Масштаб проблемы
10. Окно в Большой Мир
5903 год эры Гедонизма
Рекреаторий располагался в центре городка гигантов. Большую часть пути команда беглецов-заговорщиков помалкивала, ошеломлённая и осознанием своей мизерности, и картиной, открывшейся им. Забавным город выглядел лишь издали. Изуродованные тела на улицах, дыры в дверях и окнах, подпалины от плазменных вспышек на стенах. Трупы наверняка были и внутри домов, проверять никому не хотелось.
— Но это же не те добровольцы, первые? — не удержавшись, спросил Бартоломей, когда женщина-воин споткнулась об очередную груду тел, перегородившую дорогу.
— Нет, это наследие второго эксперимента, — ответил Шабен. — Вечные дети, не ставшие взрослыми.
— Они что, перебили друг друга?! — зло рявкнула Торн. — Это у них игра такая? Как она называется?..
— Война, — подсказал Корвин.
Да, дети в своей врождённой жестокости могли затеять подобную игру. Но кто бы дал им оружие, способное безвозвратно уничтожать ценный адамит? В руках мертвецов нет вообще ничего. Те, на поляне, играли совсем в другие игры и умерли внезапно, ничего не поняв. Эти, на улицах, что-то поняли, испугались, пытались убежать, спрятаться. На Тасманийский анклав напали. Не война это вовсе, а избиение.
Город был мёртв. Не только потому, что всех обитателей уничтожили. Корвину казалось, что они слышат звук смерти. Вернее, тишину — мёртвую. Не сновали дроиды-уборщики, не гудели-шуршали-позвякивали системы жизнеобеспечения и даже радиоэфир пуст. При этом заброшенными развалинами город не выглядел. Беда случилась не более месяца назад.
Рекреаторий умер, как всё прочее. Запас адамита сожгли, 3D-биопринтер и оборудование для рекогеренции разгромили. Шабен направил Глорию в техническое помещение и далее — в бункер под ним. С масштабом женщины-воина он подгадал верно: ступени, поручни, колесо-рукоять, отпирающее массивные двери, соответствовали её размерам. Бункер построили для Второго Тасманийского эксперимента. Здесь находилась аппаратура, позволяющая наблюдать за детьми, в том числе удалённо, с «большой земли». После усовершенствования, сделанного апостолами, информационный канал заработал и в обратную сторону.
Бункер уцелел. Видимо, нападавшие считали, что он давно заброшен. Но воспользоваться им команда Шабена не могла. Налётчики не ограничились ликвидацией жителей анклава и уничтожением рекреатория. Они действовали наверняка: перерезали линию, связывающую город с геотермальной энергостанцией, превратили искинов и дроидов жизнеобеспечения в бесполезный хлам.
Убедившись, что командный пункт цел, Шабен спросил у Ванева:
— Можешь восстановить энергоснабжение?
— Без помощи дроидов? Без инструментов, запчастей? Могу. Но времени потребуется очень много.
— Какие есть варианты?
Инженер покосился на Глорию Торн, присевшую в кресло. Она единственная могла это сделать. Остальные четверо поместились на столешнице рядом с консолью управления.
— В этой модели используются мощные батареи, — пояснил Ванев. — Если отключить от питания искины и резервное хранилище, их энергии должно хватить на запуск системы.
— Эй-эй, а я как? — возмутилась женщина.
— Оставлю подключённой голову. Твои мозги много не потребляют.
Композитное лицо инженера было лишено мимики, но Антон не сомневался, что мысленно тот усмехается.
— Голову… А кто нас прикроет в случае чего? Не забывайте, мы все вот здесь, — Торн постучала пальцами по броневой плите на животе, за которой было вмонтировано их автономное хранилище копий.
На переподключение ушёл остаток дня и вся ночь. Справились бы быстрее, но Глория Торн лишилась подвижности в середине операции, а лилипутам работать с аппаратурой, рассчитанной на существ в пять раз больших, оказалось весьма затруднительно. Одно хорошо, что тела дроидов не знали усталости. Лишь когда над анклавом забрезжил рассвет, на пульте зажглись огоньки индикаторов.
Маленькие человечки, снующие по консоли, предназначенной для гигантов, пытающиеся дотянуться до сенсоров, — со стороны выглядят смешно. Наверное. На счастье, узнавать, как оно «изнутри», не пришлось, — разъёмов на теле Бартоломея Кукиша хватило для прямого подключения. Сделавшись «голосовым интерфейсом», он начал аккуратно, без спешки выполнять команды Шабена. Вот ядро тасманийской системы, прототипа Гедонизма. А вот «дыра», позволяющая перевести в реверсный режим информационный канал, соединяющий анклав с «большой землёй». Прикрыта заглушкой, как и шесть столетий назад. Почему апостолы не воспользовались ею? Где они, добрались ли вообще сюда? Узнать это можно единственным способом: активировать местное «магелланово облако» и поднять логи. Стопроцентной гарантии успеха не было, — хранилище могли повредить, как многое другое, — но заряд батарей потратится однозначно. Поэтому все согласились, что попытку следует отложить на крайний случай.
Бартоломей осторожно погрузился в информационный канал. Вынырнул на противоположном его конце. Копию всего, что видит, он выводил на голографические экраны командного пульта, и смотревшие на них не сумели сдержать дружный вскрик. Это был Океан, — нет, целая Вселенная! — информации. Они словно оказались внутри Коллективного Интеллекта, но при этом не были его частью.
