Усмешка выжившего
Как устроена Вселенная Воннегута
11ноября исполняется 100 лет со дня рождения Курта Воннегута — американского писателя, автора «Бойни номер пять», «Колыбели для кошки» и еще дюжины романов, которые с равным успехом можно назвать фантастическими, сатирическими и философскими. Воннегут постоянно возвращается в одни и те же места и задает одни и те же вопросы, он настаивает на том, что жизнь бессмысленна, а судьба заранее предопределена — но все это заслуживает лишь грустной усмешки.
Для советского читателя Воннегут — наверное, самый близко знакомый из американских писателей эпохи Холодной войны: его новые романы (в блистательных переводах Риты Райт-Ковалевой) оперативно публиковала «Иностранка», официозная критика хвалила его за симпатии к социалистическим идеям и антивоенный пафос, обычный читатель ценил отточенный юмор и фантастические допущения, на которых строятся воннегутовские романы. Действие его книг происходит в разное время, а иногда на разных планетах, но все они складываются в цельную вселенную, объединенную сквозными персонажами, темами, географическими точками и взглядом на мир. Повторяющиеся локации и проблемы напрямую связаны с событиями биографии самого Воннегута — он пережил раннюю смерть родителей и стал свидетелем жестокой бомбардировки Дрездена.
Мир, каким его видит Воннегут, не зависит от наших надежд и сожалений, и вот как этот мир устроен.
Наука и техника
— Он еще сказал, что наука когда-нибудь откроет основную тайну жизни,— вмешался бармен, потом почесал затылок и нахмурился: — Что-то я читал на днях в газете, будто нашли, в чем секрет, вы не помните?
— Не помню,— пробормотал я.
— А я читала,— сказала Сандра,— позавчера, что ли.
— Ну, и в чем же тайна жизни? — спросил я.
— Забыла,— сказала Сандра.
— Протеин,— заявил бармен,— чего-то они там нашли в этом самом протеине.
— Ага,— сказала Сандра,— верно. («Колыбель для кошки»)
До того как заняться литературой, Воннегут без особого успеха промаялся три года на химфаке Корнеллского университета; позже студенческая газета Cornell Chronicle напишет: «отвращение Воннегута к химии оказалось благом для американской литературы». Старший брат Бернард оказался более удачлив в науках. «Его специальность — что-то сложное, связанное с облаками,— цитирует Воннегута переводчица Рита Райт-Ковалева в эссе „Канарейка в шахте".— Недавно брат очень огорчился, узнав, что этими искусственными облаками во время войны во Вьетнаме вытравляли урожаи на полях».
В текстах Воннегута прописано с полдюжины сценариев гибели человечества — и за массовыми смертями и тотальными разрушениями всегда маячит фигура витающего в облаках гения, этакого Паганеля с сачком, способного прихлопнуть все живое по чистой рассеянности. Кажется, протагонист-ученый в текстах Воннегута всего однажды вспоминает об этическом измерении науки: герой его первого опубликованного рассказа «Эффект Барнхауза», открывший разрушительную энергию «психодинамизма», уговаривает военных применить ее в мирных целях — а после сбегает, чтобы уничтожить силой мысли все мировые запасы оружия.
Для воннегутовской Вселенной это скорее исключение; более типичный пример — доктор Фрэнк Хониккер из «Колыбели для кошки». Один из отцов атомной бомбы, он замкнут в своей страсти к познанию, даже предмет этой страсти ему безразличен — это могут быть черепахи, или расщепление атома, или что угодно еще. «Люди не могли его задеть, потому что людьми он не интересовался». Человечество в «Колыбели» гибнет от изобретенного Хониккером «льда-девять», мгновенно замораживающего все, с чем соприкасаются его кристаллы: супервещество придумано в ответ на сетования некоего генерала, чья техника вязнет в болотах. Узконаправленный ум ковыряется в шестеренках Вселенной, не думая о последствиях,— и при таком подходе они всегда оказываются чудовищны: как говорит Воннегут в интервью журналу Playboy 1973 года, «это закон жизни: если вы открыли что-то, что может быть использовано против людей, оно будет использовано против людей».
