Петр Авен и его каталоги
В шутку он часто называет себя «многокультурным человеком». Диапазон интересов Петра Авена впечатляет. Новый проект миллиардера, который он задумал вместе со своими партнерами по бизнесу, – фестиваль классической музыки «Рига–Юрмала» – обещает стать одним из самых масштабных.
Больше всего на свете он любит расставлять книги на полках у себя дома. Книг много, стеллажей тоже. Да и домов у него не один, а как минимум три: на Рублевке под Москвой (бывшая дача Алексея Толстого), в местечке между Мадоной и Яунпиебалгой в Латвии и в Англии в графстве Суррей. Так что за этим приятным занятием Петр Олегович Авен мог бы с легкостью провести все оставшиеся годы. Дай Бог ему здоровья!
И если он этого не делает, то только потому, что по-прежнему остается председателем совета директоров крупнейшей в стране банковской группы «Альфа-банк», а по совместительству занимает еще несколько руководящих постов. К тому же он активный филантроп, благотворитель, профессор Высшей школы экономики, член совета попечителей ГМИИ им. А. С. Пушкина и т. д. Перечислять все проекты, где в первых строках присутствует его фамилия, можно долго. И этому он обязан не только своей фамилии, начинающейся с первой буквы алфавита, но и тому реальному вкладу, который стоит за каждой строкой в его длинном послужном списке. Фамилия «Авен» латышская. Тогда уже точнее – Авенс. Правда, за долгие годы жизни в Советском Союзе буква «с» была утрачена за ненадобностью или из нежелания подчеркивать латышскую родословную. Тем не менее в 1990 году перед тем, как Латвия отделилась от России и обрела свою независимость, Петр Олегович вместе с отцом впервые отправился на родину предков. Сейчас даже трудно объяснить, зачем им это было надо. Почему, например, паломничество нельзя было совершить раньше, когда Латвия еще не стремилась к выходу из состава СССР? И никто их там не ждал, не звал и не хотел. Более того, первая встреча с родней получилась довольно прохладной. Дело в том, что тогда латвийский Сейм как раз должен был принять закон о реституции, по которому Авенам переходило 30 гектаров земель, национализированных советской властью. Латышские родственники резонно опасались, что гости из Москвы объявились не просто так. И только когда отец Авена четко оговорил, что они с сыном ни на какую собственность не претендуют, все немного расслабились и стали готовы к родственному общению.
«На самом деле это невероятное ощущение, когда сидишь за одним столом с людьми, которых никогда не знал, но с которыми кровно связан. Мы захватили с собой фотографию, на которой мой отец еще на руках у своей мамы, моей бабушки. И точно такую же фотографию мы нашли у нашей латышской родни. А потом обнаружилось множество других документов, по которым стало возможным проследить историю семьи аж до XVIII века. Дальше уже тьма. Авены – люди простого сословия, не дворяне, поэтому записи сохранились только в церковных книгах. Но там все есть: и крестины, и свадьбы, и похороны. Меня всегда интересовала история, то, как она влияет на судьбы людей, как меняет их. И судьба моего расстрелянного деда, бывшего латышского стрелка, когда-то охранявшего Кремль и Ленина, для меня символ того, что история способна сделать с человеческой жизнью. Думаю, именно поэтому много позже я занялся книгой о Борисе Березовском. Во мне живет эта потребность систематизировать и собрать все имеющиеся свидетельства об эпохе 1990-х годов и тех переменах, которые тогда происходили».
Чтобы закрыть тему родственников, стоит добавить, что через какое-то время Петр Олегович повторит свой семейный блицкриг уже в Америке, в Нью-Джерси, когда соберет на ужин 60 человек родни по еврейской линии. Все это были потомки сестер его еврейской бабушки Софьи Самойловны (подлинное имя Шейла-Белла Шмуэлевна), отсидевшей по тюрьмам и ссылкам в общей сложности 19 лет, но оставшейся до последнего вздоха пламенной коммунисткой. Как выяснилось, четыре ее сестры вовремя уехали в Америку, избежав грядущих ужасов советской жизни. Но многие из их потомков даже не видели друг друга, пока всех не собрал москвич Петр Авен.