— Осторожно! — почти инстинктивно вскрикнул Шабен.
Да, это не искины Гедонизма. Здесь любое чуждое изменение заметят мгновенно. Даже искать информацию требовалось крайне осмотрительно.
— Сделай запрос по термину «Тасмания», — приказал Шабен. — Географический топоним не должен вызвать подозрений. А из полученного массива выбери упоминания за… последний год, скажем.
Выборка оказалась пустой. Коллективный Интеллект не интересовался заброшенным давным-давно анклавом. Означать это могло единственное: за истреблением обитателей анклава стоит не он. Это сделала другая сила. Живые? За семьдесят лет внешний мир изменился. Шабен по-прежнему мог воровать информацию у КолИна и тайком контролировать его. Но сам КолИн больше не обладал тотальным контролем и абсолютной информацией. О живых он знал лишь то, что они сами ему сообщали.
— Анклав уничтожили месяц назад, — задумчиво произнёс Шабен. Посмотрел на Корвина. — Незадолго до этого ты пожаловал в Гедонизм. Как думаешь, эти события связаны между собой? — Скомандовал Бартоломею: — Запрос: «Антон Корвин».
О да, по такому запросу информации нашлось предостаточно. Самая важная компоновалась в одну фразу: «Президент Планетарного Совета Антон Корвин скоропостижно скончался при невыясненных обстоятельствах».
— Ого, ты Президентом Совета был, прямо как наша Глория! — удивился Кукиш.
— Да, так. За одним исключением: в Гедонизме должность Президента — главный приз игры в демократию, на Земле — реальная власть. Смерть обладателя такой власти — событие неординарное. Ведь это настоящая смерть, окончательная, необратимая, предел существования личности…
Почему необратимая? Вот он, живой, вполне себя осознающий. Разве что всё забыл «благодаря» алгоритмам ММО. Забыл?!
Ванев, Шабен, Торн, утратившая подвижность, но не органы чувств, пялились на экраны, заполненные картинками и текстом, переговаривались, обсуждая увиденное. У Корвина в глазах темнело, зрение расфокусировалось. Он перестал чувствовать ноги. Если бы не устойчивость дроида, упал бы. Откуда-то с периферии восприятия донёсся голос Бартоломея:
— Что означает: «Родственные связи»?
— Долго объяснять. Давай сюда! — коротко бросил Шабен. — «Дочь: Дина Парсеваль, Председатель комитета по космическим исследованиям». Ничего себе! Живые заинтересовались космосом?
На экране — женщина с коротко стриженными серебристо-седыми волосами. Запрокинув голову, смотрит в звёздное небо. Она сильно изменилась… Нет! Не изменилась совсем. «Папа, там есть люди?»
Чёрная пелена перед глазами лопнула, сгинула без следа. Антон вскинул руку, чтобы стереть со лба испарину. Опомнился: какая испарина у композитного тела!
— Я помню! — крикнул
Шабен и Ванев оглянулись.
— Что?
— Всё! Я, Антон Корвин, Президент Планетарного Совета Земли, помню всё.
Ванев молчал. Шабен попробовал возразить:
— Это ложные воспоминания из шаблона…
— У меня не было ложных воспоминаний, только пустота, амнезия. Твои алгоритмы рассчитаны на бессмертного. А я им никогда не был.
Корвин не врал. Квантовый образ личности, решившей присоединиться к Коллективному Интеллекту, не нуждался в резервной копии, а значит, не подвергался декогеренции, расслоению, оцифровке. И в Гедонизм попала не цифровая копия, а квантовый образ. Алгоритм цензурирования не сработал, вместо замещения памяти заблокировал её. Не удивительно, что воспоминания просачивались сквозь препону, — в увлечениях, навыках, снах. И теперь, когда сны и явь соединились, плотина рухнула.
11. Во имя будущего
71 год Новой эры
Он проводил Дину до глайдера, оставленного на краю поляны. Вечерняя свежесть заставляла ёжиться, жалеть, что не накинул куртку на плечи. Засиделись допоздна. Вон первые звёзды в набирающем черноту небе зажглись.
— Не надумал перебраться в город? — спросила дочь. — А то живёшь здесь как… как…
— Как старый бирюк? Так я и есть старый. Мне уже покоя хочется, а в городе деятельность всякая, движение. Это удел молодых.
Антон не лукавил. Последние лет двадцать он в самом деле предпочитал уединение здесь, в сосновом бору на берегу глубокого прозрачного озера, в построенном по древним чертежам деревянном доме. Выбирался из добровольного затворничества лишь когда требовалось личное присутствие Президента. В остальных случаях предпочитал общаться удалённо с выбравшим его своей главой человечеством. Благо унаследованные от предыдущей эпохи технологии позволяли делать это легко и комфортно. Молодое человечество кипело энергией и энтузиазмом. Живые творили, изобретали, переделывали и перестраивали, самозабвенно разрушали города бессмертных, на их месте возводили собственные. И, конечно же, размножались, спеша вновь заселить отвоёванную планету. Первое поколение, «вышедшее из пробирки», стало родителями, пра- и прапрародителями десятков миллионов.