Сергей Инге-Вечтомов
Выдающийся генетик, академик РАН, профессор и доктор биологических наук провел в осажденном городе все 900 дней блокады — о своих воспоминаниях и актуальных проблемах науки он рассказал солистке группы IOWA Екатерине Иванчиковой
Ваши родители были поэтами. Стихи Елены Вечтомовой, как и Ольги Берггольц, читали по радио в осажденном Ленинграде, а поэма Юрия Инге «Война началась» прозвучала через несколько часов после ее начала. Неужели ваш отец так быстро ее написал?
Интуиция была! Он трезво ко многому относился. Давайте будем откровенны: тогда столкнулись два извращения социализма, немецкого и советского. Чем это закончится, можно было предположить — отец понимал, что война неизбежна, и создал поэму заранее. Он сразу пошел на фронт и погиб в августе 1941‑го во время Таллинской операции, а мы с матерью остались в Ленинграде — все девятьсот дней я провел здесь. Жили мы на канале Грибоедова, 9, в доме с «писательской надстройкой»: два мансардных этажа, возведенных в 1930-е для Зощенко, Заболоцкого, Каверина и других литераторов, в шутку называли «недоскребом». Однажды, когда мать была на работе, пришло известие, что в наш дом попал снаряд. Ее успокаивают: вы-то не волнуйтесь, он не в надстройку прилетел, а во второй этаж! Но мы как раз на втором этаже и жили. Снаряд угодил в соседнюю квартиру, не разорвался и лежал на кровати — сосед пришел домой, а у него такая картинка. (Смеется.)
Страшно было?
Сопляк был, не понимал, что происходит. Взрослые больше боялись. Мое главное воспоминание о блокаде — как прекрасен город! Несмотря на затемнение, на все трудности, на трупы, лежавшие на улицах, — в трагической обстановке красивое воспринимается гораздо острее.