Чуковский. Версия для взрослых
Юбилейный, 100-й сезон в Театре Ермоловой откроется 19 сентября премьерой «Чуковского» – спектакля в необычном жанре «сказки для взрослых», где любимый детский писатель окажется трагическим персонажем Серебряного века. Он переводил Уитмена, воспитывал Маяковского, хоронил собственных детей, читал лекции, чтобы хватило на дрова и суп из голов селедок, – и бесконечно работал. О самом тиражируемом и самом недооцененном русском литераторе «Сноб» поговорил с автором и режиссером спектакля Саввой Савельевым.
Неизбежный первый вопрос: помните ли вы, как познакомились со сказками Чуковского?
Нет. Можно вспомнить, когда прочел «Вишневый сад» или «Преступление и наказание», а вот строчки Чуковского с нами как будто всю жизнь – с молоком матери, с самого раннего-раннего детства. Если разбудить русскоговорящего человека посреди ночи, часа так в три, и сказать: «Ехали медведи…», то он тут же продолжит: «...на велосипеде». Поэтому я просто помню книжку с прекрасными иллюстрациями Конашевича: все эти гигантские бабочки, которые море тушат, и крокодил, который барбоса сжирает и у него из пасти хвост собачий торчит… Надо сказать, что Чуковский привил мне (и, наверное, многим другим) веру в какой-то сюр, который присутствует в нашей жизни, веру в силу абсурда привнес. Например, историки кинематографа и литературы долго выясняли, что было первым – Кинг-Конг, который тащит блондинку на вершину Empire State Building, или чуковская «Дикая Горилла», которая «Лялю утащила» и «Выше, выше, выше, / Вот она на крыше». В какой-то степени Чуковский предвосхитил Кинг-Конга и снабдил Голливуд яркими и запоминающимися образами. Поэтому Чуковского вокруг нас много, и как он появился в нашей жизни, мы не помним. Наверное, это прекрасно.
Вы наверняка помните, когда впервые заинтересовались личностью человека, который все это придумал.
Мне уже было за 30, когда я начал изучать, что же собой представляет Николай Корнейчуков. Наш спектакль в том числе про то, как человек становится заложником клишированного представления о себе, дальше которого большинство людей идти не хочет. Всем кажется: «Ну что, мы не знаем, кто такой сказочник Корней Иванович Чуковский, который был добрым и веселым, с детьми водил хоровод вокруг костра в Переделкине?» За этим фасадом скрывается долгая и очень насыщенная, а местами трагичная жизнь человека. И факты, которые начали мне открываться, конечно, удивляют, восхищают, страшат местами. Мне захотелось поделиться этими не общеизвестными (хотя и общедоступными) фактами, поэтому сначала появилась пьеса «Чуковский», и вот из нее потихонечку вырастает спектакль.
Что ужаснуло вас больше всего в его биографии?
Утрата детей – наверное, самое больное, что Чуковский пережил. Но помимо семейной драмы, повторюсь, трагедия – быть заложником того образа, который тебе приписан и навязан. Жить внутри образа и при этом заниматься литературой, переводами, серьезными исследованиями творчества Чехова, Некрасова – и быть в этом качестве невостребованным. Для человека его профессии это, конечно, удар.
Когда-то ты написал несколько сказок. Кроме этих сказок людям от тебя ничего не нужно, а ты можешь еще что-то, и ты что-то делаешь, живешь этими темами – взрослыми, большими, серьезными… Но это никому не интересно, кроме тебя самого.
Его это не останавливало…
Надо отдать должное Корнею Ивановичу, он остался верен себе. Можно только восхищаться его трудолюбием: Чуковский всю жизнь страдал бессонницей, просыпался в пять утра, садился за письменный стол и начинал работать. Семья должна была ходить на цыпочках, чтобы его не беспокоить. У человека было счастье, ведь он знал, что дает ему силы и для чего он живет.