Интеллигенция и революция
Сказка Юрия Олеши о революции почти век спустя взорвалась новыми смыслами на сцене БДТ
Как вы это делаете? Снимаете кино, ставите спектакли, пишете книги? Художников любят спрашивать про так называемую природу творчества. Художники не любят отвечать. Потому что кухня, все дела, «посторонним вход…». Андрей Могучий, правда, в одном из своих немногочисленных интервью ответил, что ставить «Трех толстяков» решил, когда в воображении увидел картинку: через зрительный зал БДТ идет канатоходец. Я никогда не смогу объяснить своей маме, что канатоходец, идущий через зал БДТ (даже так: идущий через зал БДТ в голове режиссера), – достаточный повод для спектакля. Мама не поймет. Писатель Юрий Олеша режиссера Могучего точно бы понял. Он тоже думал картинками. Которые потом переводил на бумагу. Никогда не знал, о чем напишет.
Начинал в пустоте, в изоляции мысли. Писал как дурак. Куда рука пойдет. Говорил, что творчество – акт физиологический.
Перестать быть интеллигентом
На литературной карте 1920-х годов «Три толстяка», первая книга молодого писателя, – чудо, открытие: содержательное, языковое, стилистическое. Сказку про революцию, адресованную самым маленьким, Олеша пишет так, что читать про это не страшно. Страшно было в шесть лет. Мальчик Юра слово «революция» еще не знал, а то, что происходило в родном городе, когда броненосец «Потемкин» встал на рейд в Одессе, называлось просто: «беспорядки», бунт против царя. Мальчик Юра боялся выстрелов, «Потемкина», а еще больше – «злых людей», матросов, потому что те «вроде разбойников, хотят всех поубивать, ограбить пожалуй, хуже всего придется детям, которых эти разбойники особенно ненавидят».
В детстве с нами происходят главные события, определяющие жизнь. Можно их вовсе не помнить, они и без нас ее, жизнь, определят.
Образ революции, найденный двадцатилетним Олешей, романтический, читать про нее не страшно.
В «Трех толстяках» главный герой – доктор Гаспар – смотрит на спасающихся от выстрелов людей, но видит не их смерть, а «картинку волшебного фонаря». У него на глазах бомбы разрываются «как кусочки ваты», пламя вспыхивает, как «толпа солнечных зайчиков», раненые и убитые падают на зеленую траву как «разноцветные лоскутки». Мир «Трех толстяков» цветной, избыточный, пестрый, театральный. И – неживой. Юрий Олеша пишет натюрморт, декорацию. Живопись слова в «Толстяках» побеждает сюжет, становится важнее смысла. Красота слова превращается в содержание. Персонажи Олеши не разговаривают, как мы с вами, в простоте, они поют, выступают, декларируют – идеи и метафоры. Поэтизируют жизнь, прячутся за метафору, упиваются своим талантом называть вещи как-то иначе, не как все.
Книги Олеши менялись вместе с ним, а он рефлексировал на страну. В «Трех толстяках» интеллигенция в лице доктора Гаспара переходила на сторону революции и, уже за кадром, наравне с революционерами строила новый, свободный от угнетателей мир. Официальная критика насчет книги высказалась жестко: «призыва к борьбе, труду, героического примера дети Страны Советов здесь не найдут».
