100%-ный пациент
Актера Даниила Воробьёва я впервые увидел в сериале «Жить жизнь». Его герой проводит психотерапевтические сеансы, но, похоже, сам нуждается в терапии. Рисунок роли острый, очень яркая манера речи, кошачья пластика… После этого мне захотелось посмотреть и другие фильмы с участием Даниила, и каждый раз я открываю для себя практически нового актера — настолько контрастны созданные им персонажи! А в реальной жизни…
Ну что, поехали. Поехали!
Даня, на самом деле я поражен. Мы виделись где-то месяц назад, у тебя была пышная шевелюра, сейчас ты подстрижен под ноль. И, мне кажется, подкачался.
Подкачнулся немного. (Улыбается.)
От гламурного молодого человека, с которым я общался месяц назад, не осталось и следа.
Зато появился пермский учитель. Я сейчас играю его в истории, которую снимает Серёжа Филатов, она называется «Урок», партнерствую с Юрой Борисовым. Я — учитель, завуч, а он играет моего брата, который приезжает в отчий дом. Чтобы захватить колорит, я решил поднабрать вес, но это такой перевалочный момент, чтобы через месяц всё ушло в мышцы, потому что начинается другой проект, где я должен быть очень раскачанным. Сухим и жилистым, но с другим объемом. Тут еще вклинился «Последний Ронин» — проект Макса Шишкина, где я должен быть худым.
То есть субтильный герой.
Очень субтильный. Скоморох.
Это же можно сойти с ума, так часто меняясь внешне!
Немножко да, ты прав. После Нового года я сошел с ума в этом смысле.
Но тебе же это нравится?
Очень. Дико нравится.
Абсолютно твоя стихия. В фильме «Осьминог» ты сыграл сразу восемь персонажей, которые принципиально отличаются друг от друга и внутренне, и внешне, — и это, мне кажется, апогей твоего счастья, так существовать.
Точно. Ну и оттуда очень много опыта, с этих съемок, как трансформировать тело в принципе. Конечно, немножко не хватает профессиональной базы, но есть специально обученные люди, которые могут помочь. В случае с «Осьминогом» я как раз в течение одного проекта трансформировал тело, а сейчас попроще. Но оттуда выхвачен опыт, как за кратчайшие сроки можно превратиться из субтильного человека в «раскачанную машину».
И как?
Это эндокринология, это БАДы и тренажерный зал. Где-то за 18–25 дней я могу себя полностью изменить.
А это не опасно для здоровья?
Мне кажется, опасно, но я еще пока не понял. Пока еще нормально. Но мы экономно идем. Трансформации, которые были в 20, 27, 30 лет, — это совсем другая энергетическая подоплека, потому что сейчас это тяжелее — все-таки мне 40 лет уже.
Но ведь организм может не послушаться и зависнуть, дать сбой.
Надеюсь, что этого не произойдет.
А нужны какие-то постоянные тренировки для того, чтобы как-то своим телом владеть?
У меня эти тренировки есть.
Ты же с детства занимаешься спортом?
Да, постоянно. У меня была гимнастика, фитнес. Сколько себя помню, всегда был на спорте. После «Медиатора» началась другая эпоха, когда у меня осталось лишних три килограмма, которые я не смог сбить после того, как набрал вес для съемок. Пришлось обратиться к эндокринологу, который мне прописал схему, чтобы эти килограммы ушли. И мы с этим врачом общаемся постоянно, он ведет меня из проекта в проект.
Тебя еще и приглашают в кино как такую гуттаперчевую машину, зная, что ты сумасшедший в этом смысле и на всё готов ради роли.
Это точно, это факт. Но здесь вопрос как раз ответственности. Есть ответственность техническая, правильная: «Ага, отлично, у меня есть задача». А есть ответственность, связанная с репутацией. Для меня это не совсем правильная ответственность, потому что это уже наезженные рельсы: если меня приглашают, то наверняка думают: «Сейчас он выдаст что-то экстравагантное, экстраординарное». И я покупаюсь на эту вещь, я могу зайти с мыслью: «Ой, я сейчас что-то должен бахнуть». Было несколько моментов, которые меня насторожили. В этом смысле хотелось бы держаться середины, где есть я, материал и процесс, где нет обязывающих вещей, которые для артиста могут быть очень опасны. В этом смысле ближайший год я посвящаю именно тишине, то есть очень пастельным вещам. Сейчас будет ряд премьер, которые являются примерами этих пастельных вещей, где нет эксцентрики. Кроме «Последнего Ронина», потому что там апогей эксцентрики.
Ты уже назвал такое количество новых фильмов с твоим участием, что я запутался…
...я сам запутался!.. (Смеется.)
… кто есть кто в твоем ассортименте. А ведь вся эта история еще нанизывается на твою очень глубокую проработку роли. Ты мне рассказывал, что ты до такой степени замороченный, что предварительно клипы сам снимаешь, чтобы разобраться в персонаже. То есть ты, с одной стороны, очень удобный для режиссеров персонаж, а с другой — приходишь со своим уставом в чужую…
...богадельню.
Да, в чужое пространство.
При подготовке к роли я делаю видеоэскиз, где начинаю искать и прорабатываю в течение пяти-семи часов этого персонажа. Нахожу его, по крайней мере вектор и перспективу — то, про что я должен играть. То есть это такая визуальная схема, состоящая из листов А4, которые расклеиваются и являются общей партитурой. В этой схеме я уже отмечаю выгодные, как мне кажется, амплитуды состояния героя, логические ударения.
А режиссеров это не раздражает? Ведь уже все знают, наверное, что ты обязательно придешь со шлейфом, набором идей.
Режиссеры это воспринимают уже с пониманием.
Снимая клипы, ты еще других актеров привлекаешь, но не тех, с кем будешь сниматься, то есть статистов.
Да. Но еще интересная штука. Я обкатываю персонажа в социуме, выношу характер героя в обычную жизненную среду.
То есть в обычной жизни перевоплощаешься в персонажа?
Да. Слушай, как всё сложно у тебя. Ну так, да. (Улыбается.)
А ты где-то подсмотрел такую идею подготовки к съемкам? С чего всё началось?
Началось с того, что я начал сталкиваться с реальностью российского кинопроизводства, где артиста утверждают, как правило, накануне съемок. Вот его утвердили, он начинает работать и где-то в процессе съемок начинает обрастать неким пониманием и мясом роли. Так тоже можно идти, но меня в какой-то момент, лет семь-восемь назад, это перестало устраивать. Я себя дико некомфортно чувствую, потому что выход в кино — это большая возможность высказаться, это как полотно, идти туда с краской, кистью и отстраненным пониманием того, что ты рисуешь, — мне кажется, это не совсем верная штука. Из-за этого начала вырабатываться схема, где я начал подготавливаться заранее, начал воспитывать те персонажи и характеры, которые в дальнейшем начал реализовывать. Со стороны это могло выглядеть как сумасшествие, но, по сути дела, это большая подготовка. Я знаю, что не я один так работаю, знаю, что Женя Ткачук по похожей схеме идет, у него свои какие-то вещи...