Как бороться за украинских политзэков
Дело Павла Волкова раскрывает механизм судебных репрессий
27 сентября исполняется год, как журналист и писатель из Запорожья Павел Волков находится в местном СИЗО за заметки и публикации в сетях. Он один из по меньшей мере сотен политических заключенных на Украине. Последний 23-й «украинский» доклад Управления Верховного комиссара ООН по правам человека по-прежнему отмечает грубые нарушения прав в ДНР, ЛНР и в Крыму, но большинство случаев насилия уже относит к зоне ответственности правительства Украины. Почему?
Павел Волков — журналист-международник, писал в том числе и для российского «Взгляда» о Ближнем Востоке, странах СНГ. Само по себе сотрудничество с российской прессой в современной Украине небезопасно (именно это, инкриминируется, в частности, главреду РИА «Новости — Украина» Кириллу Вышинскому). Кроме того, Волков по личным и репортерским делам бывал в Донецке, но приезжал туда через официальные пункты пропуска, то есть по пропускам, которые выдает СБУ. Он был осторожен, по словам его гражданской жены Валерии Евдокимовой, которая сейчас активно борется за него, постоянно декларировал полное соблюдение украинских законов — для него это был принцип. Не скрывал своих взглядов, но и не являлся каким-то непримиримым пророссийским бойцом-агитатором. К неприятностям не готовился.
— Он прошлым летом закончил писать книгу в жанре фэнтези, получил авторские права, был вдохновлен… мы просто жили, — говорит Валерия Евдокимова. Она очень волнуется, отвечая на наши вопросы; прежде она была далека от общения с прессой, а теперь это нужно для дела. — Можно было предположить что-то такое, даже бабушки на лавочках уже боятся откровенно обсуждать политику — законов никаких, а доносы уже не редкость.
Четыре месяца неспешно длилось следствие, которое составило толстые тома, состоявшие в основном из скриншотов статей и постов в социальных сетях. Зимой 2018 года дело было передано в суд, который тоже не спешил, да и следствие его затягивало: прокурор то не являлся, то забывал принести документы. В 2014 году на Украине были приняты поправки к уголовному кодексу, которые предусматривают только заключение под стражу для обвиняемых в политических статьях, что стало формой и репрессий, и специфической коррупции — дело может развалиться, но долгие месяцы или даже годы в СИЗО обеспечены.
— Понимаете, убийца или коррупционер может выйти под залог,а журналист — нет. Любое заключение не сахар, а тут еще наши условия… Вначале было совсем плохо, переполненные камеры. Сейчас получше — в 10-местной камере с Павлом сидит семь или восемь человек на 16 квадратных метрах. Не только в камере, но во всем СИЗО с мая нет горячей воды. Тут, наверное, нет специального умысла, но и с медицинской помощью все плохо.
— Ему она нужна?
— Да у него была астма, нужны лекарства и регулярный осмотр, а тут еще мигрени.
— Как Павел справляется с заключением? Пишет?
— К сожалению, нет, не может в этих условиях сосредоточиться. Но много читает, занимается спортом, насколько это возможно на прогулках; в камере тоже не позанимаешься.
Валерии Евдокимовой пришлось научиться борьбе за своего любимого прямо на ходу. Следствие, тишина, неизвестность. Но в последние месяцы появилась надежда — суд, наконец, начал регулярно проводить заседания, а недавно признал два из четырех томов обвинения негодными доказательствами, добытыми с нарушением закона. На заседания стали приходить эксперты по правам человека ООН, Международного общества прав человека, ОБСЕ организовала мониторинг. Именно это вселяет надежду: украинские суды, как и российские, не любят оправдывать, но международное внимание — важный фактор. И это часть тактики адвоката Светланы Новицкой, у которой есть в багаже оправдания по политическим делам в условиях давления властей и «активистов».
— И как вам удалось добиться определенного продвижения в этом деле?
