Принцип поворота
Писатель Алексей Биргер — о знаменитом цикле стихотворений Александра Блока «На поле Куликовом» и о разительной перемене, случившейся с великим русским поэтом
Мне казалось, мои наблюдения над стихотворением «На поле Куликовом» Александра Блока настолько просты, почти примитивны, что не стоит их фиксировать. Но, с кем я ни говорил, в том числе с крупными специалистами по Блоку, мои собеседники откликались очень неожиданно: «Об этом никто никогда не задумывался, не говорил и не писал! Ты должен это обнародовать!»
Что ж…
Вопрос был такой: понимают ли и специалисты и обычные читатели, от чьего лица идет речь в основной части этого стихотворного цикла? Или, как иначе принято говорить, кто «лирическое я» этого цикла?
От лица самого Блока разговор идет, от кого же еще?! Все так, но Блок при этом перевоплощается и в иного персонажа. Вернее, настолько сопоставляет себя с ним, что они становятся единым целым.
В «Сказании о Мамаевом побоище» отдельное место отведено Фоме Кацибею, разбойнику, который, проникшись болью за родину, бросил свой разбойный промысел и тоже пошел против Мамая воевать. Именно он удостаивается божественного видения перед битвой — почти прямая аналогия с евангельским раскаявшимся разбойником, который первым вошел в рай.
В классическом тексте «Сказания…» об этом повествуется так: «…В ту же ночь некий муж, именем Фома Кацибей, разбойник, поставлен был в охранение великим князем на реке Чурове за мужество его для верной охраны от поганых. Его исправляя, Бог удостоил его в ночь эту видеть зрелище дивное. На высоком месте стоя, увидел он облако, с востока идущее, большое весьма, будто какие войска к западу шествуют. С южной же стороны пришли двое юношей, одетые в светлые багряницы, лица их сияли, будто солнца, в обоих руках острые мечи, и сказали предводителям войска: "Кто вам велел истребить отечество наше, которое нам Господь даровал?" И начали их рубить и всех порубили, ни один из них не спасся. Тот же Фома, с тех пор целомудрен и благоразумен, уверовал в Бога, а о том видении рассказал наутро великому князю одному. Князь же великий сказал ему: "Не говори того, друже, никому",— и, воздев руки к небу, стал плакать, говоря: "Владыко Господи Человеколюбец! Молитв ради святых мучеников Бориса и Глеба помоги мне, как Моисею на амаликетян, и как старому Ярославу на Святополка, и прадеду моему великому князю Александру на похвалявшегося короля римского, пожелавшего разорить отечество его. Не по грехам же моим воздай мне, но излей на нас милость Свою, простри на нас милосердие Свое, не дай нас в осмеяние врагам нашим, чтобы не издевались над нами враги наши, не говорили страны неверных: «Где же Бог, на которого они так надеялись». Но помоги, Господи, христианам, ими ведь славится имя Твое святое!"».