Чужие страдания и тьма непознаваемого: фрагмент сборника эссе «Мужчины учат меня жить» американской писательницы и активистки Ребекки Солнит
На этой неделе в издательстве АСТ выходит книга Ребекки Солнит «Мужчины учат меня жить» в переводе Екатерины Луцкой. Историк, активистка, колумнистка The Guardian, Солнит прославилась на весь мир с эссе «Мужчины учат меня жить», где через конкретный случай вывела понятие «менсплейнинг» — сексисткой манеры объяснять женщинам в упрощенной форме то, что им и так известно. Помимо этого эссе, в этот сборник вошли другие — тексты, посвященные женской истории, любимым героиням и остросоциальным проблемам. Перед нами образец интеллектуальной феминисткой прозы который несомненно будет пользоваться популярностью. Esquire публикует фрагмент эссе, посвященный Вирджинии Вульф и опыту столкновения с необъяснимым.
ОБЪЯТЬ НЕОБЪЯСНИМОЕ
«Будущее лежит во мраке — и это, думаю, лучшее, что может быть с будущим», — так 18 января писала в дневнике почти 33-летняя Вирджиния Вулф. Это были дни, когда Первая мировая война только начинала превращаться в катастрофическую, беспрецедентную бойню длиной в несколько лет. Бельгию оккупировали, весь континент был охвачен войной, многие европейские страны вели захватническую политику в далеких уголках мира, только что открылся Панамский канал, американская экономика была в чудовищном состоянии, итальянское землетрясение только что убило 29 человек, немецкие цеппелины готовились сбросить бомбы на Грейт-Ярмут, впервые в истории атакуя мирное население с воздуха, и всего через несколько недель немцы впервые применили ядовитые газы на Западном фронте. Но Вулф, должно быть, писала не о будущем мира, а о своем собственном.
Менее полугода назад она пережила эпизод безумия и депрессии, увенчавшегося попыткой самоубийства, и за ней все еще приглядывала медсестра. До тех пор ее безумие развивалось практически параллельно войне, но Вулф смогла излечиться, а война только начинала свою кровавую историю длиной почти в четыре года. Будущее лежит во мраке — и это, думаю, лучшее, что может быть с будущим. Невероятное заявление, подразумевающее, что неизвестную потребность не обязательно превращать в известную путем слепого тыканья или проекций мрачных политических или идеологических дискурсов. Это триумф тьмы самой по себе, которая стремится — так я толкую ее «думаю» — не быть уверенной даже в своем собственном утверждении. Большинство людей боятся темноты. Многие дети — в буквальном смысле, а взрослые чаще всего страшатся тьмы неизвестного, невидимого, неощутимого. И все же та ночь, в которой невозможно точно определить и различить вещи, — это та же самая тьма, где предаются любви, где сливаются, меняются, зачаровываются, возбуждаются, засеваются, обладаются, высвобождаются и обновляются сущности.
Начиная писать эту статью, я отрыла книгу Лоренса Гонсалеса о выживании в дикой природе и обнаружила там вот какую фразу: «План — воспоминание о будущем — примеряет на себя реальность, проверяя, сойдется ли». Иначе говоря, когда что-то кажется нам несовместимым, мы часто продолжаем держаться за план, игнорируя предупреждения реальности, и нередко попадаем в беду. Боясь темноты неизведанного, боясь возможности видеть лишь смутные очертания, мы часто предпочитаем темноту закрытых глаз, темноту забвения. «Ученые обнаружили, — продолжает Гонсалес, — что любую информацию человек воспринимает как доказательство своих убеждений. По природе своей мы оптимисты, если понимать оптимизм как убежденность в том, что каким мы видим мир — такой он и есть. А если у нас есть план, то проще простого видеть только то, что мы хотим видеть». Видеть больше — работа писателей и исследователей. Их дело — путешествовать налегке,