Закончилась ли наша гражданская война

10 лет «Русскому репортеру»: главные темы страны

В начале сентября 2007 года вышел первый федеральный выпуск журнала «Русский репортер». Россия изменилась: в 2007-м страну сотрясли несколько крупных терактов, армия еще болела дедовщиной, только-только началось сокращение казенного сиротства, только ожидался рост рождаемости, Россия выиграла право на проведение Олимпиады в Сочи, вышел фильм Лунгина «Остров», Доктор Лиза организовала фонд «Справедливая помощь», а Владимир Путин произнес знаменитую речь в Мюнхене. «РР» создавался для свободных людей, чтобы «строить нацию», то есть дать голос обществу, сделать его не слабее государства и бизнеса. Что у нас и у страны получилось, а что нет?

Текст: Виталий Лейбин

— Младший с десяти лет летает со мной в хоспис. Сидит дома с няней и ждет, когда я приду и мы пойдем погулять. Однажды он мне сказал: «Знаешь, мама, когда ты умрешь, я не буду писать на твоей могиле «Глинка Елизавета Петровна», потому что тогда будут приходить все больные и их родственники. Я напишу «мама» и тогда буду приходить только я».

«РР» сделал суть ли не первый большой очерк о выдающимся филантропе докторе Лизе, Елизавете Глинке, в 2007 году. Тогда она только что вернулась из Киева, и начала создавать фонд «Справедливая помощь», который помог множеству людей, в  первую очередь — детям.

Елизавета Глинка погибла в декабре 2016 года на Новодевичьем кладбище, и еще тогда я вспомнил этот кусок нашего материала. Мы виделись с ней в Донецке примерно за неделю до гибели, она была как всегда по-деловому пряма и активна — обсуждали, как вытащить из тюрьмы несправедливо задержанного донецкого благотворителя (это удалось).

Такие тексты как статья Анны Рудницкой о докторе Лизе сделали имя «РР», наш точный замысел. Но почему все же 10-летие нашего журнала — не столько отчет о достижениях, сколько сложная, противоречивая, драматичная история?

В декабрьском номере 2007 года в преамбуле к статье «12 лиц будущего» мы писали так: «Самое важное у нас сейчас происходит совсем не в высоких кабинетах. Впервые в истории Россия развивается, подходит к новой модернизации не столько благодаря усилиям правительства — единственного, по выражению Пушкина, русского европейца, — сколько личным усилиям и частному успеху миллионов россиян… Главные герои нынешнего исторического момента — это люди, которые делают свое дело. Это они и есть наша страна (что бы там ни думали некоторые московские политтехнологи и политики), а не пьяное зависимое быдло, «овощи», которые смотрят, что покажут и делают, что прикажут. И это важно, чтобы мы сами, да и политическая элита увидели лица будущего нашей страны, что их много, что они разные, что они свободны, потому что занимаются делом своей жизни, и не потому, что им кто-то «разрешил» или приказал сверху. Государство в будущем должно будет опираться именно на них, иначе у него не будет шансов выиграть в конкуренции».

«В России есть культура, но нет цивилизации», — было написано на листочке с первым замыслом «Русского репортера», который сформулировала Татьяна Гурова. «Журнал для тех, кто строит цивилизацию в России», был один из первых вариантов слогана. На важно, что именно имел в виду под этим парадоксом русский философ Николай Бердяев, мы хотели сказать, что стыдно имея такую страну и такую культуру иметь ужасную неустроенность и несправедливость, миллион человек в тюрьме и сотни тысяч государственных сирот.

При этом, и это главное, мы были оптимисты и искали позитивную повестку. Мы видели то, что многие коллеги отказывались видеть — перелом большинства социальных трендов на позитивные, искали настоящих героев нашего времени. Мы были настолько позитивно настроены, что некоторые наши авторы поначалу думали, что нам в репортажах и очерках нужна неискренняя «клюква», не «сымукляр», как любил неудобопроизносимо шутить над постмодерновым симулякром мой первый зам Владимир Шпак. Но настоящая позитивная повестка — не в «правильном» вранье, а в драматичной искренности.

Первый директор фотослужбы «РР» Андрей Поликанов в своей, кажется, единственной колонке в 2007 году писал, о работе выдающегося американского фотографа Джеймса Нахтвэя, который опубликовал тогда большой проект об американских ветеранах-инвалидах так, что это не было чернухой, но не было патриотической клюквой (Нахтвэй — вообще пацифист, как и многие из нас). Это было исполнено с «любовью и достоинством».

 — У меня есть мечта. — писал Андрей Поликанов. — Я хочу, чтобы русский фотограф для нашего журнала сделал такой же проникновенный, как у Нахтвея, репортаж о наших ветеранах. Поверьте мне, это будет сильнее, чем все фотографии из Афганистана и Чечни вместе взятые.

Поиском таких любви и достоинства мы и занимались. Причем, когда мы начинали, вообще не было уверенности, что кто-то из коллег-журналистов так умеет — не для пошлой политической риторики (той или иной), а для любви к родине. Тогда это еще было не очень модно — родину любить.

