«Нет ничего лучше, чем быть академиком и завлабом»
Беседу с академиком Жоресом Ивановичем Алфёровым, опубликованную восемнадцать лет назад*, журнал не планировал повторять. Должна была состояться новая встреча: рубрика «Монологи о науке и жизни», начатая журналом в этом году, конечно же её предполагала. Но такой встречи не случится. 1 марта 2019 года Жореса Ивановича не стало.
* Ж. Алфёров, акад. «России без собственной электроники не обойтись». — «Наука и жизнь» № 4, 2001 г.
Каким бы оказался сегодня монолог академика Ж. И. Алфёрова, выдающегося учёного, организатора науки, человека-борца?
Жанр, во всяком случае, пришёлся бы ему по вкусу — Жорес Иванович говорил с удовольствием. И говорил замечательно! Ярко, живо, образно и очень конкретно. Но как прозвучал бы теперь его голос? Так же мажорно, страстно? Или тихо, обречённо, оттого что все прошедшие годы на всех уровнях его, нобелевского лауреата, слушали, но услышан он — твердивший, что России необходимо развивать наукоёмкую промышленность, — так и не был…
Простите, Жорес Иванович, что мы опоздали. В своё время вы не раз отмечали: в материалах, публикуемых на страницах «Науки и жизни», будь то запись вашей лекции «Физика на пороге XXI века» или интервью, которые вы давали журналу, вы узнаёте себя, здесь вас не корёжат. Поэтому и берём на себя ответственность превратить некогда вами сказанное в связи с присуждением вам Нобелевской премии в 2000 году в современный — актуальный! — монолог.
…Мне часто задавали вопрос об ответственности учёных за то, как используются научные открытия. Я обычно говорил, что учёный, в конечном счёте, не может за это отвечать. Наша задача — добывать знания. Конечно, мы не могли не думать об их использовании, особенно в области полупроводников. Сфера применения наших исследований и открытий определилась быстро, и мы сами занимались внедрением. Но крупные решения по использованию научных открытий и у нас в стране, и за рубежом принимали и принимают, конечно, политики.
Я всегда говорю про три крупнейших технологических открытия XX века, которые по сути связаны с развитием квантовой физики. Это атомное ядро, а стало быть атомная бомба, атомная энергетика, и информационные технологии — открытия транзистора и лазерномазерного принципа.
И «Манхэттенский проект» в США, и наш атомный проект — события гигантские. В них принимали участие выдающиеся, крупнейшие учёные, многие из которых — нобелевские лауреаты. Их обуревали очень сложные чувства. С одной стороны, они работали — и с энтузиазмом — над созданием оружия, чтобы был паритет, надеясь, что это сохранит мир на Земле, с другой стороны, они создали, как когда-то сказал Ферми, «чёрт знает что, но какая замечательная физика!».
Когда объявили о присуждении Нобелевской премии по физике 2000 года, были разные отзывы, в том числе и упрёки в адрес Нобелевского комитета за то, что он отошёл от главного принципа — удостаивать премий очень глубокие фундаментальные физические открытия и вручил премию за технологию: физики в отмеченных работах не так уж много. Это неправильно, в случае с гетероструктурами и физики полно, но в чём-то такое мнение справедливо.
В Нобелевском комитете, несомненно, долго взвешивали, прежде чем приняли решение, за что присудить последнюю в XX веке Нобелевскую премию по физике. Ведь отмеченные ею работы — это два ствола современных информационных технологий: интегральные схемы — вся современная микроэлектроника, а гетероструктуры — прежде всего телекоммуникации, связь, и выросли эти стволы из зёрен — открытий транзистора и лазерно-мазерного принципа (в своё время также отмеченных Нобелевскими премиями по физике). За интегральные схемы, вы знаете, премию 2000 года получил Джек Килби (на самом деле Килби и Нойс — примерно в равной степени основатели современной микроэлектроники, но Нойс умер в 1990 году), а за гетероструктуры — Герберт Кремер и ваш покорный слуга (хорошо было бы, чтобы кроме Кремера и мой друг Ник Холоньяк оказался среди лауреатов).
