Ленин вне Мавзолея
Анна Толстова о том, как и почему современное искусство оживляет образ вождя мирового пролетариата
22 апреля в России не будут всенародно праздновать 150-летие со дня рождения В.И. Ленина, и вовсе не из-за пандемии. Календарь, в котором этот день был красным, давно аннулирован. Однако не для всех Ленин остался в прошлом…
«Зато наши скульпторы — люди богатые. Больше всего они получают за изображение Ленина. Даже трудоемкая борода Карла Маркса оплачивается не так щедро. Памятник Ленину есть в каждом городе. В любом районном центре. Заказы такого рода — неистощимы. Опытный скульптор может вылепить Ленина вслепую. То есть с завязанными глазами». Этот довлатовский анекдот про памятник с двумя кепками — одна на голове, другая в кулаке — напоминает, что не только за изображениями, но и за всеми статьями, монографиями, дипломами и диссертациями на тему «Образ Ленина в искусстве» стояли главным образом два побуждения: либо продвинуться по карьерной лестнице, либо спасти шкуру, оказавшуюся в опасности по самым разным причинам — от неправильного происхождения до опрометчивой шутки в компании бдительных товарищей. Начальная стадия этого словотворческого процесса, когда советские искусствоведы и критики, среди которых были фигуры ранга Якова Тугендхольда, интересовались темой не из прагматических соображений, продлилась весьма недолго, примерно до середины 1920-х, и более или менее совпала с тем временем, когда советский авангард искал революционные образы вождя мировой революции — вроде «Ленинской трибуны» Эля Лисицкого или «Восстания» Климента Редько. Однако борьба с формализмом и торжество конъюнктуры довольно быстро превратили лениниану в набор штампов — и для искусства, и для его истории. Дважды мумифицированный — в Мавзолее и в выхолощенной иконографии — Ленин был куда живее в зарубежном модернизме левой ориентации, начиная с мексиканских муралистов, но этот опасный модернизм, то и дело впадавший в заблуждения троцкизма и формального экспериментаторства, выводил советское искусствознание из зоны комфорта, а современное искусство, изредка обращавшееся к ленинским иконам, и вовсе попадало в зону неразличения. Тем интереснее тема «Образ Ленина в искусстве» сегодня, когда ее, казалось бы, совершенно освободили от идеологических нагрузок. Оглядываясь на столетие канонизации и деканонизации Ленина в искусстве, нетрудно заметить, что оно распадается на два периода: период серьезности и период иронии. Как говорил Станислав Ежи Лец, иногда ирония должна восстановить то, что разрушил пафос.
Йорг Иммендорф. «Портреты классиков», 1975
Те из немецких художников, кому удалось бежать из ГДР в ФРГ, не избежали темы соцреалистической травмы и ее преодоления: Герхард Рихтер начал свою карьеру на Западе под ироническим брендом «капиталистического реализма», Георг Базелиц на старости лет разразился огромной серией «Русских картин», в которой был и ремейк герасимовского «Ленина на трибуне», только написанный издевательской пуантелью и, по базелицовскому обыкновению, перевернутый вверх ногами. Йоргу Иммендорфу бежать с Востока не приходилось, и в Дюссельдорфской академии у Йозефа Бойса его никто не истязал премудростями соцреализма, но, как убежденный маоист, коммунист и пацифист (по крайней мере, в молодости), он последовательно, хоть и критически, обращался к искусству левого фланга. В «Портретах классиков» процитирована известная пропагандистская икона с головами Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, но рядом с ним живописец-политпровокатор помещает голову Хрущева, разоблачителя культа личности; лики теоретиков и практиков коммунизма с Лениным в смысловом центре композиции парят над Дюссельдорфом, а в небесах над ними парят серпы и молоты, причем тот, что оказывается на ночной половине небосклона, приобретает некоторое сходство со свастикой.
Вагрич Бахчанян. «Лолита. Проект обложки для книги», 1975–1978
Афоризмы Вагрича Бахчаняна, концептуалиста-самоучки, друга Эдуарда Лимонова и сотрудника «Литературной газеты», мгновенно растворялись в городском фольклоре — сегодня только филологи и искусствоведы скажут, что у якобы народного «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью» имелся автор. Афористическая манера была свойственна Бахчаняну-художнику в той же степени, что и Бахчаняну-литератору: одной лишь подписью «Лолита» к кажущемуся хрестоматийным образу «самого человечного человека» с девочкой на руках он подводит черту под темой «Ленин и дети», которой были изнасилованы и советская литература, и советский читатель.
Art & Language. Из серии «Портрет В.И. Ленина в стиле Джексона Поллока», 1979–1980
В профиль, в три четверти, в кепке, без кепки — постепенно, как в тесте Роршаха, из месива красочных брызг начинают проступать знакомые каждому советскому, да и не только советскому, человеку черты. Комический эффект, возникающий из невозможного сочетания двух идеологем, общего места советской изопропаганды и эмблемы западной свободы творчества, был рассчитан на зрителей с обеих сторон железного занавеса — и тех, кому внушали, что дриппинг Джексона Поллока свидетельствует о кризисе буржуазной культуры Запада, и тех, кто в соответствии со знаменитой статьей «Авангард и китч», написанной будущим апологетом нью-йоркской школы и крестоносцем формализма Клементом Гринбергом, видел в советском изобразительном искусстве примитивный набор пропагандистских клише. На протяжении 1979–1980 годов британские концептуалисты из Art & Language написали 13 портретов Ильича в манере Джека Орошителя (Jack The Dripper), как прозвали Поллока насмешливые журналисты. К этому времени в группе осталось три человека: художники Майкл Болдуин и Мел Рамсден и искусствовед Чарльз Харрисон — ему-то и принадлежала идея гибрида, высмеивающего культурно-идеологические баталии Холодной войны. Впрочем, помимо лежащих на поверхности, в серии были и другие смыслы: английские юмористы заставили Поллока, посмертно превратившегося в главного героя художественного рынка, писать портреты главного борца с всевластием мирового капитала.
Александр Косолапов. «Ленин Coca-Cola», 1980
Ленин появляется в искусстве Александра Косолапова гораздо чаще, чем у других мастеров соц-арта, и это естественно для художника, чей творческий принцип — жонглировать самыми ходовыми, затасканными словами и образами: рекламными слоганами и партийными лозунгами, логотипами транснациональных компаний и иконами масскульта. Вершиной косолаповской ленинианы стал плакат «Ленин Coca-Cola» — ответ британским остроумцам из Art & Language, переводящий дискуссию на язык поп-арта: голова Ильича, словно бы сошедшая с пионерского значка, призывала пролетариев всех стран употреблять кока-колу, повторяя за рекламой начала 1970-х, что это — настоящая вещь, а кумачовый фон, равно близкий советской наглядной агитации и фирменному стилю компании, служил общим знаменателем для слова и изображения. «Ленин Coca-Cola» возник в 1980-м, уже после эмиграции москвича Косолапова в Нью-Йорк, и именно там пал жертвой цензуры, но не коммунистической, а капиталистической: растиражированный в открытках, шелкографиях и постерах, он попался на глаза представителям Coca-Cola, компания принялась судиться с художником из-за незаконного использования логотипа, и в итоге нью-йоркскому Public Art Fund пришлось отказаться от проекта билборда «Ленин Coca-Cola» на Таймс-сквер.
Леонид Соков. «Встреча двух скульптур», 1987