На том самом первом листке с замыслом «РР» уже было самое важное слово — «репортаж». То есть мы не собирались никого «лечить» проповедями, как делают и по сей день горе-колумнисты, мы собирались видеть и слушать страну, время и людей. Но при этом, чтобы услышать, надо было работать вне шаблонов (либеральных или государственнических), видеть что-то еще.

И у нас был содержательный план-вопросник к реальности, созданный на первых проектных совещаниях. И сейчас я успел пересмотреть номер «РР» за 2007 год, чтобы попытаться увидеть, какие вопросы мы задавали тогда, как на них отвечала реальность через наши репортажи и очерки, и что стало за 10 лет с нами в свете такой повестки. Оказалось, кажется, что за 10 лет произошло то, что мы предсказывали, но не произошло того, на что надеялись.

1. Можно ли быть и свободным, и патриотичным?

В репортаже Игоря Найденова из Тюменской области в одном из первых номеров «РР» рассказывал о людях, который воспользовались программой поддержкой малого бизнеса: «Поразительно: оказалось, что их образ мыслей, внутренние препятствия, манера жить — схожи до идентичности. Программа, в сущности, выявила не исследованный ранее антропологический тип — людей, измученных собственным достоинством. Несмотря на материальное положение, они демонстрируют социальную активность, склонны к риску, многое умеют, а если чего-то не умеют — учатся. Все стремятся к максимальной самостоятельности, хотят развиться до такого состояния, когда появится возможность использовать наемный труд. Задают себе высокую планку и держат марку. Планируют перспективу минимум на два поколения. Они поучают и зовут за собой. У них горят глаза, наконец. И все «строят второй этаж». Чего-нибудь, неважно чего. Второй этаж — как символ роста».

Мы одни из первых увидели массовых слой людей, свободных и с достоинством. Понятно в окружении известных проблем с цивилизацией.

— Вот скажи, Виктор, у вас в Москве огурцы соленые в сортир выбрасывают? Сидя на вечерней планерке в кабинете начальника ЖКХ провинциального Лакинска, такого вопроса я никак не ожидал. — Не знаю. Я и свежие не выбрасываю. — Вот видишь, а у нас выбрасывают. Потом зовут меня, говорят: «Не работает». Я им: «Так зачем огурцы-то туда бросать?» Они мне: «Это не мы». «Интересное дело, — говорю, — я, что ли, ночью по квартирам хожу и огурцы вам в сортир бросаю?..» И, тут же забыв обо мне, Владимир Виноградов продолжает планерку. А чему, собственно, я удивляюсь? Сам же приехал к человеку, за которым еще со времен второй чеченской кампании закрепилось почетное звание современного Теркина.

Это — отрывок из статьи Виктора Дятликовича «Теркин и ЖКХ» о Виноградове, который прославился еще в ОМОНе благодаря ролику: бородатый омоновец с северорусским оканьем и органичным матерком через слово, сидя на крыше грозненского оперативного штаба, рассказывал о том, как он ехал воевать в Чечню. Потом он попытался энергично и честно работать в управлении ЖКХ, но быстро ушел.

— Ушел я оттуда, Витюшка.

— Что так?

— … (Пропущено слово — мат тогда еще не был запрещен  «РР») все. Под статью подвести хотели. А я ж человек честный, и семья у меня. Послал их, короче.

— И что теперь делать будешь?

— Да нормально все. Машину купил. Большую. И фуру - знаешь, такой холодильник на колесах. Мясо вожу из Москвы в Екатеринбург.

Потом он был еще местным депутатом, сейчас — участвует в телепроектах, у него в сетях есть группы почитателей. Все хорошо, но не в политике.

У доктора Лизы за 10 лет было по-разному: ее критиковали за сотрудничество с партией Сергея Миронова «Справедливая Россия» (тогда казалось, что еще может быть у нас двухпартийная конкурентная система), потом она была одной из организаторов бума волонтерства в 2010 году, в 2011 высказывалась против нарушений на выборах в Госдума и ее поддерживала «либеральная публика», в 2014 году она начала спасать детей в Донбассе и эта публика ее прокляла.  

Вообще наш герой — часто неудобный персонаж, негладкий. В статье «Что можно делать в России кроме революции» мы писали о докторе Максиме Осипове, его коллегах и Обществе помощи Тарусской больнице.

— В Тарусе есть ощущение мирной жизни», — говорил он,  объясняя, почему он хотел бы «убраться» из Москвы насовсем. Еще в Тарусе есть ощущение своего города. Здесь он может спокойно пройти вечером сквозь строй пьяниц у магазина. Врача уважают.

У него были конфликты и с местными сообществами, которые он крепко и литературно описывал, и администрациями, были проверки, мы и коллеги вступались, но больница существует. 

Герой репортажа Анны Старобинец 2007 года Федор Овчинников открыл в Сыктыкаре магазин умной книги и описывал его бюджет в блоге:

— …Конечно же, не потому, что я такой наивный! Я специально стал все цифры публиковать: хотел вызвать скандал, шокировать. В России же так не принято! Здесь принято все скрывать, даже если ты ничего плохого не делаешь… Мне все говорили: «Дурак ты, Федя! Запрессуют тебя, придут из налоговой, придут пожарные, придут бандиты, череп проломят!»