Если Флёров, Курчатов, Ландау, Тамм, Зельдович, Сахаров, Сциллард, Ферми, Оппенгеймер сознательно работали над созданием страшного оружия, считая, что выполняют патриотический долг, то мы просто делали интересную физику, на основе которой получились замечательные вещи: те же компьютеры, тот же Интернет. Но с их помощью независимо от нас, а формально, как говорится, с нашей лёгкой руки множится и распространяется немыслимая информационная грязь, которая, с моей точки зрения, приносит человечеству не меньший вред, чем радиоактивное загрязнение планеты. И я бессилен что-либо изменить! От этого скверно на душе…
…Сегодня я, наверное, чаще всего думаю и говорю о том, что страна не может обойтись без собственной электроники. И по этому поводу я неоднократно выступал на заседании правительства.
Когда мы жили в Стране Советов, в силу политической ситуации нам приходилось всё делать самим: мы не имели возможности закупать оборудование за рубежом. Это, конечно, было трудно, к тому же вырос огромный военный флюс. В электронике, например, мы делали прежде всего военную продукцию, ну а из того, что не проходило военную приёмку, получались телевизоры, видеомагнитофоны. Потом с опозданием стали выпускать персональные компьютеры.
Сегодня мы не в состоянии соревноваться со всем миром. И раньше не могли, а теперь и подавно, поэтому очень многие, в том числе и наши реформаторы, придерживаются вполне определённой позиции: зачем развивать собственную промышленность, если всё, что нужно, сейчас можно купить. Надо использовать Интернет, телекоммуникации, а все эти компоненты — зачем ими заниматься?
Есть здесь, как говорится, два аспекта. Один — военный. Хотя вооружения и сокращаются, в определённом объёме они будут существовать всегда, и в этой области мы не можем рассчитывать на западную компонентную базу — нам нужно иметь свою. А для этого нужна своя индустрия, причём на достаточно высоком уровне, которую можно будет использовать и для других целей. Исходя из этой простой логики нам необходимо воссоздавать свою электронную промышленность.
Второй аспект — тоже очень существенный, в том числе для меня лично. У нас очень хорошая система образования на базе санкт-петербургского Физико-технического института. Она известна, она уникальна. Её закладывал Абрам Фёдорович Иоффе. Мы её сохранили и развиваем. Создали школу — наш физико-технический лицей. У нас есть физико-технический факультет в Политехническом институте (теперь университет), есть базовая кафедра в ЛЭТИ (ныне Санкт-Петербургский государственный электротехнический университет). Мы построили замечательный дворец для нашего Научно-образовательного центра, приезжайте его посмотреть…
...Надо сказать, что самые сложные и интересные вопросы задают как раз дети. Хотя они не детишки уже, мы принимаем учащихся начиная с восьмого класса…
...Я знаю, что очень многие из них, окончив школу, поступив на наш факультет или на другие факультеты, потом уезжают. И поступают многие затем, чтобы получить такое образование и уехать. Если у нас не будет восстановлена, возрождена промышленность, то не будет будущего и у науки. В том числе у фундаментальной, потому что наши результаты, в конечном счёте, у себя в стране не будут востребованы.
А то, чем занимаюсь я, мои ученики и больше половины лабораторий Физтеха, — это физика твёрдого тела, физика полупроводников, из которых непрерывно возникают новые электронные компоненты, и им прямой путь в производство…
…Физтех — уникальное место: если учёному приходит в голову некая новая идея — и я это проверял на себе, — то он может обсудить любые её аспекты, что называется, не выходя из здания. Можно пойти и поговорить со специалистами в самых разных областях: в физике твёрдого тела, в полупроводниках, с теоретиком, с химиком — и, «пошлявшись» по институту несколько недель, сформулировать свою идею совсем на другом уровне. Если взять по-настоящему крупные научные открытия, ну, прежде всего, в близких мне областях, то у нас в стране они вышли из Физтеха, ФИАНа, «Курчатника» (Российский научный центр «Курчатовский институт»), а в Соединённых Штатах — из Bell Telephon, IBM — это очень большие комплексные исследовательские научные центры. В США сегодня делают ставку прежде всего на университеты, но там и в университетах создают мощные научно-исследовательские центры. Так делают, например, в MIT (Массачусетский технологический институт), в Caltec (Калифорнийский технологический институт). Конечно, эффективные исследования проводятся и в небольших учреждениях, но в целом по-настоящему новые научные направления и новые технические решения рождались и рождаются в комплексных лабораториях…