Азиатские сообщества в Москве
По разным оценкам, в Москве постоянно проживают от нескольких десятков до нескольких сотен тысяч выходцев из Азии – Китая, Вьетнама, Индии и других стран. Одни из них приехали недавно, другие – десятилетия назад, и здесь, уже в другой культуре, выросло не одно поколение их детей. Они работают за прилавками и в крупных корпорациях, снимают комнаты в общежитиях и покупают дорогие апартаменты, бережно чтут традиции или адаптируют их под другое время и место. Чаще всего их связывает сообщество, которое поможет, устроит и проследит, чтобы человек не уходил от своих корней слишком далеко.
В попытке выяснить, есть ли будущее у России в Азии, редакция «Правил жизни» изучает, чем живет Азия в Москве, и проводит несколько дней с представителями крупнейших комьюнити, документируя их быт, привычки, страхи и надежды.
Вьетнам
Репортаж о жизни вьетнамского сообщества в Москве, в котором разъясняются приметы, касающиеся рыб; а также присутствуют драматический футбольный поединок и визит в скрытый от посторонних глаз буддистский храм.
Если два азиата встречаются в Москве – первое, что они друг у друга спрашивают, это: «У тебя дома рыбки или рояль?».
Хоанг Иен – 24 года. Мы идем по третьему этажу ТЦ «Ханой – Москва», расположенного на Ярославском шоссе. На первом этаже продают привезенные из Вьетнама и соседних стран продукты, на втором – одежду. Третий этаж занимает стандартный для торговых центров ресторанный дворик – но здесь нет ни одного сетевого заведения. Только вьетнамские лавки, с не всегда удачно переведенным на русский язык меню.
В одной из лавок работает Фам Ньы Куинь, сестра Хоанг. Каждый день она и ее помощники готовят около 600 булочек бань-бао (паровые булочки с яйцом, фаршем и лапшой. – «Правила жизни») для всех вьетнамских заведений Москвы.
«В моей семье человек восемьдесят. Сестра готовит лучше всех», – говорит Хоанг. За стойкой лавки – аквариум с карпами кои. «Кои – к удаче».
Пока мы ждем бань-бао, Хоанг продолжает: «Все вьетнамские кафе Москвы – за одним исключением – принадлежат вьетнамцам». Вьетнамская диаспора в Москве достаточно небольшая – всего около двадцати тысяч человек. Внутри комьюнити люди стараются приглядывать друг за другом, вместе отмечают национальные праздники, летом следят за вьетнамским футбольным турниром – на первенство в Москву съезжаются национальные клубы со всей России. Если вьетнамец приезжает в Россию, в диаспоре найдут ему работу – чаще всего на кухне или в торговле. Реже – если речь о специалисте со знанием языков – ему помогают найти работу в крупной компании.
Хоанг занимается маркетингом. «Ты можешь освоить любую профессию, но родители считают, что сначала нужно получить базовое образование. Базовых образований у азиатов три: медицинское, юридическое или экономическое. Я учусь на юриста».
За едой я расспрашиваю девушку о детстве и семье. Она на секунду задумывается. «Если вам, русским, рассказать об азиатском детстве – вас это напугает. Нас воспитывают довольно строго. Могут поставить на горох, могут макнуть головой в унитаз».
Прожив в Москве достаточно долго, начинаешь с легкостью определять человека, который посещал психотерапевта. Для человека, которого в детстве ставили на горох, Хоанг рассуждает адекватно и рационально. Я делюсь с ней этим соображением. «Мы проще относимся к тому, как нас воспитывают, нежели европейцы. Нужно добавить, что я никогда ни в чем не нуждалась. Родители смогли дать мне музыкальное и художественное образование, всегда посещали мои концерты и родительские собрания. И, честно, я не знаю, кем бы я выросла, если бы мною не занимались».
***
Родители Хоанг попали в Москву в 1993-м. Отец – военный, приехал по службе. Мама – вместе с ним.
«Я выросла в маленькой деревне в горах, – рассказывает мама Хоанг, – еще со средней школы читала много книг и газет. Одна из самых красивых газет в то время во Вьетнаме была о Советском Союзе. Ни одно другое издание не было оформлено так хорошо. Там было много фотографий о том, как здесь живется, дивный новый мир. СССР казался очень богатым и самодостаточным, сильным государством, в котором все до единого граждане – культурные и образованные. И вот мужа позвали по службе, а он прихватил меня. Не хотела бы ехать – могла бы и другого найти. Но мне было интересно, каково это – жить в Москве.
Конечно, когда мы приехали, СССР уже распался, и Москва была совсем не той, про которую я читала в детстве. Но дух Союза еще ощущался. Как говорят русские, я из девушек, которых вывезли из деревни, а вот деревню из меня – забыли. Помню, мой муж переживал, что я могу выйти из дома в домашних тапочках или сесть на корточки в любом месте в любое время – он долго за этим следил, и пришлось отучаться. Все вокруг были другими – красивыми и статусными, и мне хотелось соответствовать.
Москва оказалась не такой, как в книгах. Я много читала произведений русской литературы, переведенной на вьетнамский, например, Достоевского. Тверская улица в 1990-х не была такой яркой, как сейчас и как ее описывали в книгах. Помню, в то время там можно было встретить девушек с желтым билетом. И еще меня удивляло, что в такой культурной стране, как Россия, оказалось так много воришек. Это меня огорчало.
Я до сих пор плохо говорю по-русски, но несмотря на это меня все понимают, и я всех понимаю. В отличие от китайцев или корейцев, с русскими куда легче общаться. Можно спросить дорогу или попросить помощи. Русские дружелюбные люди. Многие со мной не согласятся – но это дело случая. Я многих повстречала за 30 лет жизни здесь, но ни разу не видела плохих соседей. Да, здесь многие мыслят стереотипами, могут сказать: «Возвращайтесь туда, откуда приехали». Но я себя в обиду не даю.
