TatlerСтиль жизни

Между нами

Мамон­те­нок ищет маму

История о том, как ад­во­кат Добро­вин­ский чи­тал сле­ды кли­ент­ско­го промискуитета.

Александр Добровинский

Адвокат, гро­за од­них, спа­си­тель дру­гих, кол­лек­ци­о­нер, гур­ман, дам­ский угод­ник. А с на­шей лег­кой руки еще и писатель.

— Он ни­че­го не го­во­рит и толь­ко ссы­ла­ет­ся на мно­гих об­щих зна­ко­мых. Я все во­про­сы, ка­кие мог­ла, за­да­ла: «Развод? Дети? Наслед­ство? Уголов­ное дело? Арбит­раж? Вымога­тель­ство? Мошен­ни­че­ство?» Молчит. Только по­ску­ли­ва­ет в труб­ку. Говорит, в лю­бое вре­мя и за лю­бые день­ги. Я на­зва­ла «лю­бые день­ги» для про­вер­ки. То есть взя­ла сто­и­мость ва­шей обыч­ной кон­суль­та­ции и умно­жи­ла на че­ты­ре. Он на­чал так виз­жать, я подумала…

— А как его зовут?

— Яков Семено­вич Либерман.

— Теперь по­нят­но, что виз­жал. Дальше что?

— Через ка­кое-то вре­мя со­гла­сил­ся на по­ло­ви­ну двой­но­го тарифа.

— Если че­ло­век с та­кой фа­ми­ли­ей со­гла­сил­ся на наши цены, то ему дей­стви­тель­но очень, очень пло­хо. Перене­си мой ма­ни­кюр на зав­тра, и пусть бу­дет в офи­се че­рез два часа.
Селек­тор с Оксаной разъединился.

Лысый оч­ка­рик бо­яз­ли­во по­тел, сидя на­про­тив меня. У него тряс­лись руки и губы. Осталь­ное было скры­то до­ро­гим ко­стю­мом. Пять ми­нут на­зад он по­ло­жил пе­ре­до мной эту, по его сло­вам, «об­со­сан­ную бу­маж­ку» и за­мол­чал. В пол­ной ти­ши­не были слыш­ны толь­ко лишь уда­ры его зу­бов о край ко­фей­ной чашки.

— И? — Я та­ких ви­дел в сво­ей жиз­ни мно­го. По ра­бо­те и в свя­зи с лич­ны­ми спец­пред­ло­же­ни­я­ми. — Вы при­шли, что­бы я вам сде­лал УЗИ?

— Вы ви­ди­те там две по­лос­ки? Это беременность!

— Да. Вас надо поздравить?

— Не из­де­вай­тесь. Я с утра схо­жу с ума, а вы из­де­ва­е­тесь. Вы что, про­фес­си­о­наль­ный издеватель?

— Тогда рас­ска­жи­те тол­ком. Кто бе­ре­мен­ный и чем я могу вам помочь?

— Если б я знал, кто бе­ре­мен­ный, я бы не при­шел, — вздох­нул Яков Семено­вич. — Я по­лу­чил се­го­дня кон­верт с этой шту­кой. Там ле­жал толь­ко тест. И боль­ше ни­че­го. Вы зна­е­те, кто это при­слал? И я не знаю кто. Но у меня есть подозрения…

— Прогресс в ва­ших мыс­лях уже радует…

— Это мо­жет быть от жены. Раз. Но мо­жет быть и не от жены.

— Это два?

— Секре­тарь-ас­си­стент­ка. Девуш­ка с ха­рак­те­ром. И у нее на меня, по-мо­е­му, виды. Но если что — мо­жет вы­тво­рить та­кое… А зна­ет во­об­ще все.

— Но от ви­дов не беременеют…

— Правда? Как вы уга­да­ли? Я не зря при­шел. Есть еще мо­ло­дая, но за­муж­няя жена бед­но­го пле­мян­ни­ка. И са­мое страш­ное… У нас идет уго­лов­ное дело, до­воль­но не­при­ят­ное, хотя я ду­маю, мы спра­вим­ся. Так вот, сле­до­ва­тель Следствен­но­го комитета…

— Он или она?