С черепом все нормально, но умные книги не прижились, и он основал компанию «Додо-пицца». Было бы приятнее, если бы у нас в стране была бы сеть магазинов хороших книг, но грех жаловаться.

В 2007 году мы писали о проекте томского телеканала «ТВ2», тогда еще не было такого бума благотворительности, и люди которые начинали это, были настоящими героями.

Тогдашняя звезда телеканал Юлия Мучник ждала тогда звонка от томского прокурора. «Ждет уже несколько месяцев — с тех пор как арестовали томского мэра Александра Макарова: хочет узнать, как продвигается расследование. Телеканал «ТВ2» мэр сильно не любил, хотя на эфир приходил исправно. Со словами «Последний раз к вам, уродам…». Журналисты мэра, наоборот, привечали. Он был из старой породы начальников, родом из 90-х: говорил ярко и образно и становился украшением любого эфира, почти как Черномырдин. Незадолго до ареста мэр в очередной раз гневался на журналистов за то, что «водят в эфир всех обиженных». «Будут у вас проблемы — мы и вас позовем», — пообещала ему Юля. Так и вышло: «ТВ2» стал единственным каналом, где появлялись адвокаты и сын арестованного мэра.

Острый и оппозиционный телеканал продержался в Томске до 2015 года и был закрыт. Мы собственно на обложку вынесли заголовок «Томская аномалия». Аномалия.

Как мы и предсказывали свободных и деятельных людей в стране много и становится больше. Но мы надеялись, что эта наша позиция «и свободы и любви к Родине» станет массовой настолько, чтобы стать политически влиятельной. Этого не произошло, все еще более популярны казенный патриотизм или свободная ненависть к своей стране. Некоторые наши герои ушли в политику и там затерялись или морально погибли, другие сделали меньше, чем могли бы. Но все равно другого пути-то нет.

2. Как выглядит хороший руководитель на Руси

Как выглядит обычный плохой начальник, все знают, и это неинтересный вопрос. Потому условия у управленцев и политиков непростые, естественный отбор в силу известных законов социологии (если специально ничего не делать, то работают карьерные, а не деловые качества, лояльность, а не инициатива, умение наращивать ресурсы, а не умеренность) получается негативным. Поэтому интересный вопрос, каковы же хорошие. В первых же год существования «РР» мы обнаружили как минимум три замечательных типажа: бывший силовик, который не очень доверяет людям, но любит порядок; бывший «выходец из 90-х», который стал истовым православным; и интеллигент-романтик, который умудрился остаться интеллигентом, не предал идеалы. То есть важнее не «эффективный менеджмент» пока, а наличие хоть моральных правил или хотя бы понятий.

«Романтик-ученый управляет поселком Кольцово в Новосибирской областью с такой эффективностью, которая не снилась ни одному профессиональному экономисту. А еще он несколько лет спасал страну от вируса оспы. Многим жителям Кольцова кажется, что Николай Красников правил этим поселком всегда.

Первые годы, судя по местному бюджету тех лет, ему плакать хотелось. Но потом все чудесным образом изменилось.

— В 1999 году у нас бюджет был 12 млн рублей, а долгов энергетикам и коммунальщикам — 22 млн. В этом году — 280 млн!

— Долгов? —Красников обижается.

— Бюджет! Долгов давно нет.

То есть, получается, городские доходы выросли почти в 24 раза. А мы-то возможное удвоение ВВП страны за десять лет приравниваем к подвигу…»

Это «РР» писал 10 лет назад. С тех пор, конечно, он, как и многие другие мэры прошел через проверки и преследования. (Собственно в №2 «РР» был один из первых наших исследовательских вопросов «За что сажают мэров»). Дело против Красникова возбудили в 2009 году, следователи предъявили ему обвинение в злоупотреблении полномочиями и в служебном подлоге, взяв с мэра подписку о невыезде. Спустя три года следователь вынес постановление о прекращении дела мэра Кольцово за отсутствием состава преступления. Сейчас Николай Красников получил все средства по судебным искам за незаконное уголовное преследование в течение трех лет.

— Как я и обещал, моральный ущерб, возмещенный в размере 600 тысяч рублей, пойдет на благотворительные цели, на решение кольцовских социальных проблем.

Не так повезло другому нашему герою из 2007 года Ивану Андруховичу, местному руководителю из Балахты Красноярского края. Он был в свое время признан лучшим участковым региона, потом стал гражданским руководителем.

— Еще, — не унимался Андрухович, — скоро приедете, у нас… тротуары будут. Как минимум на двух улицах. А там, глядишь, и весь поселок тротуарами оборудуем.

И, не встретив с моей стороны отклика, с чувством спросил:

— Разве русский человек не достоин тротуаров?!

— Достоин, — быстро согласился я.

— Да, они жизнь способны изменить! — разгорячился Иван Дмитриевич.

«… А главное-то: женщины наши стали по селу ходить на каблуках. А раньше из калош и чуней не вылезали. И платья себе начали покупать, чтоб в обуви достойной ходить. Разве не показательно?»

