Один на один
Издатель «Москвич Mag» Игорь Шулинский в 35 лет стал отцом-одиночкой. Игорь рассказывает, как совмещал работу с родительством, чему научился, о чем жалеет и что оказалось труднее всего.
За окном темно, зима, я пытаюсь разбудить сына – пора в детский сад. Заранее подогрел на батарее белье, колготки, чтобы Лева надел все тепленькое. Так делала моя мама, когда я сам ходил в первый класс. Снимаю с плиты кастрюлю с его любимой гречкой, добавляю сыр и рассказываю, какие каши едят в разных странах. Все, тарелка пуста, осталось завязать сыну шнурки на ботинках – женщина это сделала бы за минуту, а у меня как будто руки кривые… Выходим из дома, я весь мокрый от усилий, идем за руку, разговариваем. Садик рядом с редакцией «Птюча», где я работаю, захожу в свой кабинет, до начала рабочего дня 40 минут: можно еще поспать, счастье….
Таких кадров в калейдоскопе воспоминаний много, меняется только одно – растет сын. Вот мы ходим в детский сад, а вот уже началка, средняя школа. Мы с Левой остались одни, когда ему было три года. У жены обнаружили серьезное нервное заболевание, она просто не могла ухаживать за ребенком, и мы приняли решение жить отдельно. Я предложил расстаться и взять все заботы о сыне на себя, жена не была против.
Но одно дело решение, и совсем другое – изо дня в день выполнять бытовые обязанности, по утрам готовить завтрак, а вечером мчаться домой, несмотря на важные встречи, чтобы поцеловать сына перед сном. Нам помогали все знакомые, а через несколько месяцев появилась няня Саша. Она нас очень выручала. Я много работал, а дедушка и бабушка жили в другой стране.
Когда мама переехала, Лева закрылся, будто и не замечал, что ее больше нет рядом. Ничего не спрашивал, никак не показывал, что переживает, думает о маме. Дети имеют такую особенность – в травмирующих ситуациях залезать в нору. И только гораздо позже, когда Лева уже стал подростком и вместе с мамой пошел к психологу, он все вспомнил, и у него полились слезы.