадцатого марта продажи резко упали — сразу на половину плана, потом до закрытия торговых центров половина плана в день так и держалась. До нуля не дошло.
— Что вы стали делать в этих условиях?
— Мы всем контрагентам направили письма, что наша компания находится в форс-мажорных обстоятельствах, вызванных падением спроса из-за пандемии, и в полном объеме свои обязательства выполнять не может. В четком соответствии с Гражданским кодексом. Тот факт, что у нас форс-мажор, де-факто не отрицает никто.
— Кто в этой ситуации основные контрагенты?
— Это арендодатели, банки и персонал. Мы написали арендодателям: трафик упал, снижайте аренду. Но как снижать, до какого уровня, понять невозможно. Мы всем арендодателям предложили вместо арендной платы на период неопределенности платить десять процентов от выручки, и все сказали: нет. В итоге мы в марте не заплатили аренду, они магазины наши не закрыли, но через пять дней их закрыл своим указом «главнокомандующий». Банкам мартовские проценты мы тоже не заплатили, послали письма, что мы в форс-мажоре. Конечно, в ответ началось: как же так, это же дефолт! Ну, дефолт — значит дефолт. Только де-факто — ситуация форс-мажорная, а дальше будем в суде разбираться. Кстати, магазинам мы тоже сказали: вот сейчас вы нас закроете, но есть вероятность, что потом вам придется выплачивать нам нашу выручку за то, что закрыли нас незаконно. Мы не выполняем своих обязательств на законных основаниях.
На днях у нас был экстренный конференс-колл с банками-кредиторами. Вопрос о том, что нам нужно перенести уплату мартовских процентов, уже вообще не ставился. Дискуссия шла лишь о том, на сколько перенести — на три месяца или на шесть. А я банкирам написал: прекратите начислять проценты, пока действуют обстоятельства, — у нас нет базы начисления! Мы не работаем, не зарабатываем добавленную стоимость, которая позволяет нам выплачивать проценты. Но к этой мысли они пока не пришли, говорят: это ваш акционерный риск. Какой акционерный риск? Разошлись на том, что проценты пока платить не надо, и пока мы не в дефолте. Считаю, на этапе второй итерации общения это неплохой результат.
— А что с коллективом?
— Мы предложили коллективу уйти в неоплачиваемый отпуск. Мы поняли, что, даже если мы будем работать, у нас денег на мартовскую зарплату точно не будет, так как выручки все равно нет. Мы предложили людям два варианта. Первый: мы остаемся в обязательствах как есть, и тогда при любой задержке зарплаты к нам приходят прокуратура, трудовая инспекция и мы фактически прекращаем свое существование. Второй вариант: мы закрываемся на некоторое время, вы идете в отпуск за свой счет, нас не закрывают, и тогда, когда работа возобновится, выручка в первую очередь будет идти на покрытие зарплат. И очень большой процент сотрудников согласился, хотя и тут не обошлось без жалоб в прокуратуру, трудовую инспекцию. Хотя я не понимаю, в чем нарушил закон.
Потом начали звонить региональные власти, в частности губернатор Владимирской области, где у нас обувная фабрика, прибежала трудовая инспекция, прокуратура звонит: как вы можете, как смеете, почему людей распустили? Что я делаю неправильно, я не понимаю. «А как же вы живете? Где ваш резервный фонд?» — спрашивают муниципальные власти. А вы когда поднимали ставку НДС в прошлом году на два процентных пункта, вы об этом думали, вы посчитали наши возможности, резервные фонды и так далее? Вы нас высосали досуха. Например, в прошлом году акционеры нашей компании влили в нее акционерный капитал в размере триста пятьдесят миллионов рублей. Помимо НДС год был еще плохой из-за погодных аномалий — зимы не было, весны не было… А в этом году теперь еще и это.
— Можно ли как-то сохранить бизнес в текущих условиях?