Яркий и по-мужицки ясный человек. Увы, его впоследствии осудили за использование служебных полномочий в личных целях, ему вынесли наказание в виде лишения права занимать должности, связанные с осуществлением функций представителя власти сроком на 2 года и наложили штраф в размере 10 тыс. рублей. Не так тяжко, как у многих других руководителей эпохи борьбы с коррупцией, с нашими героями обычно все относительно нормально, хоть нелегко.

Как мы и предсказывали, в России с управлением начало постепенно налаживаться. Внятная власть в богатой Тюмени, почти идеальный просвещенный «православный авторитаризм» в Белгороде, Дмитрий Соколов-Митрич ясно описал в репортаже «РР» природу калужского экономического чуда. Но мы-то надеялись, что государство начнет больше доверять приличным людям и делам. Реальным изменениям у лучшему, а не только уголовным делам. Посадки руководителей на всех уровнях бьют не по тем, кто умеет прикрывать бездействии и воровство бумажками а по тем, кто вообще-то пытается работать.  

 3. Когда милиция перестанет пытать

В 2007 году репутация милиции, судов и вообще системы была еще ужасающей. В репортаже о закате организованной преступности в Екатеринбурге Дмитрий Соколов-Митрич писал о такой беседе с уралмашевцами:

«— Победа над организованной преступностью сыграла с милицией злую шутку. Фактически они подменили собой нас. В советское время мы ментов не любили, но когда они нас сажали, никто не обижался. Потому что сажали честно и за дело. А теперь этот моральный баланс нарушен. Они стали такими же, какими были мы. А заняться-то им есть чем. Сейчас подрастает новое криминальное поколение.

Многие из моих собеседников высказывали похожие суждения. По их мнению, если бы страна в какой-то момент развалилась, уралмашевцы вполне могли бы стать государствообразующей силой на небольшой территории. Но страна окрепла, новая система управления худо-бедно сложилась, и тем силам, которые в свое время эту систему подменили, места в ней больше не оказалось»

А Виктор Дятликович довел исследование «Менты на крыше» до чеканных тезисов:

«— Афанасьич, вот мы тут пытаемся понять, какая крыша хуже: бандитская или ментовская. Что думаешь? — мой собеседник, владелец одного из смоленских рынков Владимир Шаргаев, адресует вопрос вошедшему грузному немолодому мужчине.

— Конечно, ментовская, — ни на секунду не задумываясь, отвечает тот.

Знакомимся, и бывший прокурор Смоленской области Евгений Агарков объясняет:

— И те и другие беспредельщики, но беспредел в погонах более опасный. Хочешь пример? Пожалуйста. У нас есть небольшая дискотека в городе. Все знают, кто ее крышует. И вот недавно зашли туда два полупьяных омоновца. Один — капитан, другой — старший лейтенант. Им не понравилось, как на них кто-то посмотрел. Началась драка. Они вызывают подмогу — 50 сотрудников милиции. Те прибегают с палками, кладут всю дискотеку. Выбивают зубы, ломают челюсти. И что ты думаешь, дело возбуждено? Нет. Ходят люди, за свои деньги челюсти себе вправляют.

— А каких крыш сейчас больше: ментовских или бандитских?

— В Смоленске? Почти все под ментами. А бандиты… Они сейчас, конечно, тоже бегают, грабят кого-то. Но бандитизма в понимании 90-х годов нет».

Мы в самом начале «РР» увидели слом тренда. В начале 2000-х борьба с бандитизмом привела к успехам, с беспределом было покончено. Но победители взяли себе ряд практик побежденного. Отсюда и трагедии в Кущевке и пытки в отделении милиции в Казани. 

Поэтому мы уже тогда понимали, что одной из ключевых повесток презилдента-2008 станет реформа милиции, что и произошло с определенным успехом: переаттестация и повышение зарплат сыграли свою роль. Но дела в сфере все еще далеки от нормальных.

В 2007 «РР» (Игорь Найденов) дела большой репортаж о судах присяжных. В нем был такой эпизод: «Мы (присяжные —«РР») стояли в суде у кассы за деньгами. Подошла судья (по закону судье запрещено общаться с присяжными вне зала суда. — “РР”): «Вы не обижайтесь, если что — я ведь сделала все, чтобы вам было комфортно и удобно». Я ей сказала: «Татьяна Анатольевна, мы только что о вас говорили. Видимо, не один шрам у вас на сердце остается после таких вот дел». Она на меня посмотрела, ухмыльнулась и говорит: «Да, остается, но знаете, если вы сейчас вынесете оправдательный приговор, меня за это накажут. Но я имею право сейчас же его отменить. Подсудимые не те люди, за которых себя выдают. Вы уж меня не подведите. Вы же понимаете, сколько на вас государство денег потратило».

Как мы предсказывали дела со справедливостью в стране улучшились. Радикально уменьшилось количество преступлений и заключенных, уровень мелкого полицейского произвола несколько снизился. Но мы надеялись на то, что уйдет обвинительный уклон и палочная систему, мы построим справедливые суды. Шура Буртин, автор потрясающего материал о пытках в Казани вместе с правозащитниками инициировал обсуждение и внедрение срочных мер, было даже организован отдел с пытками в системе МВД, но результаты следует признать частичными.

4. Как избавится от казенного сиротства?

