Что не так с модной на Западе «новой этикой»
Что заставляет современных ученых, публицистов и писателей вести себя как жертвы северокорейской цензуры: массовая истерия, глобальные возмущения в ноосфере или глубокое чувство масла на бутерброде?
Если взять толстый-претолстый том «Цветоводство», изданный в самом начале 1953 года московским издательством «Сельхозгиз», то там на первых двадцати страницах можно прочитать массу любопытных вещей.
Про то, как раньше трудящиеся были вынуждены работать в поте лица своего на буржуазных угнетателей. Даже цветочки у этих угнетателей были лишь способом пить кровь трудового народа, который от зари до зари в цепях возделывал буржуазные розы и лилии, не имея даже возможности их понюхать. Но теперь советский народ, Коммунистическая партия и лично товарищ Сталин превратили цветоводство из растленной игрушки упадочнической эстетики в метод оздоровления и культурного воспитания советского народа. Вот двадцать предложений на тему — аллилуйя, выдохнули, теперь можно спокойно писать про удобрения, рассаду и пикировку.
Что поделаешь, тогда иначе было нельзя. Идеологические отделы и цензурные органы бдили. И если в царской России часто нельзя было писать то, что ты думаешь, то в СССР пошли немного дальше: непременно было нужно писать то, что ты, возможно, вовсе не думаешь.
Принцип изобрели, конечно, не в СССР. В XIV–XVII веках большинство книг и текстов начиналось с восхваления Христа, церкви, папы и разных добродетелей; объяснялось, что данный опус всецело поддерживает христианские ценности. Ну а дальше можно было хоть «Декамерон» выдавать, хоть про устройство Солнечной системы — в надежде, что внимательные очи инквизиции будут достаточно умаслены во вступлении. Этот сеанс черной магии с последующим ее разоблачением крепко прописался в советской печатной продукции. С разбором мелкобуржуазного мышления автора и с парой цитат из Энгельса иногда ухитрялись даже совершенную крамолу печатать. Всем было слегка стыдно, но все всё понимали.
После исчезновения СССР и его питомцев некоторое время казалось, что эта древняя любопытная традиция канула в небытие. По крайней мере, канула там, где находится так называемый «цивилизованный мир», где пресса и печать свободны от полицейского надзора, а власти не трамбуют политических противников в тюрьмы. Но хорошо закопанное старое имеет тенденцию прорастать.
Колониальное кресло
В конце 2021 года в лондонской галерее Тейт прошла выставка «Хогарт и Европа». Очень неплохой жанровый художник Уильям Хогарт жил в Лондоне в XVIII веке и писал в основном сатирические картины про современное ему общество. Будни проституток, браки по расчету, ревнивые мужья, беспутные жены, уличные сценки. Бичевал кистью и обличал маслом. Но работники галереи Тейт решили, что обличений в экспозиции как-то мало.
Кураторы выставки Элис Инсли и Мартин Майрон позаботились, чтобы в каталогах выставки и на этикетках у работ была написана вся правда. Согласно The Telegraph, на этикетке у картины, изображающей веселящихся мужчин, указано, что, хотя картина должна быть забавной, «пунш, который они пьют, и табак, который они курят, являются материальным свидетельством эксплуатации и рабства».
В каталоге, сопровождающем картину, говорится, что мужчины, возможно, «тошнотворно празднуют так называемые мужественные поступки, то есть то, что сегодня мы могли бы назвать насилием, распущенностью и безответственностью».
Или, скажем, автопортрет Хогарта, на котором он изобразил себя сидящим на деревянном стуле и рисующим за мольбертом, тоже следует рассматривать в контексте рабства. Ведь стул Хогарта «может быть сделан из древесины, доставленной из колоний, древесины, которую добывали оставшиеся безымянными черные и коричневые люди, труд которых эксплуатировало общество».
В каталоге подробно объясняется, что на этой выставке мы можем видеть сексизм, расизм и идеи белого превосходства. Чрезвычайная настойчивость и совсем уж высосанность из пальца этих яростных обличений стали причиной того, что о выставке заговорили в прессе и соцсетях.
Даже для нашей странной эпохи это был перебор — фактически получился отдельный арт-перформанс, принесший выставке громкую славу. Так что, возможно, хитрюги Элис Инсли и Мартин Майрон все-таки знали, что делали.
Тяжкая жизнь трудовых барышень
Допустим, работники Тейт просто обладают хорошим нюхом на эффектный скандал. Но вот, например, обычная скромная статья в Википедии, посвященная творчеству Ричарда Редгрейва, художника XIX века. Уже четвертое предложение в биографии Редгрейва звучит так: «Ричард Редгрейв хорошо известен благодаря <…> тому, что одним из первых показал униженное положение женщин в обществе: швей, модисток, продавщиц…»
Быть продавщицей или швеей, конечно, невыносимо унизительно. А самое знаменитое полотно Редгрейва «Гувернантка» вообще является «свидетельством угнетенного положения женщины». А что мы видим на той картине?
Сидящая в хорошо обставленной комнате грустная девушка в элегантном атласном платье в окружении трех благонравных воспитанниц. Да, в XIX веке судьба гувернанток считалась печальной. Девушка, которая вынуждена работать за деньги, вызывала сочувствие. Правда, не очень понятно, почему сочувствовать ей должны, например, современные учительницы, которые, в отличие от гувернанток, должны платить налоги, сами заботиться о жилье и пище, возиться с сотней детей в день и все равно не иметь возможности за двадцать лет сколотить капитал.