Темный язык времени
В
ремя говорит невнятно. Время молчаливо, и понять, что такое время, так же трудно, как представить себе вечность, то есть отсутствие времени. Впрочем, возможны варианты.
«Нам вот все представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки, и вот и вся вечность», – говорит Свидригайлов Родиону Романовичу Раскольникову, и тот почему-то возмущается. А между тем картинка неожиданная. Вполне себе временное и бытовое оказывается онтологическим и вневременным.
***
Наука любит число, гуманитарное знание предпочитает слово и образ. Время – одна из самых благодатных фундаментальных категорий для гуманитарных спекуляций. Почти такая же, как вечность и Бог.
Разница только в том, что Бога наука не изучает, к вечности равнодушна (поскольку хватает бесконечности), а вот на время покушается.
Что такое время, не знает никто, но вместе с тем знают все. По крайней мере, о нем свидетельствует весь окружающий мир. Вращаются небесный свод, Луна вокруг Земли, Земля вокруг Солнца. Ночь следует за днем, за летом осень, прилив за отливом. Все течет, все изменяется, как сказал Гераклит, и в одну реку нельзя войти дважды. Сущность времени это, правда, нисколько не проясняет, но указывает на знаки времени.
Но вот другой греческий мудрец, Парменид, говорил, что, напротив того, никакого движения нет. Есть единое Бытие, спокойное и совершенное, как шар. То есть форму шара и имеющее. Бытие не знает ни прошлого, ни будущего. Одно лишь настоящее. Так, во всяком случае, говорит нам разум, который, собственно, бытие и есть. Об изменчивости же говорят чувства, которым верить нельзя.
В общем, логика понятная: нет движения – нет времени.
Последователь Парменида Зенон Элейский проиллюстрировал это в своих знаменитых апориях. Вот летит стрела. Давайте будем сокращать промежутки времени ее полета. В конце концов, в какой-то ничтожно малый промежуток стрела вообще ничего не пролетит, то есть будет покоиться. Время умалилось до нуля, и движение пропало. Все просто.
Хотя проблемы остаются. Как быть, скажем, с увядающим цветком, который и так никуда не движется, но воздействие времени наглядно демонстрирует?
Разобраться со всеми этими проблемами покоя, движения изменчивости попытался Платон. У него, во-первых, есть надмирное, вечное, неподвижное Единое (то есть, по сути, парменидовское Бытие). Во-вторых, сотворенные вместе космос и время: «Время возникло вместе с небом, дабы, одновременно рожденные, они и распались бы одновременно, если наступит для них распад» («Тимей»). И в-третьих, наш тленный изменчивый мир.
Космическое время, по Платону, абсолютно, это движущееся подобие вечности. Собственно, круговое движение небесного свода и есть время. «Главной мерой движения является время обращения небесной сферы», – писал Аристотель. Время движется по кругу, так оно воспринималось в Античности. Почему – замечательно объяснил все тот же Аристотель: «Равномерное круговое движение является мерой по преимуществу, так как число его является самым известным. Ни качественное изменение, ни рост, ни возникновение не равномерны, а только перемещение. Оттого время и кажется движением сферы, что этим движением измеряются прочие движения и время измеряется им же».