Казенная система дестких домов должна была быть уничтожена. В репортаже 2007 году мы писали о социальном телемарафоне «Вместе сможем все» в Екатеринбурге, предвестнике бума усыновления в стране: «Причина того, что в стране так много детей-отказников, — не в равнодушии и черствости людей. Окзывается, дети, брошенные мамами, месяцами, а то и годами живут в больницах просто потому, что о них никто ничего не знает. В Екатеринбурге, где год назад о детях-отказниках заговорили вслух, их количество уменьшилось вдвое. Государство построило в городе новый Дом ребенка. Все остальное придумали и сделали граждане»

В то же время возник проект Елены Альшанской Отказники.ру, «Подмосковье без сирот», расширились проекты Александра Гезалова (о котором мы неоднократно писали), благотворителя, который сам был детдомовцем и знает что это такое. Тогда же в Краснодарском крае совместными усилиями государства и общества, которое перестало делать акцент на содержании детдомов, а начало стимулировать усыновление, стали пустеть детские дома.

— Когда мне дали землю, никто не верил, что я здесь останусь, — вспоминает он. — Даже об заклад бились, когда уеду. А предыдущий глава Барятинского района Николай Хохлов так прямо и сказал: пробудешь здесь три месяца, не больше. — говорил в 2007 году основатель сообщества для семей с приемными детьми «Китеж» в Калужской области Дмитрий Морозов.

Нынешний известный писатель и репортер Марина Ахмедова делала об этом один из первых своих репортажей.

«Морозов уже вырастил и воспитал семерых детей. Его нынешнему приемному сыну пятнадцать лет. Он за стенкой собирает компьютерный столик — отец отдал ему свой компьютер. Понизив голос, Морозов рассказывает о Ромкином прошлом.

— Ромка в нашей семье появился два года назад. Его папа служил военным в Узбекистане, а мать погибла… в результате алкоголизма. Кстати, у нас в «Китеже» все ребята — дети алкоголиков… Ромкин отец не бросил двоих сыновей, заботился о них, но однажды у него разорвалось сердце, и мальчики оказались в детдоме. Мы пригласили Романа в «Китеж» на ролевую игру....

Приемные семьи терапевтического сообщества «Китеж» организованы в единый хозяйственно-педагогический комплекс со школой и детским садом. Всего их в «Китеже» одиннадцать. Одни полные — где есть папа и мама, в других детей воспитывает только мама. Все взрослые, проживающие в «Китеже», за исключением повара, преподают в местной школе, но приемными родителями являются не все».

Количество детей-сирот, которые воспитываются в казенных учреждения уменьшилось почти в три раза детей-сирот с 168 тысяч в 2006 году до 59 тысяч в 2015-ом, а доля доля детей-сирот, которые продолжают находиться в дестких домах, а не семьях снизилась за это время в два раза с примерно 20 до примерно 10%. Это еще не победа, но немногие десять лет назад верили в такой прогресс.

5. Возможен ли в России демографический рост

В это почти никто не верил, даже у нас в редакции, я помню как нелегко и со спорами мы редактировали материал о возможном росте рождаемости. Но тренд радикально изменился: начался рост рождаемости, падение смертности, естественный прирост был вплоть до прошлого года.

У демографов было много причин не верить в программы стимулирования рождаемости, мы их аргументы понимали. Но наше репортерское чутье подсказывалось, что тренд и социальная норма меняется, и мы провели собственное исследование: «Всероссийский опрос, проведенный Исследовательским центром портала SuperJob по заказу «РР», показал, что среди граждан, уровень доходов которых принято обозначать как «средний» и « выше среднего», появилась мода на семейность и многодетность. Именно эти люди будут в ближайшие годы формировать общероссийские представления о «правильной» жизни».

И далее мы писали: «Давно известно: рождаемость падает. Падает во всем мире, падает в европейских странах, падает в России. И в ближайшее время, говорят демографы и социологи, изменений к лучшему не предвидится. Но одно дело — общая статистика убыли населения, другое — само население со своим личным отношением к рождению детей, да и собственно к детям...

На вопрос «Сколько детей должно быть в нормальной семье?» 40% опрошенных ответили — трое, и 47% — двое».

А в репортаже Соколова-Митрича из Югры было сказано: «По естественному приросту населения на третьем месте после Дагестана и Чечни стоит ХМАО — Югра

Борец с абортами Елена Зарова на днях родила четвертого ребенка. Еще 70 детей родились благодаря тому, что ей удалось уговорить их матерей не делать аборт.

— Наши специалисты дежурят во всех женских консультациях города, — говорит Елена, а сама посматривает на часы: до следующего кормления ей осталось сорок минут. — Прежде чем дать направление на операцию, врачи отправляют женщин к нам на психологическую консультацию. Кукушек мало. Большинство идут на аборт поневоле. Пока еще нам ни разу не пришлось выслушивать упреки типа: «Зачем вы меня уговорили?!» В большинстве случаев подтверждается пословица: «Даст Бог ребенка — даст и на ребенка».

Это был один из первых репортажей о новом тренде: приросте населения.

