Российскому промдизайну нужна промышленность
В России зарождается новая волна роста спроса на промышленный дизайн. Однако отсутствие в стране промышленной базы электронных компонентов и комплектующих сильно тормозит его развитие, считает основатель студии промышленного дизайна Art-Up Studio Алексей Кутяев

Уход из России большого числа иностранных компаний спровоцировал повсеместный рост внутреннего производства, как в потребительских отраслях, так и в сегменте В2В-товаров. За короткий срок окружающий нас предметный мир кардинально изменился, и мы пока не до конца это осознаем. Оказалось, что во многих случаях модная сумка, мышка для компьютера, новый диван, парковочный терминал, ювелирное украшение или медицинское оборудование на приеме у врача — это уже продукт разработки российских дизайнеров и инженеров. Отрасль промышленного дизайна в нашей стране до недавнего времени оставалась практически незаметной, развиваясь в тени большого импорта. Но сейчас пришло ее время.
Заказы на создание новых отечественных продуктов сегодня исходят как от крупных государственных структур, таких как «Ростех», Трансмашхолдинг, ОАК, так и от частного бизнеса — зачастую это те же дистрибуторы импортной продукции. Дальнейшие перспективы развития промдизайна пока оценивать сложно — слишком высока его зависимость от развития производственной базы в целом. Но то, что у отрасли появился самый серьезный шанс за все время ее существования, — это точно.
О том, с чем пришли российские дизайнеры к сегодняшнему моменту и какие возможности есть у индустрии, мы поговорили с основателем одной из ведущих студий промышленного дизайна Art-Up Studio Алексеем Кутяевым.
— Есть ощущение, что в экономике растет спрос на промышленный дизайн: нужно создавать свои автомобили, самолеты, медицинскую технику и прочее. Ощущаете ли вы на себе какую-то активность со стороны заказчиков?
— В последние годы спрос на промышленный дизайн действительно заметно вырос, причем не только в России. Многие страны — Китай, Индия и другие — активно развивают внутренние производства, чтобы снизить зависимость от импорта. На себе мы тоже почувствовали увеличение частоты запросов, особенно от инжиниринговых компаний, стартапов и производственных предприятий.
Важно отметить, что еще и в целом повысился уровень осознания ценности промышленного дизайна: заказчики все чаще приходят не просто за «красивой формой», а за полноценной разработкой концепции, прототипирования и поддержки производства. Стали востребованы специалисты с комплексным подходом, со знанием не только дизайна, но и инженерии, материалов, технологий производства.
— А где сейчас больше всего развиваются компетенции в промдизайне? В транспорте?
— Транспорт, как и авиация, действительно один из мощных локомотивов индустрии промдизайна, потому что в том же автомобиле сосредоточено огромное количество технологий, знаний, умений, компетенций. Чтобы только спроектировать салон автомобиля, нужно знать очень много чего: просчитать эргономику, сочетание большого числа малых форм, понимать автомобильные технологии, разбираться в материалах. Поэтому транспортные дизайнеры такие многостаночники, с широким кругозором. Одно дело мышка для компьютера: нужно просто знать, как она из пластмассы сделана и как колесико крутится. А в автомобиле таких «мышек» только на руле несколько штук. Но я бы не сказал, что только в транспортной отрасли развиваются компетенции по промдизайну — потребительский сектор, медоборудование, электроника предъявляют сегодня активный спрос.
— Вы же тоже начинали с транспорта?
— Я по образованию транспортный дизайнер, семь лет проработал на заводах в авиационной и автомобильной промышленности. В частности, еще на заводе ЗИЛ я принимал участие в разработке правительственных лимузинов, потом все наши разработки передали в НАМИ. Еще работал в дочерней компании ОКБ Ильюшина над созданием авиационных интерьеров. В какой-то момент мне захотелось более широко заниматься дизайном, творить, так как проектировать машины в то время не очень получалось — промышленность на тот момент загибалась. Поэтому в 2006 году была образована наша компания Art-Up Studio, где собрался коллектив единомышленников, которые до этого имели дизайнерский или инженерный опыт в разных отраслях. Многие из нас застали еще старую школу обучения транспортному дизайну, поработали на старых заводах и взяли оттуда все самое лучшее. Мы стали заниматься тем, что было востребовано: медицинским оборудованием, детскими игрушками, товарами народного потребления.
— Какие компетенции вы взяли из старой школы? Чем она была хороша?
— Раньше учили очень хорошо понимать глубину вопроса, учили инженерии, знанию свойств материалов, технологий, как все сделано. Для промдизайнера образ продукта — это не просто плод фантазии, а законченная формула того, как продукт будет работать, как идею воплотить в жизнь теми средствами, которые на данный момент есть в промышленности. В то же время дизайнер должен немного забегать вперед, мечтать, провоцировать. Вот в этом и есть главное свойство промышленных дизайнеров: они мечтают и могут реализовать. Или провоцируют развитие новых этапов и направлений в промышленности.
Возвращаясь к старой школе: я окончил Московский государственный машиностроительный университет, факультет автомобилей и двигателей, кафедра дизайна. Мы учились тогда по двум совмещенным программам: инженерной и художественной. Довольно сложно было совмещать академический рисунок, рисунок автомобиля, живопись, культурологию, историю искусств с сопроматом, с теорией машин и механизмов, да еще и с военной кафедрой. А сегодняшний дизайнер учится по-другому. Сейчас все сильно европеизировались, у всех специализация, по факту современных дизайнеров перестали учить инженерии. Сегодня на выпускниках старой школы держатся наши разработки в промышленности. Это моя теория, но она подтверждается тем списком людей, личностей, которые продвигают сегодня промышленный дизайн в стране.