Прототип Хониккера — Ирвинг Ленгмюр, нобелевский лауреат по химии, в чьей метеорологической лаборатории работал брат Воннегута. Ленгмюр, занимавшийся физикой плазмы (и предложивший сам термин «плазма» для обозначения четвертого состояния вещества), к 1940-м годам внезапно увлекся управлением погодой. Именно ему принадлежит идея рассеивать облака, разбрасывая над ними сухой лед. Однако самый масштабный его эксперимент — попытка управлять тропическими штормами — проваливается, а после смерти Ленгмюра его лаборатория по заказу военных занимается тем, что вызывает тропические ливни над позициями вьетнамских партизан: что может быть использовано, будет использовано.
В текстах Воннегута неоднократно возникает город Илиум, индустриальный центр общенационального масштаба. В этом населенном пункте можно опознать город Скенектади, штат Нью-Йорк, где Воннегут после войны, как сказали бы сегодня, «занимался коммуникациями» для корпорации General Electric. В Илиуме происходит действие его первого романа «Механическое пианино», и главное зло здесь — уже не оторвавшаяся от жизни наука, а выпущенные на волю технологии, вообще технологический склад ума. По итогам очередной мировой войны, где Америка побеждает благодаря беспилотникам и высокоточным боеприпасам, высшую государственную власть получают инженеры — главные архитекторы победы. Они переводят экономику и повседневную жизнь под управление «искусственного интеллекта» (Воннегут не употребляет именно этот термин, но смысл примерно таков): единый электронный мегамозг контролирует, сколько нужно произвести товаров и как их распределить. Вся карьера, власть и привилегии сосредоточены в руках гигантской корпорации, создающей алгоритмы для ИИ, остальные профессии постепенно заменяет машинный труд, а их обладатели переселяются в депрессивные гетто и живут на «безусловный базовый доход».
Потерявшееся в тени следующих, более сильных и успешных книг, «Пианино» еще в 1952 году довольно достоверно описывает контуры «четвертой промышленной революции» — материализующегося на наших глазах нового мира, которым управляют алгоритмы и большие данные; прямым следствием этого процесса, по Воннегуту, будет социальный взрыв, грозящий уничтожить всю цивилизацию: люди, которых эта цивилизация выкинула на обочину жизни и лишила достоинства, будут пытаться его вернуть, пусть даже ценой крушения комфортабельного мира курьерских доставок и удаленных работ. Там, где революционеры прошлого испытывали ненависть к богатым, бунтари 2.0 будут ненавидеть умных — цифровых визионеров, «умных в определенном и сверху утвержденном направлении». Там, где наука и технологии лишают людей всего человеческого, грозя либо ядерной катастрофой, либо пандемией смертельного вируса, либо — в лучшем случае — статусом винтика гигантской алгоритмической машины, революционной идеологией становится луддизм.
Что до Воннегута-старшего, на закате карьеры с ним случилась история вполне в духе Воннегута-младшего: в 1997 году он был удостоен Шнобелевской премии за статью «Унос цыплят как мера скорости ветра при торнадо».
Богатые и бедные
«История учит нас одному, и только одному: раздавать деньги и вредно и бессмысленно. Бедняки становятся нытиками, оттого что им всего мало, а те, кто раздает деньги, сами становятся неотличимы от этих полунищих нытиков» («Дай вам Бог здоровья, мистер Розуотер»)
Собирательный образ бизнесмена из книг Воннегута похож на карикатуру в журнале «Крокодил»: раздувшийся от собственной важности, абсурдно сорящий деньгами (как правило, полученными по наследству) ничтожный богач. «Малаки Констант спал мертвецким сном пьяницы, лежа в сточном желобе своего плавательного бассейна... Констант был в вечернем костюме: зеленовато-голубые шорты и смокинг из золотой парчи... Ветерок открыл дно бассейна, усеянное битым стеклом, вишневыми косточками, спиральками лимонной кожуры, „почками" пейотля, апельсиновыми дольками, консервированными оливками, маринованным луком. Среди мусора валялся телевизор, шприц и обломки белого рояля».