Далее в нашем исследовании мы писали: «От патриотических, медицинских и демографических соображений до реального жизненного выбора очень далеко. Рождение ребенка все еще связано со множеством страхов. И все-таки убежденность многих людей в том, что двое или трое детей — это правильно и хорошо, наверняка будет иметь последствия. Среди успешных соотечественников утвердилась мысль, что дети должны быть, а многодетные семьи не несут никакой социальной угрозы. Не исключено, что эти настроения активного класса станут в России общепринятой нормой. А это непременно скажется и на официальной статистике рождаемости».

У нас почти десять лет росла рождаемость и падала смертность, многодетные семьи не стали нормой, но перестали быть и признаком неблагополучия. Демографические тренды не преломить, в прошлом году снова — естественная убыль населения, но, очевидно, в  демографии велика роль и таких факторов как общественные настроение и общественное благополучие.   

6. Существуют ли небританские ученые

Одним из главных дел «РР» было восстановление репутации научной журналистики. Еще в начале 2000-х большинство заметок о науке в прессе начиналось со слов «Британские ученые доказали…». Вероятно, этот казус был связан с тем, что не очень грамотные работники служб информации спешно переводили научные сообщения англоязычных информагентств, которые, в свою очередь, спешно переписывали новости сайта Nature, который в свою очередь популяризировал яркие научные статьи. А Nature — британский журнал.

Иными словами, почти никого не интересовала наука, и почти никто не знал, что происходит в российской науке, если не считать скандалов. Но мы понимали, что тренд меняется, и общество, которое в 90-е интересовалась гуру и заряженной экстрасенсами водой, снова начнет интересоваться наукой и техникой. Именно десять дет назад начался значимый перелом: возникло Роснано и потом другие институты развития, то есть разными путями начал рывками подрастать научный бюджет, начали возвращаться ученые, и начал возвращаться здравый смысл в общество.

В 2007 году «РР» поговорил с десятками российских ученых, и это были чуть ли не самые веселые и читаемые наши материалы.  В 2007 году исследователи впервые смонтировали фильм о плотской любви белых китов, а корреспондент «РР» наблюдал этот интимный процесс на мысе Белужий Большого Соловецкого острова вместе с учеными из Института океанологии. Психолог Вероника Нуркова рассказывала как наводить на людей ложные воспоминания в терапевтических целях. Великий исследователь берестяных грамот Валентин Янин цитировал (в переводе) грамоту — письмо некой девушки своему парню, написанное в XI веке, еще до «Поучения» детям Владимира Мономаха: «Что же ты мне не отвечал всю неделю? Если я тебе не угодна и ты будешь надсмехаться надо мной, пусть тебя судит Бог или моя женская слабость».

Но одна из самых мощных и любимых история, о которой мы пишем 10 лет — это космический радиотелескоп «Радиоастрон». Мы говорили с директором Астрокосмического центра ФИАН академиком РАН Николаем Кардашевым за два года до его запуска. «Радиоастрон» был задумал еще при СССР, несмотря на отсутствие денег ученые не бросили этот проект. Теперь он на орбите и ищет, в том числе «кротовые норы» Вселенной — туннели в пространстве, через которые можно попасть в другие Вселенные и в другое время.

Мы знали, что интерес в обществе к науке вырастет, что часть российских ученых вернется с запада, что российская наука есть. Но мы-то верили, что рост качества и продуктивности российской науки будет больше, а неприличной административной вокруг Академии наук меньше.

7. Во что верят россияне

Одним из первых научных репортажей в «РР» был репортаж Борислава Козловского из атомного закрытого города Саров, который одновременно является и центром православия. Мы всегда любили сталкивать разные части реальности и удивляться многослойности мира.

— Говорить об особой религиозности саровских ученых нет повода. «Верующих среди них столько же, сколько и везде», — заметил тогда священник. Но «магия места» важнее статистики: с точки зрения иерархов, лучшей площадки для диалога точных наук с православием не придумать. В декабре прош-лого года здесь при содействии митрополита Кирилла прошла конференция «Москва — Третий Рим». Именно тогда профессор Ильин из МАИ предложил «термодинамическое обоснование» идеи инока Филофея. Казалось бы, физики с клириками друг друга поняли.

Мы из репортерского опыта и из социологии (работ Валентины Чесноковой) знали, что воцерковление (как и приход в мусульманство в ряде регионов)  — один из ключевых процессов в стране, начиная с начала 80-х, он начался еще до перестройки и введения свободы совести. К 2007 году процесс достиг огромной массы и как раз готовилась передача собственности Церкви. Появилось почти восемьсот новых православных монастырей и подворий. В глубинке эти обители зачастую становятся центрами притяжения для сотен людей, которые постепенно осваивают окрестные земли. И мы прогнозируя обострение полемики вокруг Церкви, сделали в первый же год «РР» несколько репортажей, в том числе Ольги Тимофеевой-Глазуновой («Бог дал монастырь»).