— Александр Андреевич!

— Извини­те, вы­рва­лось. Просто мно­го ра­бо­таю с шоу-биз­не­с­ом. Какая у вас на­сы­щен­ная жизнь, Яков Семено­вич! Так чем я могу вам помочь?

— Я дол­жен узнать, кто это при­слал. Понима­е­те? Должен! Жена? Да, мог­ла. Она с Одессы, там у них и не та­кие шут­ки про­хо­дят. И ре­бен­ка вто­ро­го мы дав­но хо­тим. Ассистент­ка тоже мог­ла. И те­перь смот­рит за моей ре­ак­ци­ей. Я ей го­во­рил, что меч­таю о сыне. Жена пле­мян­ни­ка — это во­об­ще ужас! Племян­ник — на­сто­я­щий бан­дит. Хорошо, если про­сто бу­дет бить, так еще и ра­зо­рить мо­жет. А вдруг это сле­до­ва­тель СК? Брррр… Я ей ска­зал, что раз­во­жусь, ляп­нул толь­ко для того, что­бы за­мять дело. Но эта… Эта, если что, меня точ­но посадит.

— С та­кой ак­тив­ной раз­да­чей био­ма­те­ри­а­ла вы долж­ны по­лу­чить знак по­че­та и ува­же­ния как за­слу­жен­ный до­нор России. Но все-таки, что я могу для вас сде­лать? Вы уже все сде­ла­ли сами.

— Александр Андре­евич, не надо, вот не надо сей­час… Мне и так боль­но. Что я хочу? Я хочу, я про­шу, что­бы вы обо­шли всех их и узна­ли, кто по­слал эту двух­по­лос­ную штуч­ку. Это же не труд­но? Вы же по­ни­ма­е­те, что я сам не смо­гу. Ну с ка­ким ли­цом я при­ду, на­при­мер, к жене и спро­шу: «Это от тебя?» А к сле­до­ва­те­лю по осо­бо важ­ным де­лам? Есть боль­шая ве­ро­ят­ность, что этот во­прос не бу­дет меня ин­те­ре­со­вать лет так де­сять-две­на­дцать. Соглашайтесь!

Понимая, с кем при­хо­дит­ся иметь дело, я сра­зу пре­ду­пре­дил, что вре­мя, не­об­хо­ди­мое для об­суж­де­ния цены, тоже счи­та­ет­ся за час кон­суль­та­ции. В его по­ло­же­нии я бы не тор­го­вал­ся. Но он на­чал. В де­вять ве­че­ра бу­ду­щий папа по­зво­нил мне со­об­щить, что я ан­ти­се­мит и рас­цен­ки мои тоже ан­ти­се­мит­ские. В де­вять трид­цать, то есть сле­ду­ю­щим звон­ком, Яша до­ба­вил, что дела идут пло­хо и на ули­це кри­зис. Я его пе­ре­бил, ска­зав, что вре­мя в те­ле­фон­ных звон­ках идет как кон­суль­та­ция, но по двой­но­му та­ри­фу. Либер­ман на­чал го­во­рить ско­ро­го­вор­кой. Я до­ба­вил, что по­сле два­дца­ти од­но­го ноль-ноль на­чис­ля­ет­ся еще пять­де­сят про­цен­тов та­ри­фа за вне­уроч­ное бес­по­кой­ство. Через час он по­зво­нил сно­ва, крик­нул в труб­ку: «Согла­сен!» — и мо­мен­таль­но разъ­еди­нил­ся. Я на­брал но­мер або­нен­та. Спокой­ным го­ло­сом Яков Семено­вич ска­зал: «Теперь мо­жем об­сто­я­тель­но по­го­во­рить, так как это вы мне зво­ни­те. Вы по ка­ко­му вопросу?»