Соблазнение родиной
Игорь Гулин о своей любви к группе «Любэ»
Для человека, чье детство пришлось на рубеж 1980-х и 1990-х, группа «Любэ» — часть нерасчленимой фактуры времени — как уродливые кожанки, барахолки, разговоры о ГКЧП. Их песни звучат в памяти будто голоса нутряных, дремучих сил, давших о себе знать в перестроечном брожении. Когда слушаешь первые альбомы «Любэ» во взрослом возрасте, поражаешься тому, насколько это измышленная, постмодернистская музыка. Ее принцип — диковатые сочетания: игривый синти-поп и сермяжный блатняк, дурной хард-рок и пронзительный народный напев, солдатский романс и гротескный глэм — восхитительно-бредовый стиль, собранный из несовместимых на первый взгляд элементов.
Странность — не только в звучании. Очевидно, что ранние «Любэ» поют от лица некоей идентичности, сильного «мы». Это «мы» захватывает тебя, но, если пытаться его назвать, оно сразу же ускользает. Кто кричит голосом Николая Расторгуева «Атас, пускай запомнят нынче нас!» — работники органов или бандиты? Сказать невозможно. Так — почти в каждой песне: социальные противоречия стираются в оголтелом угаре. Герои песен «Любэ», уголовники, менты, дворовые гопники, богемные хулиганы, зовутся по-разному, но по сути равны между собой — лихие люди из ледяной пустыни, отогревшиеся и пустившиеся в пляс.
Тем не менее во всем творчестве группы можно найти своего рода метанарратив. Это объединение брутальных маргиналов всех родов в то, что называется «нация». В книге «Воображаемые сообщества», классической работе о формировании нововременных наций, историк Бенедикт Андерсон пишет, что ключевая составляющая любого национального мифа — память о братоубийственной резне, сплавляющей разрозненные этнические и социальные группы в единство. Окрашивая территорию собственной кровью, нация превращает ее в родину. В поздней песне «Любэ» под названием «Русские», странном эксперименте в жанре дарк-фолка, эта мысль звучит с редкой прямотой: «Мир далеко-далеко виден в окошках узких. Русские