Персона
Искусство быть счастливой
Катерина Шпица на первый взгляд девушка беззаботная, даже немного легкомысленная. Но это только на первый взгляд. На самом деле Катя очень глубокая, вдумчивая и невероятно рассудительная. Она серьезно относится ко всему: к себе, к своей работе, к воспитанию сына Германа. Мы поговорили с актрисой о том, что придает ей сил и помогает быть «живой»
Катя, какой классной получилась ваша с Германом съемка! Даже настроение поднимает.
Да, вышло ярко и весело!
Как вам кажется, вы хорошая мама?
Думаю, ни одна мама не может ответить на этот вопрос однозначно и без оговорок. Бывают дни, когда я собой довольна, а бывают и такие, когда я подвергаю себя жесткой самокритике. Когда появляется ребенок, женщина столько о себе узнает! Одно ее радует, окрыляет и вдохновляет. Но случаются ситуации, сталкивающие ее нос к носу с собственными нерешенными внутренними проблемами. И в такие моменты велик риск ввязаться в неравный бой с призраками прошлого, иллюзиями, скелетами из шкафа детства. У меня было счастливое детство, но и я столкнулась с тем, что мне понадобилось много над чем поработать. Я не могу сказать, что материнство меня в одночасье глобально изменило. Очень быстро изменились лишь приоритеты в распоряжении свободным временем, стало легче принимать решения, отсеивать лишние события и лишних людей. Но я думаю, что мое становление как зрелой личности происходит сейчас именно благодаря материнству. Оно заставляет пристально вглядываться в себя. Самое важное, что мы можем дать ребенку,— это искусство быть счастливым, что означает умение работать и любить. Но как невозможно научить ребенка ходить, если сам не имеешь об этом представления, так же не получится взрастить счастливого человека, если сам таковым не являешься. И тут никак не обойтись без глубинной работы над собой. У меня есть ощущение, что, хоть я и не планировала беременность и сын вошел в мою жизнь неожиданно, я была к этому готова. Я не испытала никакого слома представлений о жизни, стресса и прочего, не говоря уже о том, что на простом физиологическом уровне мне было всё понятно и легко — от беременности до тонкостей грудного вскармливания. И я рада, что произошло именно так. Думаю, если бы я планировала рождение ребенка так, как верстают съемочный график, то, возможно, до сих пор бы не стала мамой. (Смеется.)
И ведь появление ребенка не остановило ваш рабочий процесс, не перекрыло кислород.
Да, у меня всё настолько удачно сложилось, что я ничего не потеряла в работе. Актерская профессия — жестокая и тяжелая для женщины, беспощадная в необходимости постоянно выбирать... Выбирать правильных людей, выбирать между корректным молчанием или принципиальным высказыванием, выбирать для всего время, которое часто не на нашей стороне. Молодость — очень переоцененный и быстро иссякаемый ресурс. Я знаю истории актрис советского кинематографа, которые когда-то делали выбор — сниматься или рожать. Некоторые приняли решение об аборте. И да, они сыграли роли, которые таки сделали их звездами эпохи, и ставка, казалось бы, оправданна, но эти актрисы потом так и не стали матерями. Кто-то — осознанно, а кто-то просто не смог. Гремящее на весь мир имя, роль — жемчужина мирового кинематографа? Это мечта. Но как же это горестно, должно быть, в разные периоды жизни мысленно подсчитывать: «А сколько моему ребенку было бы сейчас лет?..» Мне кажется, это самый горький вопрос, который может задавать себе женщина. И как было бы прекрасно, если бы мы в своей жизни осознанно находили правильное время для всего. Эта профессия жестока, но я верю в то, что истинно найденный путь вместит всё: и успех, и счастливое материнство.
На Германе: пиджак, брюки, водолазка, ботинки — всё Il Gufo
А разве люди не всегда уверены в правильности принимаемых решений? Это ведь только потом становится очевидно, правильно они поступили или нет.
Осознанность заключается в том, что мы делаем выбор, правильный не в краткосрочной, а в долгосрочной перспективе. И делаем его сердцем в союзе с рацио.
То есть вы ни о чем не жалеете? Ваш выбор всегда был правильный?
Даже те вещи, которые мне приносили боль и страдания, — это часть моего пути, которой я дорожу. Эти шрамы — карта моей жизни, и мне не нужны на ней белые пятна. Мне очень сложно представить, какой бы я была, если бы определенных событий в моей жизни не произошло. Например, были некие отношения, которые долгое время, несколько лет, казались очень важными, необходимыми, когда казалось, что вот с тем человеком, взявшись за руки, мы могли бы полететь на космической скорости к вершинам самосовершенствования и счастья и из нашего союза могло бы выйти что-то доселе невиданное. (Смеется.) Но потом звездная пыль на нашем Млечном Пути оказалась просто пылью моих иллюзий, застивших глаза, и я поняла, что то, что я воспринимала как двигатель с высочайшим КПД, — это большей частью лишь мандраж, который испытывает организм, когда мы вступаем в эмоционально зависимые отношения, и на поверку у них оказывается мало общего со зрелой любовью. Есть отношения, которые вызывают неврозы без исцеления, от них в крови бушует адреналин, это прямо-таки фейерверк. А есть отношения, которые сталкивают с собственными эмоциональными проблемами лицом к лицу. Но если ты с правильным человеком, то решаешь эти проблемы, не растворяясь в миражах. Этот мандраж, который часто путают с вдохновением, мы можем испытывать в огромном количестве отношений. Наркоман перед дозой тоже испытывает пьянящее предвкушение. И есть риск навсегда остаться в этом кругу. Смею полагать, что я из него вылетела. Центрифуга не всесильна. (Смеется.) Оговорюсь, что, о чем бы я ни вела речь в нашей беседе в безличных формулировках, это совершенно не касается папы Германа (Константин Адаев — актер, каскадер, постановщик трюков. — Прим. ОК!), не надо обобщать, наша история с Костей совершенно отдельная, и у меня есть такое правило: я о наших отношениях подробно не рассказываю.
Почему?
Потому что есть такие вещи, при рассказе о которых должно звучать два голоса. Мы оба медийные люди. Я имею право рассказать о себе, но не о нем. Если бы мы решились дать откровенное интервью вдвоем и, как на сеансе у семейного психолога, рассказать, как мы полюбили друг друга и почему у нас не получилось создать крепкую семью, это был бы другой разговор. Но я еще не видела интервью с такой концепцией. (Смеется.)
Между собой вы нашли ответ на вопрос «почему»?
Мне кажется, к этому вопросу мы будем возвращаться вновь и вновь. Это же больно: нас двое, а малыш один. Но у нас обоих теперь отдельные дороги, а ведь Герману, как любому ребенку, хотелось бы, чтобы дорога была общей. Он осознает это позже, а пока мы с ним говорим простыми словами о сложных вещах, чтобы он понимал, что мама и папа его очень любят, что живут в разных домах, потому что они не муж и жена, что мама и папа — друзья и у папы в будущем может быть невеста, а у мамы может быть жених. Всё это, конечно, трудно, и внешне кажется, что Герман вполне счастлив. Думаю, многие свои самые сокровенные чувства он пока не может облечь в слова, но в какой-то момент начнет задавать вопросы.
На Германе: джинсы и джемпер Next, полуботинки Il Gufo