В одном сел, где монастырь готовился приобрести собственность комментировали возможные земельные споры и установление «второй власти»:

— А вы считаете, что такого быть не должно?! Так в России раньше всегда эти две власти существовали (светская и церковная – «РР»)! И мы исходим из того, что должны быть заодно. Иначе — конфликт. Вообще я настоятелю не завидую. У него тяжелейшая работа. Непосильная! Но ни разу не было случая, чтобы он селу в помощи отказал. А как он за детей бьется! Однажды мы отправили ребенка в приют, в Сарафановку, — другого выхода не было. Батюшка узнал — настоял, чтобы мы этого ребенка вернули, и взял его под свою опеку. А другого ребенка я потом сама по нахалке забрала из неблагополучной семьи и отдала «церковникам». Так этот пацаненок у них до сих пор живет, и ему там хорошо. Во многих монастырских семьях сейчас есть приемные дети, такая у них традиция.

…Разговаривать с батюшкой удивительно легко. Он отвечает на самые сложные вопросы, не прикрываясь ссылками на «волю божию». По поводу возвращения собственности делится своими мучительными размышлениями, которые привели его к следующему выводу:

— Наша церковь должна понимать, что сейчас она стоит перед сложнейшим выбором. Как бы нам не потерять духовное лицо при решении материальных вопросов! Уже сегодня все батюшки превратились в прорабов. Это в корне неправильно. Нужно заниматься проповедью и созиданием общины.

Мы тогда уже понимали, что быстрый рост приходов и собственности поставит перед церковью как раз этот вопрос: заниматься экономикой и властью или проповедью и нравами. По просьбе самих православных у нас будет важнейший репортаж «Очень маленькая вера» еще до Пусси Район и прочих скандалов.

Как мы и предсказывали влияние православия растет. Но мы-то надеялись, что в нем будет меньше административной и политической суетности, меньше агрессивной «православной общественности» и больше призыва к миру и милосердию.

8. Северный Кавказ – это Россия?

В 2007 году было несколько крупных терактов в России, включая взрыв метро в Питере и подрыв «Невского экспресса».

— Мы когда из Питера потом ехали обратно, — рассказывала «РР» проводница «Невского экспресса», — узнали многих из тех пассажиров, кто был в поезде во время аварии. Они подходили к нам и говорили: «Девчонки, мы все равно с вами ездить будем. На самолете в такой ситуации все бы насмерть разбились, а здесь — ни один человек не погиб».

Это была привычка к войне, страна знала, что мы все внутри войны. Именно в 2007 году террористом Докой Умаровым «упразднена» Ичкерия, и провозглашён Имарат Кавказ. Характер войны изменился, она перестала быть чеченской, окончательно стала исламистской.

Главный репортаж самого первого номера «РР» назывался «Дальнейшая война неугодна Богу». Его написала Юлия Вишневецкая, речь шла о горных селах Чечни, и несмотря ни на что показывал, что здесь уже Россия: «Почти все занятия в первых трех классах — это уроки русского языка. Вместе с элементарным словарным запасом чеченские дети усваивают новые для них аксиомы, стиль мышления и систему абстрактного знания: «Человек — разумное существо», «Волга впадает в Каспийское море», «Математика — царица всех наук»

Когда началась война в Чечне, Расул Гамзатов сказал: «Шамиль 25 лет воевал, чтобы не входить в Россию. Столько же мы будем воевать, чтобы из нее не выходить». Поэт был прав. Ведь несмотря ни на что, на Кавказе живут большие патриоты России, чем в той же Москве. По крайней мере, пока.

В материале о кавказской молодежи, демографическом взрыве и недостатке работы и справедливости в регионе, тем не менее, было понятно, что даже для боевиков Россия может стать меньшим злом: «Самое удивительное, что далеко не всем боевикам Россия представляется однозначно враждебной. Чеченец Муса, участвовавший в двух войнах, говорит, что сражался с русскими солдатами, защищая свой народ.

— А если на Россию нападет кто-то другой? — спрашивает кто-то из присутствующих.

— Что за вопрос? Будем вместе за Россию воевать».

Мы тогда даже не верили, что ненависть к выходцам из Кавказа исчезнет как проблема с началом украинской войны, на которую отправились добровольцы из Чечни и Осетии.

Но мы знали, что насилие на Кавказе только растет из-за несправедливости, незаконных арестов и произвола силовиков. Наши репортажи, вепротяно, способствовали в свое время смене руководителя Ингушетии, интервью Марины Ахмедовой с боевиками поспособствовало выходу части их из леса на фоне смены власти в Дагестане, очерк Шуры Буртина о жертве пыток в Чечне способствовал первому суду против виновных силовиков. Но насилие продолжается. Спецслужбы смогли снизить число терактов, но справедливости, законности и работы в ряде регионов Северного Кавказа по-прежнему мало, а часть одураченных жителей воюют в Сирии на стороне исламистов.

9. Будет ли новый железный занавес

Еще в 2007 году Тони Блэр пригрозил Путину, что «европейцы могут захотеть минимизировать свои деловые отношения с Россией».

В первом же номере «РР» главная статья называлась «Кто строит Бронзовый занавес»: «Мы не согласны с отделением Косово — не только из соображений справедливости, но и из вполне ясных национальных интересов. Если будет создан прецедент, у нас не останется аргументов, чтобы продолжать сдерживать стремление Абхазии, Южной Осетии и Приднестровья к независимости. И кто будет потом отвечать за вполне вероятные кровавые конфликты у наших границ?.. Позиция наша не антиамериканская, а антиизоляционистская».

