Эдуард Веркин: Литературе не особо требуется спасение
Одна из самых обсуждаемых новинок года, попавшая в лонг-лист премии «Ясная Поляна» и шортлист «Большой книги» – «Сорока на виселице» Эдуарда Веркина. 500-страничный роман-головоломка в научно-фантастическом сеттинге, напоминающем миры братьев Стругацких и Станислава Лема, – не такое уж далекое будущее, где все базовые проблемы решены, нет войн, бедности, космические корабли бороздят просторы Вселенной и заселяют другие звездные системы. Одна беда – человечество уперлось в очевидный экзистенциальный тупик.
Вдруг на одной далекой планете созывается первое за столетие заседание Большого Жюри – коллегиального органа, который принимает важнейшие решения, обязательные для всего человечества и не подлежащие пересмотру. Повестка встречи держится в тайне. Главный герой книги – простой парень Ян, который неожиданно получает приглашение стать участником Жюри, хотя он не светило науки, не философ и не звездный первооткрыватель и вообще не знаменитость, а спасатель, который присматривает за туристами-походниками в заповеднике на Земле.
Книга уже разошлась тиражом в 7000 экземпляров. Это третий «взрослый» роман писателя – после «Острова Сахалин» (2018 г., тираж – 18 500 экземпляров) и двухтомника «снарк снарк» (2022 г., 13 000 экземпляров). Ранее Веркин писал преимущественно прозу для подростков: от хорроров из серии «Страшилки» до фантастики в духе Кира Булычева «Звездолет с перебитым крылом». Большой успех имел и его детский исторический роман про Великую Отечественную «Облачный полк» (2012) – книга была отмечена премиями Крапивина, Белкина, Бажова и номинацией «Ясной Поляны».
В интервью «Ведомостям» Эдуард Веркин рассуждает, чем young adult отличается от подростковой литературы и что общего между наукой, религией и поэзией, а также рассказывает, как пионерские страшилки привели его в литературу.
«Дальше будет интереснее»
– Во время чтения романа «Сорока на виселице» в голову приходит масса ассоциаций – «Улитка на склоне» Стругацких, «Солярис» Лема. Наверное, «Волшебная гора» Томаса Манна. Вам что-то из этого близко самому?
– Из перечисленного – «Солярис». «Волшебная гора» похожа внешне, но на нее много что похоже. «Улитка на склоне», по-моему, не похожа вовсе – по выходу на проблему гораздо ближе «Волны гасят ветер». По сюжету, как всякий роман-катастрофа, – «Далекая Радуга».
Влияние Стругацких и Лема бессмысленно отрицать – я, как и многие, любил фантастику в детстве, читал ее при всякой возможности. Стругацких прочитал в больнице, на каникулах после четвертого или пятого класса, – [повесть] «Парень из преисподней». До этого я читал много фантастики, но это было нечто иное, впервые я почувствовал, как стирается стена между текстом и читателем. Одно из самых мощных читательских впечатлений.
Когда познакомился с Лемом, точно не помню – кажется, в начале средней школы по совету других малолетних любителей чтения. «Солярис» проходил по категории «ужасы», и я приступал к нему с опаской. Текст полностью оправдал рекомендации, ужасная часть изрядно затмила научно-фантастическую. По-настоящему прочитал позже, но первые впечатления остались весьма характерные.
– Есть известная цитата Артура Кларка о том, что развитую науку не отличить от магии. Изобретенная вами наука «синхронная физика», вокруг которой ломают копья персонажи вашего романа, очень похожа и на религию, и на поэзию. Эти рифмы вам явно приходили в голову, пока вы писали.
– Да, конечно, приходили. Но любая наука на высших своих этажах имеет признаки поэзии и религии. Большинство людей (и я в их числе) не могут даже вообразить архитектуру процессора их компьютера или телефона, представить концентрацию человеческого гения и усилий на один квадратный миллиметр этого устройства. Это ли не магия? Мы верим ученым, что там миллиард транзисторов и бегает электричество, – самостоятельно убедиться в этом чрезвычайно сложно. А теперь эти камни и искры уже могут компилировать стихи... Цитата Кларка – давно реальность. Дальше будет интереснее.
– Кроме того, думаю, сходства объясняются еще и тем, что ваша синхронистика, как и религия, и литература, в сущности, движимы одной и той же целью – придать смысл человеческому существованию.
– Синхронистика возникла вполне с прикладными целями, но масштаб задач привнес некие иные смыслы. Или смыслы подстерегали синхронистов на пыльных тропинках... Теперь трудно разобраться: сами синхронисты путаются, что им надо – то ли мгновенные перемещения, то ли ответы на главные вопросы.
– Помните, из какой идеи или, может быть, клубка ощущений пророс замысел «Сороки на виселице»?
– Мне предложили написать рассказы для разных сборников – так придумались «Холодный нос», «Физики» и «Девушка с жемчужной сережкой». Неожиданно в них начал проступать мир будущего, в котором ученые пытаются решить проблему мгновенных перемещений и сталкиваются с многочисленными побочными явлениями этих изысканий. Тема была богатая – так и появилась идея сочинить светлую книгу о пионерах науки. Поскольку антиутопий и постапокалипсисов к этому времени я уже сочинил немало, закономерно было перенести действие в утопию.
Читать про размеренное сияние гармонии не очень интересно, значит, внутри утопии зреют противоречия – будетляне сталкиваются с проблемами, не все довольны существующим положением. И это проблемы не только завтрашнего дня – некоторые из них волнуют ученых уже сегодня. Например, ограниченность и замедление прогресса. Или одиночество человека во Вселенной. Или страх перед искусственным интеллектом.
– Картина Брейгеля – которая дала название книге и частично воспроизведена на обложке – как «скрепляющий» образ появилась сразу?
– Картина «Сорока на виселице» появляется в рассказе «Крылья» (вошел в межавторскую антологию 2022 г. «Новое будущее». – «Ведомости»), т. е. задолго до написания романа. Изначально она возникает в тексте технически – как иллюстрация невозможной фигуры, там же, в «Крыльях», появляется идея о неправильно выбранной дороге. Остальным образ оброс уже по мере сочинения книги.
«Ветры великанской зимы дуют, это трудно не заметить»
– Как долго писалась «Сорока на виселице»?
– Два года.
– Это дольше, чем «Остров Сахалин» и «снарк снарк», например?
– «Снарк снарк» сочинялся почти четыре, если не считать год, потраченный на первый забракованный вариант. «Остров Сахалин» получился с третьего подхода. Точно не могу назвать потраченное время: последний вариант, пожалуй, год, а первые два – не помню уже. «Сорока» – мучительный для автора текст. Мне больше нравится работать в стиле «снарка», создавая слегка искаженную реальность, которая постепенно сливается с подлинной. «Сорока» – текст взвешенный, при работе с таким приходится держать в уме выстраиваемую равновесную систему, это довольно утомительно.