Считается, что вьетнамцы очень трудолюбивые, усерднее русских. Я думаю, что это так. Мы привыкли приходить на работу рано и до обеда не выходить на перекур, не болтать с коллегами за чашкой кофе. Нас связывают культурные традиции, важные праздники – праздник осени, поминки родителей, Новый год по лунному календарю. Остальное по желанию. И жить в России по лунному календарю сложнее, чем во Вьетнаме».
Вместе с Хоанг и фотографом мы приехали в один из московских апарт-отелей. Сегодня азиатское комьюнити отмечает праздник середины осени. На верхнем этаже – буддистский храм. Мы снимаем обувь и проходим внутрь. В длинном зале, в конце которого стоит статуя Будды золотого цвета, еще никого нет: мы приехали достаточно рано. Рядами разложены молитвенники. Я спрашиваю у Хоанг, что в них написано: «Это древневьетнамский, я не знаю его». Вокруг статуи Будды стопками разложены коробки с печеньем, шоколадки, фрукты, бутылки воды. Это подношения – по окончании праздника их раздадут нуждающимся. В какой-то момент нас замечает настоятельница храма. Невысокая женщина средних лет в церемониальной одежде с легкой улыбкой складывает ладони и слегка кланяется нам, а затем заговаривает с Хоанг. Настоятельница не меняет ни интонации, ни выражения лица, но я замечаю, что Хоанг мрачнеет. «Нас просят уйти», – сообщает она, когда настоятельница заканчивает свою речь. Пока мы идем к выходу, я спрашиваю, о чем шла речь. «Она упрекала меня, что я привела в храм посторонних. Говорила, что незнание правил храма равно незнанию собственной культуры, и добавила, что я буду носить этот грех, пока не исповедуюсь. А ничего, что весь юг Вьетнама – католики, которые никогда не зайдут в буддистский храм».
В пятистах метрах от площади Трех вокзалов есть белое двухэтажное здание с вывеской VietPlus – небольшой вьетнамский ресторан. В пятницу в семь вечера большинство столов еще пусты. На стенах – фотографии древних восточных храмов, повсюду экзотические растения, за двухметровой пальмой статуя Будды. Мягкие диваны, четырехместные деревянные столы, стеклянные люстры, между ними – диско-шар. И он здесь неспроста: сюда приходят не только поесть, но и попеть. До закрытия во VietPlus работает оборудованный для караоке зал. Чаще всего его арендуют большие компании, и особенно любят молодые мужчины. «Они веселые, веселее женщин, поют и танцуют», – рассказывает один из сотрудников ресторана.
Логотип VietPlus красуется и на темно-синей футбольной форме любительской команды Hanoi, лидирующей в одной из московских лиг непрофессионального футбола. Вечером воскресенья вьетнамцы собираются на футбольном поле на Красной Пресне и готовятся к очередному матчу. Накрапывает мелкий дождь.
«Мы с детства играем в футбол, – рассказывает Туан Ань, капитан команды. – Многие родились в России, окончили школу и университет, но всегда собирались здесь по выходным. Мы уже десять лет играем, когда начинали, я еще учился в университете, многие постарели. Но и новички приезжают до сих пор».
«Вот новые ребята, наш молодняк, – Ань показывает на идущих к полю худощавых юношей в очках. – В основном тут обрусевшие ребята. Но между собой мы говорим на вьетнамском. Корни мы не забываем – такой менталитет, все, кто живут в Москве, пару раз в год ездят навещать родных».
Игра идет напряженно. В прошлом сезоне Hanoi набрали мало очков, в этом – возглавляют турнирную таблицу. Вьетнамцы перебрасываются короткими фразами и выглядят увереннее и собраннее соперников – московской «Инвольты». К концу первого тайма у них получается забить дважды и ни разу не пропустить. Противники теряют терпение – игроки и группа поддержки ругаются.
У кромки поля под зонтиком стоит пожилой вьетнамец. С собой у него маленький рюкзак, из которого он периодически достает термос с чаем, чтобы согреться. Его зовут Ле, он отец молодого полузащитника «Ханоя». Ле часто приходит на игры сына. Рядом с ним молодая девушка – под десятым номером играет ее бойфренд. Она смотрит не отрываясь.
«Почему стоишь? Куда торопишься? Ну что это за обработка! Ниже играй», – досадуя на сына, выкрикивает на русском Ле. Он явно переживает за ход игры и становится все эмоциональнее по мере того, как «Ханой» теряет инициативу и во втором тайме пропускает три гола – последний прямо перед финальным свистком. Возмущенный результатом, Ле бросает короткую реплику – уже на вьетнамском – и уходит, не дожидаясь сына из раздевалки.
«Ханой» теряет лидерство в дивизионе. Спортсмены ожесточенно спорят, и даже без знания языка мне становится понятно, что в выражениях они не стесняются. Они на мгновение прерываются, чтобы сделать совместную фотографию. И показывают в камеру поднятые вверх большие пальцы.
***
Мама Хоанг живет в Беговом районе. Это довольно далеко от проспекта Мира, где в основном живет вьетнамская диаспора. «Чувство общности у вьетнамцев очень сильное, мы всегда друг за друга стоим горой. Если кто-то живет в сообществе и делает что-то против общего мнения, то становится мишенью для пересудов, колких комментариев, упреков», – говорит она. «Я не живу в сообществе, но все еще тесно общаюсь со своими. Вьетнамцы очень дружны и постоянно ходят друг к другу в гости. И поэтому если у тебя дома однажды кто-то увидел незастеленную кровать, тебе все кости перемоют. Это очень неприятно.