— Моя ключевая идея: если в период простоя не обременять нас расходами, а это зарплата, арендная плата и проценты по кредитам, то мы выживем. Если с нас брать деньги в период, когда мы ничего не зарабатываем, то нам конец. При первом варианте, как только эпидемическая обстановка позволит, мы тут же откроем магазины, начнем генерировать выручку, начнем платить зарплату, вернем людей на рабочие места, пересмотрим планы по ассортименту, по производству в зависимости от сезона начала работы. Мы сидим, как дизель в Заполярье — заправленный и готовый работать в три смены, никаких вопросов. Все есть: материалы, оборудование, персонал — глобальных инвестиций не нужно. Нужны рынок сбыта и оборотный капитал. Будем действовать в зависимости от восстановления спроса: на пятьдесят, семьдесят, восемьдесят процентов — не знаю. Понятно, что если спрос восстановится на десять процентов, то мы, конечно, не сможем запуститься, более того, мы можем два года ничего не производить при таком спросе — у нас есть остатки на складах. Но такого быть не может хотя бы потому, что бюджетникам будут платить зарплату, ведь сегодня значимая доля покупающих обувь у нас заняты в бюджетной и околобюджетной сферах. Поэтому спрос будет исходя из количества работников, получающих зарплату. Правда, люди потратили деньги на макароны и туалетную бумагу.
— Но помимо коронавируса есть же еще экономический кризис, девальвация — что с этим?
— И это основная неопределенность. Что будет с бюджетом при текущих ценах на нефть? Непонятно, что будет с трансграничными перемещениями. Может, у кого-то наконец возникнет здравая мысль, что уровень производства набора товаров, необходимого для собственной безопасности, нужно поддерживать внутри страны.
— Вы ждете повышения цен вслед за девальвацией?
— Конечно, все пересчитается. Мы уже давно живем в обстоятельствах, когда средняя цена корзины в супермаркете не растет. Количество денег в кармане является ограничением для покупок. Если человек платил, скажем, три тысячи рублей, он и будет платить столько. Но покупать будет хуже, меньше. То же самое и с обувью произойдет. Вопрос только в том, много ли производителей и поставщиков «над нами» — в более дорогой ценовой нише, чтобы люди от них пришли к нам, за более экономичным предложением. Я думаю, не сильно много.
Если завтра все поднимут цены, и мы радостно поднимем на десять процентов, и наши активы вырастут — это вряд ли, не верю я в это. Может, мы просто активнее будем продавать.
Коллеги с рынка одежды тоже сейчас в размышлениях: они отдали тридцать процентов предоплаты за коллекции осень–зима будущего сезона и думают: платить или не платить дальше? Китайцы говорят: мы вам часть товара не отдадим; идет переговорный процесс. Но я точно помню, как в 2009 году по рынку гуляли предложения одежды и обуви из Италии за тридцать процентов от розничной цены. То есть иностранные фабрики получили тридцать процентов предоплаты, сделали скидки в тридцать процентов, а за тридцать процентов предложено было это все продать. То есть потери от договорной цены составили сорок процентов. Будет ли сейчас такое, непонятно — очень много неопределенностей. Понятно, что в этой неопределенности какая-то конкретная компания выиграет, какая-то проиграет, однако страна точно проиграет. И конечно, нужно в первую очередь рассуждать, каким образом сделать так, чтобы конкурентоспособность внутреннего производства шла не за счет того, что у граждан этой страны на руках меньше денег, — мы же только этим занимаемся в последние годы.
— Может быть, после пандемии мы все-таки станем с другой степенью серьезности и ответственности говорить о развитии собственной промышленности?
— Даже на самом высоком уровне компетентности люди, когда говорят о внутреннем экономическом развитии, часто не понимают, что нужно сесть и посчитать себестоимость по каждой номенклатуре. Сравнить ее, например по таможенным кодам, со средневзвешенной себестоимостью обуви у трех основных импортеров, скажем из Индии, Китая, Турции или Италии. У нас себестоимость будет объективно выше, и, если эту дельту не компенсировать, производство будет умирать. В нашей стране в производстве обуви остались только те компании, которые дотируют производство собственной розничной и брендовой маржей. Зачем мы это делаем? Потому что надеемся, что придет все-таки понимание. И так нужно смотреть по каждому товару. Нужно понимать, какой уровень защиты необходим для того, чтобы это производство было хотя бы безубыточным. Это очень сложный разговор на экспертном уровне. Но без ревизии факта нахождения нашей страны в ВТО, при существующей налоговой и тарифной политике никакие наши производственные успехи невозможны.
Фото: Олег Сердечников
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl