Есть ли среди животных альтруисты?
Изучать поведение животных стало намного проще. Если раньше у зоологов не было другого варианта, как часами терпеливо сидеть в засаде с биноклем, а потом гадать, чем занимались птица или зверь, когда на них перестали смотреть, то теперь исследователи активно пользуются новейшими достижениями микроэлектроники. Например, чтобы непрерывно наблюдать за каким-то участком дикого леса, там ставят незаметную камеру, а потом смотрят, кто попал в объектив. А если хотят узнать, куда летает какая-нибудь птичка, к ней прикрепляют GPS-датчик. Разумеется, эти устройства должны быть очень маленькими, чтобы не доставлять животным никаких неудобств.
Именно такие маленькие и, как представляется, удобные датчики сотрудники австралийского Университета Саншайн-Коаст попытались прикрепить к воронам-свистунам. Ворон-свистунов часто называют австралийскими сороками, но это просто калька с английского australian magpies. Внешним видом и повадками они в самом деле похожи на наших сорок, но ни к сорокам, ни к воронам эти птицы не имеют никакого отношения. Вороны-свистуны это даже не Врановые, это отдельное семейство Ласточковых сорокопутов. Свистунами их назвали за особые певческие таланты, но замечательны они не только пением. Вороны-свистуны исключительно социальны: живя постоянными группами на одном и том же месте по многу лет подряд, они охраняют свою территорию как от хищников, так и от ворон-конкурентов. На границе участков порой можно наблюдать характерные перебранки, когда птицы выстраиваются в линию вдоль воображаемой границы и бранят соседей, а те точно так же бранят их в ответ. При этом внутри одной группы вороны-свистуны исключительно дружелюбны к товарищам, играют друг с другом, как щенки или котята.
Как всякие социальные животные, вороны-свистуны пользуются особым вниманием со стороны исследователей. Иерархическая структура, механизмы улаживания конфликтов, зависимость социальных отношений от пола и возраста птиц, переход из одной группы в другую — все эти особенности поведения можно узнать с помощью специальных устройств, которые отслеживают активность птиц и их контакты друг с другом.
Гаджеты для ворон-свистунов весили менее грамма, поэтому работать долго и хранить много информации они не могли. Однако исследователи пошли на хитрость: птиц приучали прилетать к кормушке, и пока ворона ела, датчик беспроводным способом подзаряжался или сбрасывал накопленные данные на другое устройство. Кроме того, с помощью магнита, который тоже был в кормушке, датчику можно было послать сигнал отвалиться от птицы: в его креплении было специальное место, которое разъединялось по магнитному сигналу.
И вот не успели исследователи повесить на птиц свои хитроумные датчики, как их глазам предстала следующая картина: ворона постарше снимала датчик с вороны помладше!.. На третий день все птицы избавились от гаджетов, хотя неизвестно, одна и та же ворона помогала остальным или все они помогали друг другу. Такое поведение — большая редкость. Среди птиц подобным образом ведут себя только сейшельские камышовки, которые освобождают друг друга от липких семян дерева пизонии, если этих семян налипло на перья слишком много. Ворона же, чтобы освободить другую ворону от исследовательского гаджета, должна понять, где слабое место в его креплении, попробовать его там и тут на зуб (точнее, на клюв), что требует недюжинных умственных усилий. Кроме того, она должна захотеть что-то сделать ради другого. Слово «альтруизм» напрашивается тут само собой.
Но давайте вспомним, кто такой альтруист и кто такой эгоист. Мы называем эгоистом того, кто всегда и во всём преследует собственные интересы. Противоположность эгоиста — альтруист: он готов бескорыстно помочь другому, и не просто бескорыстно, а порой с ущербом для себя. А всегда ли легко отличить эгоиста от альтруиста? Например, как мы назовём того, кто охотно помогает друзьям, но равнодушен к просьбам малознакомых людей? И всегда ли альтруистичный поступок совершается без задней мысли, что облагодетельствованный человек потом воздаст сторицей за нашу доброту? Подобная расчётливость может быть не вполне осознанной, и нужно погружаться в глубины индивидуальной психологии, чтобы понять, какими мотивами руководствовался человек.
Всё это касается и животных тоже. Более того, их мотивы понять труднее: поговорить с ними мы не можем, их восприятие явно отличается от нашего, остаётся только наблюдать за их поведением и ставить эксперименты. И если для нас альтруизм — способность жертвовать собственными интересами ради общего блага, то как это можно переформулировать для других живых организмов? Для них благо — это возможность оставить потомство, и тогда под «биологическим» альтруизмом надо понимать поведение, когда организм жертвует своими шансами на размножение в пользу других особей.
Не так давно многие исследователи полагали, что говорить о каком-либо альтруизме в живой природе вообще нельзя. Если задача любого живого существа в том, чтобы передать следующему поколению свои гены, то о какой помощи другому тут может идти речь? Другой может быть только конкурентом или брачным партнёром. Правда, каждый организм — это сложное сочетание множества генов. Но тогда эгоизм стоит приписать отдельному гену, как это продемонстрировал Ричард Докинз в известной книге «Эгоистичный ген». Каждый отдельный ген стремится скопировать себя в следующее поколение, а ценность других генов для него определяется тем, насколько их можно использовать для этой великой цели.
Альтруизм для родственников
«Эгоистичный ген» — довольно эффектная и во многом полезная метафора, однако лучше всё-таки понятия «эгоизм» и «альтруизм» приберечь для поведения организмов. Потому что, как говорит известный биолог и популяризатор науки Александр Марков, нельзя смешивать уровни, на которых мы рассматриваем эволюцию. Её можно рассматривать на уровне генов, особей, групп, популяций, видов, даже экосистем*. На уровне генов никакого альтруизма нет и быть не может. Но на уровне особей картина уже другая — потому что интересы гена не всегда совпадают с интересами организма. Как они могут не совпадать? Дело в том, что у них не совпадают сами физические рамки, в которых они существуют. Ген (точнее, аллель, то есть вариант гена) — не единичный объект, он присутствует в популяционном генофонде во множестве копий. А организм — он такой один, и он несёт в себе обычно только одну или несколько из этих копий. Во многих ситуациях эгоистичному гену выгодно пожертвовать одной-двумя своими копиями для того, чтобы обеспечить преимущество остальным своим копиям, которые заключены в других организмах.
*Марков А. В. Эволюция кооперации и альтруизма: от бактерий до человека/Расширенная версия доклада на IV Международной конференции «Биология: от молекулы до биосферы» (15.12.2009)/www.evolbiol.ru
Если анализировать поведение животных с точки зрения популяционной генетики, можно увидеть множество примеров альтруизма. Правда, альтруизм этот будет с оговорками. Например, альтруизм в пользу родственников. В теории эволюции есть отдельное понятие родственного отбора, связанное как раз с таким альтруизмом. Очевидно, что у родственников есть общие гены, и, помогая друг другу, они тем самым помогают общим генам перейти в следующее поколение. Есть специальное уравнение, описывающее эволюцию родственного альтруизма: в этом уравнении учитывается и степень родства, и ущерб от альтруизма у одной стороны, и репродуктивная выгода у другой. Суть его удачно выразил Джон Холдейн, один из создателей теории родственного отбора: «Я отдам жизнь за двух братьев или восьмерых кузенов».