— В 2014 и 2015 годах было сложнее. А сейчас… Судьи же тоже читают доклад комиссара ООН по правам человека, который почти целиком представляет собой обвинение в адрес украинских властей; отношение Запада к украинским властям меняется, и это всем очевидно. Я работаю с управлением комиссара ООН, когда я вошла в этот процесс, ОБСЕ организовала мониторинг по этому делу, мы с Валерией создали страницу в соцсетях, чтобы дело получило резонанс, хотя предыдущий адвокат и говорил, что этого не надо делать… И у меня такой стиль работы — выбивать ключевые доказательства из процесса. Понимаете, в СБУ думают, что они цари и боги и законы им читать не надо — прокуратура еще пытается соблюдать, но эсбэушники, особенно по политическим делам… Да это и сложно: разрешение на проведение негласных следственных действий надо по закону получать на уровне председателя или заместителя председателя апелляционного суда, и таких определений суда вообще очень мало; они надеются, что серьезной защиты не будет. В моей практике были случаи, когда обвинение приносило в суд определение суда, взятое по другому делу, с другими фамилиями обвиняемых. Да и вообще с судебными решениями плохо — судей мало.
— В смысле?
— У нас в Украине на момент революции было 8500 судей, сейчас — 5500, часть отпала в связи с Крымом, ДНР и ЛНР, но даже с учетом этого тысячи судей ушли в отставку — кто-то не прошел аттестацию, кто-то уволился, суды полупустые. У меня была справа в Бердичевском суде по таким же статьям; в начале процесса было девять судей, а в конце остался один.
— Понятно, судьи тоже боятся, их мало, то есть можно работать; почему же так мало оправдательных приговоров?
— Многие попавшие в переплет по политическим делам не знают, куда податься, часто местные адвокаты не имеют опыта, адвокатов «нагибают» так, что те сдают клиентов — или, по сговору со следствием, адвокаты «дружат» с прокурорами. Я выиграла однажды уже в апелляционной инстанции в Хмельницком, что еще сложнее, чем в первой инстанции, но в приговоре суда даже не сумели связать «доказательства» и статью обвинения.
— А сколько всего политических дел в стране?
— Сложный вопрос: реестры досудебных расследований закрыты. Я досматриваю открытый реестр решений судов дел пока только по одной 110-й статье (за призывы к нарушению территориальной целостности) — это около 670 приговоров. Большинство — в результате договора с прокурором, на основе признания вины присуждаются условные сроки, реальных сроков по 110-й — единицы.
— То есть Украина — не такое уж репрессивное государство?
— Это как посмотреть. Решений судов вообще мало, многие сидят в СИЗО. И нужно учитывать, что условные сроки возможны в относительно легких статьях, а в нашем деле еще есть «иное» содействие террористическим организациям. На мой взгляд, «сепаратистская» 110-я статья вообще мертвая, по закону осудить по ней очень сложно. Зато она является способом шантажа и вытягивания денег у граждан. За месяцы пребывания в СИЗО многие наконец решаются на сделку со следствием, и за это время родственники уже успевают продать все что есть — машину, дачу. У нас вообще наступил 37-й год. Я смотрела на некоторые дела в Мариупольском суде — ужас! Например, родственникам не понравилось, что бабушка оставила дом не тому брату, и они написали донос: мол, он содействовал терроризму. Или мужчина упрятал сожительницу в СИЗО, написав, что она фотографировала «военную» стену и передавала фотографии сепаратистам, хотя у этой стены все делают селфи… Женщина восемь месяцев просидела и была оправдана, а мужик за это время другую сожительницу себе нашел. В последнем докладе ООН особое внимание обращается на подобные случаи.
«Хотя уголовное процессуальное законодательство запрещает выносить приговоры исключительно на основании признаний вины, использование соглашений о признании вины позволяет стороне обвинения обходить эту гарантию… Вызывает беспокойство то, что обвиняемые, возможно, заключали такие соглашения под принуждением…», — сказано в 23-м докладе комиссара ООН.
