Андрей Аствацатуров: Все мы друг другу пеликаны, то есть не похожи друг на друга
В честь своего 30-летнего юбилея издательство «АСТ» выпустило видеокнигу — «30 глав», в которой исследует смыслы и векторы развития современной литературы через призму бесед с известными писателями. «Сноб» публикует одно из избранных интервью — с Андреем Аствацатуровым, писателем, филологом, доцентом СПбГУ, известным лектором по английской и американской литературе, директором музея Владимира Набокова.
Андрей, недавно вышел ваш четвертый роман «Не кормите и не трогайте пеликанов», с тем же героем, что и в предыдущих книгах. Этот персонаж — вы?
Да, у меня всегда один и тот же герой и, что характерно, зовут его так же, как и меня, но это такая альтернативная биография. Но, даже если мы пишем полностью документальную историю своей жизни, мы все равно ее облекаем в слова, у нас все равно есть какое-то художественное решение, и это уже какая-то ложь, потому что мы отбираем материалы и не все включаем в текст. В любом случае — это такая псевдоавтобиография: что могло бы быть, что было или было как-то так, но не совсем так или иначе. Вот там у меня встреча с героиней, но она не в Лондоне происходила, а в Америке, а я действие перенес в Лондон, например.
Вы не устали от одного героя?
Да, правда, я устал, он мне немного поднадоел. Обычно он такой неудачник, но в этом романе это не так. Он довольно карьерно успешный человек, но, конечно, со своими какими-то неврозами и проблемами. Таким уж неудачником назвать его нельзя. Мне кажется, что мне его нужно менять. Вот в следующем романе он немного неприятный карьерист.
Новый роман связан с предыдущим сюжетной линией?
Да, эта книга — продолжение одной из линий моего третьего романа «Осень в карманах». Там есть любовная линия. Мне как-то Быков сделал замечание после выхода первой книги «Люди в голом» — почему нет девушки, почему нет секса. Во втором романе «Скунскамера» я написал, что секса нет и быть не может. В «Осени в карманах» у меня пропущены все сексуальные сцены, но понятно, что там происходило. А теперь эти сцены уже присутствуют, хотя критики меня ругали за их некоторое изобилие. Мне кажется, что их там совсем-совсем немного и они очень пуританские, чопорно, нейтрально описанные. Но это действительно продолжение. В том романе он встречает некую девушку, эстрадную певицу в Париже. А здесь их история продолжается в Лондоне, куда она его вызывает. Он не понимает, зачем ему туда ехать, и, когда она предлагает ему остаться там навсегда, он едет обратно в Россию. Зачем? Это большой вопрос, ведь его там ничего не ждет. Работы нет, начинаются какие-то мытарства, и вот он устраивается наконец в некий институт. С этого начинается такой университетский роман. Но это внешняя канва текста.
Вы сказали, что герой меняется. Почему? Это время меняет людей или вы сами меняетесь со временем?
Во-первых, тут очень важно понять: нас так научили, что человек — это одна цельная личность. На самом деле в нас сосуществуют множество личностей и множество одновременных биографий. Например, вот у нас складывается определенное отношение с карьерой — тут мы одни. У нас есть девушки или жены — с ними у нас складывается другая история. Есть, наконец, отношения с родителями. Какие-то еще вещи. И это множество биографий — в нас сосуществует множество историй. Некоторые развиваются линейно, некоторые замирают, провисают, оседают, а потом начинают разгоняться, они не синхронны. Но если все эти истории собрать, то в совокупности получится какая-то сборка. Поэтому я в каждом романе стараюсь найти определенную линию и ее развить.
Вас называют «Вуди Алленом с филфака». Как вам такое сравнение?
Да, это такой бренд. Первые мои издатели придумали и назвали меня «русский Вуди Аллен» — нелепый, в очках, такой невротичный. Я посмотрел все его фильмы и даже не один раз, но только у пары картин вспомню сюжет.