Заповедник: остров в море цивилизации
Николай Борисович, какую роль научная работа играет в жизни вашего заповедника? Насколько она важна?
— Заповедник представлен в двух ипостасях. Это особая охраняемая природная территория — горы, леса, реки, птицы, звери, которые здесь обитают. И одновременно заповедник — организация, которая управляет природной территорией. Таким образом, заповедник — сложная система, в которой взаимодействуют природа и люди. Научная работа и научный отдел в жизни этой системы обеспечивает обратную связь: система управляется, за её «здоровьем» надо следить.
— Что это значит?
— Мы фиксируем изменения в абиотических компонентах, в составе и структуре биоты, анализируем, выясняем возможные причины таких изменений, оказываем определённое влияние на регулирующие хозяйственные воздействия, которые производит наша страна на этот «остров природы». Что касается учреждения, научный отдел — одна из основных его частей.
— Что именно входит в круг обязанностей научных работников заповедника?
— Наша задача — изучение и мониторинг заповедных природных комплексов и экосистем, их отдельных компонентов. Очень трудно выделить какое-то одно направление. Сохранение биоразнообразия — главная функция заповедников. В данном контексте обычно говорят о зоологии крупных млекопитающих, но не менее важна геоботаника, фитоценология. Геоботаники научного отдела за последние тридцать лет изучали ряд проблем, связанных с сохранением биоразнообразия: это проблемы формирования растительных сообществ, выпадения видов, заселения новыми видами, взаимоотношения между этими процессами, а также закономерности, по которым это происходит. Изучали особенности наших территорий и приходили к выводам, на основании которых можно производить регулирующие воздействия. Параллельно получали результаты как в фундаментальной науке, так и в прикладной.
— К каким выводам приходите?
— Флора сосудистых растений нашего заповедника насчитывает более 2500 видов. Из них свыше 800 видов — лесная флора, остальное — флора высокогорных лугов и специфических мест обитания, таких как водоёмы, приречные места обитания, лесные поляны, осыпи и др. Замечено, что состав флоры на различных массивах на территории заповедника разнится, видовое богатство отличается: есть, например, участки с очень высокими показателями видового разнообразия, где на определённой площади встречается много видов, а есть с низкими. Есть общая флора, а есть частная...
— Почему она частная?
— Есть региональная флора, обитающая в нашем регионе, на Северо-Западном Кавказе, а есть флора некоего участка, который мы искусственно ограничиваем довольно условными естественными рубежами. Например, ограничиваем высокогорные луга верхней границей леса. Берём гору, которая сверху покрыта травянистой растительностью, потом она опушается верхним пределом леса, лес переходит в хвойный лес, хвойный — в лиственный и т. д. Мы берём только высокогорную травянистую часть, исключая вечные снега и льды. Изучаем флору этой горы: это и есть частная флора. Таким образом, мы составляем список видов, обитающих на конкретных участках, значительно меньших, чем регион. Такая частная флора, как правило, беднее региональной, и одна частная флора отличается от другой.
Этих участков в заповеднике несколько. Они друг от друга относительно изолированы окружающей лесной растительностью. У нас по существу острова высокогорий в море лесной растительности. Изучается флора этих островов, отношение этих флор к общей флоре региона, выясняется специфика, почему эти флоры такие, что их ждёт впереди, каково ожидаемое развитие в случае, если люди вмешиваются, ведут хозяйственную деятельность.
— Вы сказали, что разные участки имеют разное видовое разнообразие. Почему?
— Тут масса факторов. Например, подавление доминантов. Биологическая наука говорит о том, что каждое растительное сообщество образуется, проходит определённую эволюцию и превращается в так называемое климаксовое растительное сообщество, достигшее равновесия с окружающей средой. Оптимальным образом там совмещены и число видов растений, и их состав, все экологические ниши заполнены. Это устойчивое состояние очень прочно: в идеальной системе оно должно существовать вечно. Все наши леса в Кавказском заповеднике, например, в идеале должны со временем превратиться в букопихтарники с определённым составом и структурой.
— Почему так должно произойти?
— Это эволюционный результат. В тех условиях, которые сейчас существуют, букопихтарник — конечное климаксовое сообщество, к которому «стремятся» все наши лесные растительные сообщества. Но идеальной системы нет — всё время что-то меняется; существуют нарушения: выпас скота — скотина прошла, сбила почву, съела растения; таким образом освобождается место для заселения другими видами. То же самое — леса: например, прошла лавина, снесла лес, на этом месте развиваются растительные сообщества, которые, если им дать лет 50—100, превратятся в ровно то же самое, что было до лавины. Или наводнения, пожары — различные нарушения природного характера. Мы видим, что климат — тоже непостоянная вещь. Прямо сейчас мы с вами очевидцы изменения климата с заметной скоростью.
— Вы это замечаете на своих растениях, животных?
— К счастью, ещё нет, но мы делаем и метеорологические измерения, меряем целую серию различных параметров: температуру — среднегодовую, среднесуточную, минимальную, максимальную; мощность и уровень слоя осадков — по годам, месяцам, кварталам. Работает метеорологическая станция, которая снимает все эти показания, — мы можем их комбинировать.
В позапрошлом году у нас была конференция, мы подготовили серию докладов, посвящённых изменению климата и ответу биотического компонента нашего заповедника. Мы приходим к выводу, что пока ничего внятного тут сказать не можем, за одним исключением — есть чёткая тенденция к повышению верхнего предела леса.
— Лес растёт всё выше?
— Да, площадь субальпийских и альпийских лугов теоретически должна сокращаться. Конечно, сейчас тенденция только наметилась. Не факт, что она связана с изменением климата. Возможно, это связано с какими-то флуктуациями, например — несколько лет стоят мягкие зимы, а потом несколько лет — жёсткие. Следом — формирование лавин, мощного снега, который уничтожит подрост пихты, выросший среди берёзового криволесья. Берёзы выдерживают давление снега, они просто ложатся на грунт, а пихты ломаются.
— Главная задача заповедника, как вы уже сказали, сохранение биоразнообразия. Есть ли здесь сложности, связанные с антропогенным воздействием?
— По сравнению с остальной территорией, конечно, такие воздействия минимизированы, но сейчас антропогенные моменты нарастают. Дело в том, что заповедник превращается в остров. Это явление называется фрагментацией. Наша дикая природа всё более окружается не диким пространством, а результатами деятельности человека: дороги, посёлки, города. Они пока не могут препятствовать, например, обмену диаспорами между видами растений, но движению, например, крупных копытных, очевидно, могут. Пугают, мешают, светят фарами. Люди хотят ходить в заповедник — многим нравится дикая природа. Мы с этим боремся, не разрешаем. Но дело в том, что неразрешению постепенно приходит конец — идёт смена парадигмы.
— А какая парадигма приходит на смену старой?
— Наша старая парадигма, при которой заповедник появился, — это природа ради природы. Мы сохраняем природу в максимально естественном состоянии, не используем в хозяйстве, только охраняем и изучаем. Заповедник рассматривался в СССР именно так — рефугиум, убежище, где природные комплексы остаются в своём естественном состоянии, где сохраняется течение природных процессов. Нередко это центры видо- и морфообразования, сохранения и размножения популяций основных растений и животных. Они расселяются вокруг, мы ими пользуемся. Гарантом существования заповедника является государство.
Во время социально-экономического кризиса 1990-х годов был разгул браконьерства, бесхозяйственности, мы очень много потеряли. В частности, из популяции зубров, составлявшей 1300 особей, осталось 137. Они исчезли за десять лет.