— Трудно ли было бороться на первом этапе за те же медицинские заказы?
— Как любому молодому бизнесу, естественно, приходилось бороться: промдизайн как индустрия тогда только зарождался и заказчики финансировали дизайн по остаточному принципу, не очень понимали, зачем на это тратить деньги, не понимали наших компетенций. А как раз правительство Москвы в то время начало выделять некие гранты на отечественные разработки в области здравоохранения. Нам удалось попасть в струю и за счет получения этих грантов как-то выжить и стартовать. Но заказов все равно было недостаточно, и мы параллельно решили искать их за рубежом, выйти на международный рынок. Собственно, поэтому и название такое возникло — Art-Up, некий англицизм, который означает, что мы что-то совершенствуем, делаем красиво, что-то улучшаем. В то время рынок был открыт, и нам удалось находить заказы за рубежом. Нам еще не было двух-трех лет, а мы проектировали, например, для Johnson & Johnson, Thermadyne Holding, Power Supplies Codman и для других европейских и американских брендов.
— Как вы там получали заказы?
— Во-первых, создали правильное портфолио, начали давать рекламу на международных ресурсах, в том числе открыли свое представительство за рубежом. Тогда был фокус на всемирную коллаборацию в дизайнерской среде, мы начали принимать участие в международных выставках, получать заказы. Это нам сильно помогало сохранять устойчивость в бизнесе, переживать кризисы в России, которые у нас случаются каждые пять лет. За рубежом никому не надо было объяснять, что такое промышленный дизайн, что он стоит денег и так далее. Мы вышли с конкурентным предложением: за счет разницы в цене мы выигрывали у конкурентов при схожем уровне решения задач. За счет нашей школы мы могли давать высокое качество работы. Зарубежные контракты нам давали половину выручки. По некоторым проектам мы были соисполнителями, некоторые брали полностью. Но начиная с 2014 года число зарубежных заказчиков стало резко снижаться, появились сложности с взаимодействием, а в последние годы мы вообще сконцентрировались на российском рынке.
— Как вы развивали бизнес после того, как международный рынок для вас закрылся, и насколько велика ваша компания сегодня?
— Сейчас у нас в штате работают семнадцать человек, и это крупная компания в нашей индустрии. Обычно в таких компаниях больше десяти человек не бывает. Более того, после ковида актуальный формат — это когда все на фрилансе, сидят в разных странах, такие виртуальные команды. Ежемесячно у нас в работе три—пять заказов.
В 2016 году мы решили поменять фокус своего развития в сторону инновационных высокотехнологичных продуктов и стартапов, открыли дополнительный офис в технопарке «Сколково». Это дало нам серьезный импульс к развитию, так как тут очень много компаний начинают свои проекты. Экосистема настроена на взращивание бизнесов, проектов, продуктов. Государство предоставляет гранты местным компаниям, для которых мы делаем промдизайн.
— Какая-то специализация по отраслям у вас складывалась?
— Нет. Российские компании отличаются от западных своей многопрофильностью. Какой-то специалитет может сформироваться по итогам работы, но на ранней стадии мы брались за все и накапливали багаж проектов. Сейчас мы уже имеем достаточно разнообразное портфолио — более 500 проектов. Сегодня мы автомобили, беспилотники, электромотоциклы проектируем, а завтра одноразовую ложку в стаканчик для супа «Роллтон», а после — упаковку для парфюмерии.
— А на Западе такие компании, как ваша, более специализированы?
— Да. Отличие школ и структуры бизнеса в том, что на Западе, если у вас в портфеле есть бритвы, вы их рисуете для концерна Braun, вы дальше будете рисовать в компании только бритву. Максимум нарисуете бритву для другого концерна или для китайцев. Там больше специалитетов: одни занимаются мотобайками, другие — поездами, третьи — кофемашинами.
В нашей российской ситуации большая часть дизайнеров, и не только мы, — универсалы. Это реакция на спрос, так как со стороны заказчиков нет постоянного спроса на что-то одно. И мы не можем себе позволить рисовать, например, только машину. Ее даже АвтоВАЗ рисует одну новую модель раз в десять лет.
— Часто большие компании имеют дизайнерские отделы в контуре своих предприятий и сами делают разработки. Это как-то влияет на рынок в целом?
— Промышленный дизайн применяется там, где это необходимо. Где-то промдизайн создает вау-эффект, и вы получаете продукт, который становится предметом обожания. А где-то промышленный дизайн выполняет чисто функциональную, техническую роль, когда нужно снизить себестоимость, проработать какие-то технологичные аспекты, чтобы вещь стала или дешевле, или больше отвечать текущему спросу. И в основном такие вещи компании реализуют своими силами.
Например, известный наш производитель сельхозтехники «Ростсельмаш» сам проектирует свою технику, содержит команду дизайнеров, которая узко специализирована и адаптирована к производству. Но при этом они несколько раз объявляли открытый конкурс для получения помощи своей команде дизайнеров, чтобы сторонние компании дали им свежий взгляд, набросали идеи. Это важно для команд, которые постоянно варятся в собственном соку. И это нормальная практика.