— Доклад ООН, повторю, — это просто компромат на украинские власти, поэтому и суды начинают вести себя немного по-другому, — а что будет, если власти сменятся? Но, с другой стороны, следствие дополняет 110-ю статью более тяжелыми — например, 158-я, прим. 3: создание, руководство и участие в террористической организации или иное содействие. И под «иным» подразумевают что попало, в том числе утверждают, что репосты «содействуют террористическим организациям ДНР и ЛНР», хотя ни один суд в мире или на Украине так и не признал их террористическими!
— А как сейчас с давлением националистических активистов на суды?
— Тут тоже все постепенно меняется. У органов, похоже, кончаются деньги, они фактически на самопрокорме. В первые годы войны на нациков выделялись большие суммы, поэтому они были везде, а сейчас и самим следователям есть нечего. Хотя и сейчас некоторые нацики типа Евгена Карася из ходят на процессы, но это стало менее массовым явлением, потому что авторитет власти — и в стране, и в мире — ослабел. Но на суде однажды, когда пришли представители ООН и ОБСЕ, позади них красовались парни с колоритными бородами и с черно-красными флагами, как террористы с картинки, как раз для отчета ООН.
В последнем докладе комиссара ООН сказано: «…Они просто избивают тебя, и у тебя не остается другого выбора, кроме как сказать, что ты виновен. Это может случиться с каждым… — Задержанный в связи с конфликтом… УВКПЧ задокументировало 63 нарушения и ущемления прав человека, таких как незаконное или произвольное содержание под стражей, пытки, жестокое обращение и (или) угрозы для личной неприкосновенности, совершенные по обе стороны от линии соприкосновения. 13 из этих нарушений и ущемлений имели место в отчетном периоде, от которых пострадало восемь человек (семь мужчин и одна женщина). Правительство Украины несет ответственность за 10 нарушений, а вооруженные группы — за три. УВКПЧ напоминает, что Правительство Украины несет главную ответственность за расследование нарушений прав человека, совершенных на его территории…»
Из-за того что любые тексты про украинский конфликт многие предпочитают воспринимать как аргументы в войне, а не как реальность, о которой необходимо говорить для спасения людей, мы должны заметить, что в упомянутом отчете очень много описаний преступлений со стороны ДНР и ЛНР, в том числе незаконные задержания и пытки, существование позорной нормы об «административном аресте» на 30 дней без вынесения обвинения и без контакта с внешним миром, практического отсутствия реальной адвокатуры, недопущение наблюдателей в места заключения. И помогать в таких случаях может только российская пресса, потому что местной независимой прессы почти нет.
Но и украинскую катастрофу в области права нельзя не замечать даже в России, поскольку это массовое явление, связанное не только с военной истерией, но и с низовой массовой коррупцией и доносительством; это война против миллионов собственных граждан, имеющих ненационалистические взгляды, и внимание мировой общественности к таким жертвам произвола, естественно, меньше, чем к политзекам в России, которых замечать и защищать в мире «принято». Надо бороться за скорейший обмен Сенцова и других заключенных в России на Кирилла Вышинского и других заключенных на Украине. Но это малая часть беды. Политзеки на Украине до последнего времени редко кого интересовали, в том числе и в России; наше общество унизительно мало интересуется не только такими, как Павел Волков, но даже и российскими гражданами, томящимися в украинских тюрьмах. Единственное исключение — редкие обмены «пленными», под которые к тому же Украина может найти и посадить еще десятки и сотни «сепаратистов» среди своих же граждан.
— Мы очень благодарны всем, кто обращает внимание на наше дело, — говорит Валерия Евдокимова, которая целый год живет в аду, каждый день боясь за жизнь и здоровье Павла. — Это нам очень важно и дает надежду.
Ближайшие заседания по делу Павла Волкова пройдут 25 и 26 сентября.
Фотографии: из личного архива Валерии Евдокимовой
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl