«Фармацевтической отрасли очень не хватает экспорта»
Почему за биотехнологиями в фармацевтике будущее и что сделать для развития экспорта российских препаратов, РБК+ рассказал основатель, генеральный директор компании «Гротекс» (Solopharm) Олег Жеребцов.
Фармацевтический рынок в целом оказался в бенефициарах коронакризиса?
Пандемия вызвала гигантский спрос на препараты внутри страны. Но он был неоднороден. На некоторые препараты, формы выпуска спрос упал в разы. Есть обратные примеры. Так, спрос на антикоагулянты — препараты для разжижения крови — оказался в шесть-семь раз выше обычного. И это вызвало гигантское напряжение.
Никто не готовился к пандемии. Рекомендации Минздрава и ВОЗ по лечению коронавируса менялись часто. Никто не мог с такой скоростью реагировать, разрабатывать препараты. Фарма вообще работает на длинных дистанциях: цикл от идеи до разработки, внедрения, выхода препарата на рынок — четыре-пять лет.
Поэтому утверждение, что вся фарма выросла в коронакризис — неверное. Рост — очень фрагментированный, представлен некоторым количеством компаний, препараты которых оказались востребованы. Если вы возьмете данные компаний за девять месяцев текущего года, то увидите, что у большинства участников рынка падение выручки составило 10–15%.
«Нельзя делать ставку только на локальное развитие, иначе мы лишаемся возможности общаться и обмениваться знаниями»
А на вашей компании как отразился кризис?
Все мы последние два года живем в условиях огромной турбулентности. Но наша компания очень гибкая. С самого начала — а я основал компанию как гринфилд-стартап десять лет назад в Санкт-Петербурге — мы ориентировались на современные архитектурные, строительные и инженерные решения. Наша реакция на пандемию была в адаптации скорости того, что мы делали, как меняли производственные планы. Офис компании не закрывался ни на один день: мы сделали все, чтобы сотрудники могли комфортно и безопасно работать в нем.
В общем, мы очень живо реагировали на все. В целом выручка компании «Гротекс» (Solopharm) увеличилась на 51% в прошлом году, и в этом году мы растем — по данным за девять месяцев, на 56%.
Сегодня вперед вырываются компании, которые делают ставку на биотехнологии. Вы в тренде?
Мы поставили для себя цель стать биотехнологической компанией примерно 2,5 года назад. Но любой такой проект должен материализоваться. У вас должны появиться лаборатории, цеха. Все это мы сделали в прошлом пандемийном году.
В перспективе мы хотим создать десять препаратов — это генно-инженерные биотехнологические продукты для лечения аутоиммунных, онкозаболеваний, астмы, остеопороза, для применения в ревматологии и офтальмологии. Это долгая работа. От идеи до выхода препарата будет проходить шесть-семь лет. Мы тратим значительные средства на развитие биотехнологий — столько, сколько можем. За прошлый год эта сумма составила 1,5 млрд руб. В этом году будет не меньше.
Нам важно сейчас построить команду, наладить кооперацию с научными центрами, организовать исследования, в том числе международные, поскольку это работа не только наших биотехнологов, но и специалистов, находящихся в других странах. Мы активно используем наработки, которые были сделаны в Европе, покупаем эти технологии, инвестируем в их адаптацию в России.
А что с кадрами на рынке?
Я рад, что мы собрали команду биотехнологов, — начали эту работу в 2018 году и закончили в прошлом. Мы прошерстили весь рынок, в офисе провели собеседование с двумя сотнями кандидатов. И отобрали 31 специалиста — это наше главное приобретение. Пусть не у всех большой опыт, но это яркие личности, с харизмой и желанием работать в этой области.
Вообще, огромный процент молодежи уезжает на Запад. В одном Бостоне больше 2 тыс. биотехнологических компаний. Биотех сегодня окружает нас. Это не только сфера здравоохранения — биотехнологии применяются в растениеводстве, животноводстве, агросекторе. Поэтому очень важно создавать лаборатории здесь и давать молодежи работу. Мы никогда не построим биотех, базируясь на знаниях 1980–1990-х годов. Отрасль меняется просто по экспоненте. И очень важно, чтобы страна была открыта для этих технологий. Ряд из них можно перенести сюда уже сейчас, какие-то технологии поставить с нуля. Но нельзя делать ставку только на локальное развитие, иначе мы лишаемся возможности общаться и обмениваться знаниями. Нам важна международная кооперация. Очень важно иметь контакты с европейскими, американскими, азиатскими партнерами. Здесь я сторонник доступа как профессоров и ученых сюда, чтобы они преподавали здесь, так и возможности для нашей молодежи учиться, проходить стажировки за границей и возвращаться с новым опытом обратно. Иначе мы лишимся огромного пласта биотехнологий и генно-инженерных препаратов на горизонте 10–20 лет.
Как вы оцениваете перспективы роста отечественной большой фармы?
Нам очень не хватает экспорта. Так же как российский диплом или водительское удостоверение российского гражданина не признается в большом количестве стран, так и регистрация препаратов, сделанных в России, не признается огромным количеством стран. Этот провал нам нужно ликвидировать как можно быстрее: надо вводить линию на стандартизацию производства, регистрацию, стандартизацию химических субстанций, чтобы наша продукция автоматически признавалась огромным количеством стран. Посмотрите на Индию, посмотрите на те же азиатские страны — они просто сделали ставку на экспорт и выиграли от этого. Возможно, за неимением нефти и газа им ничего не оставалось делать. А мы, к сожалению, здесь не видим потенциала роста для своей страны.
Нам нужно как можно быстрее внедрить настоящий европейский GMP (Good Manufacturing Practice; надлежащая производственная практика) или лучше FDA (Food and Drug Administration — в США в том числе регулятор рынка лекарственных средств). Вот Китай поставил для себя цель внедрить FDA, и за дватри года они изменили качество выпуска препаратов. Но, чтобы этого достичь, им пришлось закрыть ряд заводов, которые не соответствовали стандартам.
И нам нужно поставить такую цель и произвести модернизацию производства. Но, подчеркиваю, не просто модернизацию как таковую, а модернизацию с определенными стандартами, которые приняты во всем мире. Тогда экспорт фармпродукции станет вопросом будущего. И это будет экспорт продукции с хорошей добавленной стоимостью. Я верю в экспорт, но как предприниматель не могу ничего изменить. Это вопрос воли и усилий регулирующих органов.
Вы сильно увеличили производственные мощности. Рассчитываете на рост рынка?
Если вы выпускаете препараты высокого качества, понижаете их стоимость, делаете их доступными, то это в конце концов находит отклик у пациентов и врачебного сообщества. И мы это видим. Я уверен, что Solopharm продолжит рост в ближайшие пять лет с динамикой 20–40% в год. А для этого нужны мощности.
Вы удивитесь, но сегодня мы вынуждены отказывать партнерам в сезон: 40% заказов, которые идут к нам, мы не можем обеспечить. Это происходит уже не первый год.
С одной стороны, мы растем на 50% в год и делаем это много лет. В компании работают 1520 сотрудников, только за прошлый пандемийный год мы наняли на работу 300 человек. Мы — активный работодатель.
С другой стороны, нам не хватает мощностей, потому что мы стараемся делать продукцию, которая имеет высокий уровень качества. Я лично посещал — и продолжаю это делать — большое количество конференций, участвую во встречах с врачами, фармацевтами, чтобы менять стереотипы. А стереотип следующий: мы, как граждане своей страны, не любим свою продукцию. Нужно это менять. Но изменить ситуацию можно только за счет доверия, открытости. Поэтому мы каждый год принимаем 3 тыс. гостей. Мы — самая открытая компания, делаем огромное количество экскурсий для студентов, врачей, чтобы они видели, как производится наша продукция. У нас даже стены «чистой комнаты» сделаны из стекла, чтобы был виден весь процесс производства.
Фото: Екатерина Кузьмина для РБК.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl