К релизу фильма «Антон Чехов» от Палыча
Все, что вы хотели знать о русских писателях
Еще Бальзак, путешествовавший по России в конце 1840-х, был немало удивлен, узнав, что в этой дикой, но гостеприимной стране есть, оказывается, писатели. Реформы Александра II и открытие уже не окна, но, пожалуй, огромных ворот в Европу привело к бурному культурному взаимотоку, объединившему во многих отношениях весь континент. После николаевских времен, когда путешествия за границу были обставлены множеством неудобств и бюрократических препон, эпоха Александра-Освободителя была временем феноменальной свободы передвижения. Паспорт выдавался без вопросов (за ним обычно посылали в участок дворника), а дальше – были б деньги на дорогу; благо за русский рубль тогда «давали в морду» лишь в фантазиях автора оборота, мрачного провидца Салтыкова-Щедрина. К концу столетия русских писателей знали за границей и в переводе, и лично – история мсье Достоевского, заложившего последнюю юбку супруги, проигравшись в казино Монте-Карло, была не менее легендарна, чем его исследования загадочной русской души. Появившийся и быстро набиравший обороты кинематограф в поисках сюжетов не мог остаться в стороне.
Первыми, конечно, стали отечественные кинематографисты: в 1909 году вышло аж две экранизации лермонтовской «Песни про купца Калашникова» (Василия Гончарова и Александра Дранкова) – выразительный сюжет, доступность декораций и, как сказали бы сейчас, «духовные скрепы» в преддверии 300-летия царствующего дома делали историю крайне привлекательной для адаптации в короткометражку. Но уже скоро деятели кино стали покушаться и на крупные формы – Толстой и Гоголь пали первыми жертвами. В том же году Дранков снял «Тараса Бульбу», уместив в четыре с половиной минуты «живые картины» к самым запоминающимся местам повести. Эти попытки у многих вызывали отторжение. «Первые инсценировки (короткометражные) представляли собой примитивные киноиллюстрации на тему наиболее эффективных и завлекательных эпизодов того или иного произведения, ни сюжетно, ни смыслово не связанные друг с другом. В лучшем случае сохранялось некоторое подобие фабулы, втиснутой в две-три части. <…> Это хищническое освоение классики встречало протест со стороны наиболее культурной части кинозрителей», – писал уже в 1930-е годы один из пионеров российского кино Чеслав Сабинский. «Хищническое освоение классики» шло тем не менее на ура – и не только у российской публики. Первую экранизацию «Анны Карениной» снял в 1911 году француз Морис Мэтр – впрочем, фильм был снят московским отделением студии Pathe, с русскими актерами. Что там получилось – увы, неведомо никому, так как фильм уже много десятилетий числится в списках утерянных.
Дальнейшие события на одной шестой части суши сделали экранизации классиков на какое-то время проблематичными: сперва их сбрасывали с корабля современности, затем со скрипом признали, но допускали в кинопроцесс лишь самые безобидные сочинения (см. волну экранизаций водевилей и юморесок Чехова в 1940-е) несведущих в марксизме-ленинизме писателей... Когда к концу 1950-х сочинения гигантов русской литературы были, за исключением части корпуса наследия Достоевского, реабилитированы, выяснилось, что пальму первенства во всем – включая «Войну и мир» – уже захватили американцы. Трех-с-лишним асовая экранизация самого большого русского романа была снята в 1956 году Кингом Видором – с истинно голливудским размахом, Одри Хепберн в роли Наташи Ростовой, Генри Фондой — Безуховым и будущей звездой «Сладкой жизни» Феллини