От второй чеченской войны до протестов на Болотной: писатель Захар Прилепин — о России нулевых
Писатель Захар Прилепин рассуждает о том, почему после 1990-х страна ждала от наступающего десятилетия большего – но большего быть не могло.
Последние лет тридцать я слышу одну и ту же глупость по поводу ностальгирующих о советской эпохе граждан: эти несчастные люди вовсе не про СССР вспоминают – им просто жаль своей молодости, лишь отсвет минувшего заставляет их думать хорошо про то убогое время.
Ерунда.
писатель
Я был юн и радостен в 1990-е; нулевые так вообще время моей кипящей бодрости и удачи. Но никакой ностальгии по этим временам я не испытываю. Мне пожизненно отвратительны «девяностые». О нулевых есть что вспомнить – но замолвить и о них нечего.
Если теперь оглянуться и всмотреться, нулевые – это такой замес из девяностых и десятых – прежнее (1990-е) оседало, новое (2010-е) вызревало.
Ни прежнее не осело окончательно, ни новое не вызрело полноценно, но ощущение плотного стыка времен от нулевых все равно есть.
Нулевые начались чуть раньше, с заходом – в 1999-й.
Я помню этот момент: я и сам там на малых ролях присутствовал.
Это был август 1999-го, я командовал отделением ОМОНа, мы были в очередной командировке – Хаттаб зашел из Чечни в Дагестан, нас отправили его встречать, Хаттаба выбили, и…
Я помню, мы стоим с бойцами на блокпосту, работает радио, и по радио говорят: русские бомбардировщики наносят по отступающим отрядам боевиков удары уже на территории Чеченской (фактически независимой тогда) Республики.
– Пацаны, кажется, началось, – сказал я.
Пацаны оживились.
Я угадал. Мы зашли в Чечню. Мы вернулись в Грозный. Мы закончили 1990-е. Мы отомстили за всех своих, убитых с 1995-го по 1999-й. Мы начали нулевые.
Хотелось большего, но большего не случилось и случиться тогда не могло.
России нужен был разгон для того, чтобы сосредоточиться.
Государство едва-едва начинало проявляться почти неуловимыми контурами.
Россия, закончив вторую чеченскую, посмотрев всей страной «Брата» и «Брата 2», медленно подходя к 08.08.08, с превеликим сомнением примеряла на себя этатистские одежды, еще не догадываясь, что этатизм не стоит на отрицании позавчерашнего дня.