Мы знали, что у нас будут крупные проблемы в отношения с США и их мировым порядком, но надеялись на то, что удастся избежать изоляции, разрыва с Западом, не сдаваясь. То, что сдаваться — не выход мы знали не теоретически, а тоже из наших же репортажей.

«75-летний Драгомир Шимичс женой снова живет в лагере беженцев, в квартале недостроенных кирпичных домов, без воды иканализации. — писал Виктор Дятликович из Косово. — Одна радость — каждой семье здесь дали по однокомнатной квартире. В других лагерях для косовских сербов ситуация значительно хуже: там в одной комнате живет по 8–10 человек. Драгомир с трудом поднимается на второй этаж. На двери соседней квартиры траурное объявление: неделю назад умер сосед, с которым они вместе бежали от погромов 2004 года. Пару раз в неделю он рискует — отправляется в Свиняры посмотреть, все ли в порядке с домом, который все еще числится его собственностью. Смотри, вот сербский дом. — Как ты определил? — А у них колючая проволока на заборе. Значит, сербы живут…»

В одном из первых номеров 2007 года мы уже ждали и считали уже вероятной горячую войну на Украине на фоне тогдашнего парламентского кризиса и националистической политики Ющенко: «Украинский националистический проект — действительно главная угроза целостности Украины. Тот напор, с которым на протяжении вот уже 15 лет западноукраинская элита пытается переделать население русскоязычного востока страны и Крыма, деструктивен необычайно. Что будет происходить на Украине? Ответ: длительный политический кризис, постоянно угрожающий перерасти в гражданский».

Мы все эти годы знали, что война может случиться, боялись, что Россия может в нее втянуться, но надеялись…

10. Кто пойдет воевать за Россию

Так называлась главная статья первого федерального выпуска «РР». 2007 год, только начался переход на полторагодовую службу, появились сколько-нибудь приличное количество контрактников, все еще боялись дедовщины. Для среднего класса работала поговорка: «Мужик должен построить дом, посадить дерево и откосить сына». От армии, имелось в виду откосить. При этом все начинали понимать, что горячие войны возможны, опасности не иллюзорны, но благополучные люди справедливо страшились армии.

«Сегодня армия в России если и срез, то только небольшой части общества — не самой социально успешной. — писали авторы материала. — Это парни, которые в Москве бывали максимум по разу. Им непонятны термины «гламур» и «готично».

У нас в Белой Калитве бегать от призыва не принято, — говорит Андрей.— Ну, только если совсем больной. После шести месяцев учебки меня вызвал командир части и предложил заключить контракт на три года. Я рассудил, что лучше три года за деньги, чем два бесплатно. В Белой Калитве я теперь человек: у меня хорошая зарплата — 12 тысяч рублей. Здесь меня бесплатно кормят, одевают, а я на эти деньги помогаю семье — матери и младшей сестренке…

— И что дедовщина, и что бить, возможно, будут. К тому же сейчас я попадаю в первый призыв на полтора года — естественно, по отношению к нам все будет жестче. Но я морально к этому готов. Хотя у меня друг служит в Серпухове, рассказывает, что у них там не бьют.

Идею и содержание этого материала сделал Олег Рашидов, а большую часть интервью с бойцами — Аркадий Бабченко. Этот военный корреспондент тогда пришел в «РР», заявив, что ему надоело писать чернуху про армию, хочется настоящего. Но он, решив, что его обделили с премией за этот материал, поднял скандал и дальше как-то не проявлял любви к российской армии. В украинскую войну его статьи отражали точку зрения украинкой армии, освобождение Славянска путем бомбежке он хвалил, потом уехал работать на радио «Свобода». Тогда еще казалось, что коллеги не будут по разные стороны баррикад гражданской войны.

Фотографа Дмитрий Беляков, который сделал, возможно лучшую работу по обе стороны украинского конфликта, убежденный пацифист, дела в 2007 году для «РР» большой репортаж из боевого спецназа «Восьмерка. Большая работа»:

— Их, братишка, не разберешь! Если я приехал с операции без потерь и привез с собой живого пленного бандита, который дает ценные показания, — ну съездил и съездил. А вот когда всех бандитов перебили — или упустили, — а у самих раненые да убитые, вот тогда зачет! Воевал, значит! Но не дай бог в глаза жене или матери погибшего друга смотреть и позже по полгода переживать: дадут им квартиру, как семье погибшего, либо кинут.

На вопрос, кто пойдет воевать за Россию ответ в 2007 был такой: «Простые парни из небогатых регионов, сыновья ветеранов и убежденных служак, наемники и добровольцы».

Эти 10 вопросов — лишь малая часть нашего темплана 2007 года. Нам и тогда и сейчас больше интересна внутренняя жизнь страны: лучшие театры, что с нашим кино, где в регионах можно жить не хуже столиц, какие лучшие практики школьного образования у нас есть, во что играют наши дети, можно ли выжить в офисе и какая наша трудовая этика, жив ли русский рок и будет ли жить русский рэп и многие другие. И люди — герои нашего времени. Но история России так нескучна и настырна, что ее нельзя игнорировать.