К 120-летию Любови Орловой
Воспоминания о Любови Орловой и не публиковавшиеся ранее фотографии актрисы из частного архива.
За глаза ее все звали «Любочкой». Ей уже было много лет. И по статусу и по положению ей полагалось быть «Любовью Петровной». Но эта ласковая, милая, опереточная «Любочка» продолжала незримо присутствовать где-то за кадром, за всеми ее званиями, орденами и медалями.
«Маленькая собачка до старости щенок», — шутила она, когда все удивлялись ее малому росту и моложавому виду. По нынешним стандартам, Любочка была совсем крошка — 1 метр 58 сантиметров. Это Григорий Александров научился так выставлять свет, что на экране она казалась вполне себе высокой. «У Орловой всегда были хорошие операторы», — завистливо вздохнет Рената Литвинова.
Любочке никогда не могли простить, что у нее все было самое лучшее: и наряды, и операторы, и экранные партнеры, и дача во Внуково, где никогда не пахло едой. Сама она почти ничего ела, а Александрову привозил котлетки в кастрюлях из Москвы персональный водитель.
Вообще у них был странный, совсем не советский брак. Ни детей, ни близкой родни, ни гостей. Никаких шумных застолий с пирогами и водкой. В центре мироздания были только он и она. Больше им никто был не нужен. Они как будто замуровали себя в своем подмосковном поместье в образе главной пары советского кино. И никого близко к себе не подпускали.
Все, что мы сегодня читаем о них в мемуарах, это по большей части домыслы и «чаяния народные». Правды не знает никто. Ни про ее прошлую жизнь до Александрова. Ни сколько ей в действительности было лет. Ни почему он решил сделать из нее, опереточной артистки, главную звезду Советского Союза. И как это ему удалось?
«Везучая была», — скажет ее родная племянница, литератор и драматург Нонна Голикова. В старину еще говорили с уважением слово «фарт». А Любочка была фартовая.
Есть женщины, которые умеют себя так поставить — им все на подносе. А дальше только от них зависит, чтобы содержимым этого подноса правильно распорядиться. Любочка сумела распорядиться на все сто: и своим скромным драматическим талантом, и обаятельным, но невеликим голосом, и дворянской благородной породой, и балетной осанкой. Она сумела извлечь из всей суммы данных, поначалу не суливших ей ничего, кроме ролей второго плана, максимум возможного. И даже больше! Но для этого надо было обладать ее стальной выдержкой и невероятным, нечеловеческим честолюбием.
Маленькая железная женщина, она бесстрашно шла на таран советской системы. У нее не было вариантов: или сгинуть во тьме безвестности, как большинство ее родственников и знакомых, или вознестись на невиданную высоту.
Она, страшно боявшаяся толпы, будет ее идолом и любимым божеством. Она, физически не переносившая яркого света, страдавшая от светобоязни, полжизни проведет под ярчайшими софитами и прожекторами, демонстрируя чудеса стойкости и выдержки. Она, люто ненавидевшая советскую власть, станет самой главной и самой яркой советской звездой.
Однажды мне довелось держать в руках ее письма, адресованные известной журналистке Татьяне Тэсс. Это были личные, хотя и довольно сдержанные послания, выдававшие осторожного, застегнутого на все пуговицы человека. Ничего особо откровенного в них не было. Удивил почерк. Абсолютно мужской. Почти без наклона. Идеально подходящий для резолюций на министерских бланках. Женщины пишут по-другому.