«Нынешнюю модель можно изменить только указом президента»
В России строится жилье, которое не подходит для семей. Модель рынка и методы решения жилищной проблемы не соответствуют главному вызову, связанному с демографией
В нашей стране кардинально упало качество независимой аналитики в области жилищной политики и градостроительства. Нет глубокого анализа происходящего, нет палитры мнений и подходов. Из-за этого решения властей или проекты застройщиков воспринимаются как единственное возможные, а текущая модель — как данность, которая не подлежит изменению. Но это не так: альтернативы есть. Более того, существующая ситуация с крайне высокими ценами на жилье и огромными затратами государства требует поиска новых подходов.
Андрей Владимирович Боков, с которым по побеседовали, — невероятно опытный в градостроительстве и архитектуре человек. Он полтора десятка лет возглавлял столичный «Моспроект4», потом восемь лет руководил Союзом архитекторов России. В беседе с ним мы решили «пробежаться» по актуальным темам градостроительства, архитектуры и жилищной политики. Почему сегодня строится не то, что нужно обществу? Какими могли быть контуры новой жилищной политики? Чем мастер-план отличается от генплана? Почему современная архитектура не нравится большинству людей?
Все определяет застройщик
— Государство вроде повернулось лицом к городам. Увеличились инвестиции в инфраструктуру, делаются мастер-планы, идет благоустройство. Насколько за последние несколько лет изменилась ситуация с городами?
— О городах и о пространственном развитии говорят больше, но явного движения в понимании и осознании происходящего не наблюдается. Позиция государства, которая на протяжении столетий определяла российское пространство, сегодня отчетливо не предъявлена. Основной фигурой по-прежнему остается застройщик, который диктует всю политику. Он мотивированный, сильный и плотно, до предельной неразделенности слит с местной властью. У него в собственности подрядные мощности и земля. Нынешняя модель строительства многоэтажного жилья их полностью устраивает.
При этом страна не имеет доступного жилья, столь остро необходимого. Я вечером еду по городу и вижу эти страшные огромные параллелепипеды — а там, дай бог, где-то три окна светится. Это не жилье, а рубли, переведенные в квадратные метры. Люди боятся потерять деньги и вкладываются в жилье — как во что-то существенное. В надежде, что не пропадет. И речь не идет о том, чтобы доступ к жилью был у нуждающихся, чтобы создавались семьи и появлялись дети.
— Какими могли быть контуры правильной жилищной политики?
— Есть три важных показателя. Первый: на человека должно приходиться 60–70 квадратных метров. Когда достигается такая обеспеченность жильем, можно останавливать накопление квадратных метров и перейти на новый этап — к реконструкции и повышению качества. У нас пока очень мало качественного жилья: надо вдвое увеличить жилфонд.
Вторая норма: 60–70 процентов национального жилого фонда должны быть представлены малоэтажной застройкой. Именно это жилье является семейным: в нем может существовать нормальная семья с детьми. Это может быть отдельный дом или таунхаус площадью от 120 квадратных метров. У нас же пропорция жилого фонда и нового строительства прямо противоположна, все перевернуто с ног на голову: приоритет за небольшими квартирами в многоэтажках. Этот перекос сложился сравнительно недавно, за жизнь двух поколений. Началось это с 1954 года, когда Хрущев приступил к массовому индустриальному строительству. В итоге у нас 75–80 процентов жилфонда — это небольшие квартиры.
И третья цифра: доступная цена. Она во всем мире приблизительно одинаковая: 300–500 долларов, или 30–50 тысяч рублей, за квадратный метр. Если цена жилья выше, это значит, что вы либо не умеете строить, либо перед вами не стоит задача доступного жилья. У нас нет социального жилья. Еще недавно, при советской власти, оно составляло почти 95 процентов жилого фонда. И за пару десятков лет маятник качнулся в другую сторону. Государство громадные деньги вкладывает в стройку через ипотеку, поддерживая застройщиков и помогая состоятельным людям сохранить деньги. Но тем, кому нужно жилье, перепадает куда меньше. И это в стране, которая столько крови пролила в борьбе за социальную справедливость.
Этой модели подчинено все происходящее. Отменяются особо охраняемые природные территории, охранные зоны памятников. Регламентированные и традиционные для России генеральные планы замещаются малопонятными мастер-планами. Идея проста: получить возможность строить что хотим, где хотим, когда хотим.
— Основных игроков рынка — строителей, чиновников, банкиров — нынешняя модель рынка устраивает. Она несправедлива только по отношению к простым людям, но те вряд ли имеют рычаги влияния. Можно ли тогда поменять модель? Как?
— В нашем отечестве можно поступить только одним образом: как Никита Сергеевич сделал. Взял и полностью поменял модель постановлением партии и правительства. Сейчас можно сделать так же: указ президента о свертывании строительства многоквартирных домов и всемерной поддержке малоэтажного жилья плюс неукоснительный контроль за исполнением.
— Чрезмерная плотность застройки создает перенапряжение городской инфраструктуры, меняет силуэт города. Чем еще плохо строительство небоскребов?
— Говорят, что в Москве должны построить до 2030 года более 200 небоскребов выше ста метров. Это путь в никуда. Небоскреб в качестве офиса или гостиницы естественен. Но квартира в высотке как место постоянного проживания семьи — это нонсенс, абсурд. Главная проблема — там детей не будет. Иными словами, мы строим не то, что нужно. Александр Сергеевич Кривов, известный российский эксперт, привел интересные данные. Оказывается, в стране чуть более 50 миллионов семей, домохозяйств. И уже сейчас 80 миллионов квартир. Но это маленькие квартиры, не для семей: средняя площадь — около 45 метров, в которых нормальная семейная жизнь невозможна.
Но мы продолжаем строить маленькие квартиры, потому что цены загнаны высоко и большую квартиру не купят. И национальный жилой фонд, который мы получим, будет и дальше не соответствовать реальным потребностям. Тип жилья прямо связан со средним количеством детей в семье: в квартирах один ребенок, в таунхаусах — два, в частных домах — около трех. Строя маленькие квартиры, мы отбираем у людей возможность воспроизводиться.
Это началось все с большевиков, конечно. Потому что для них нормой считались казарма и коммунальная квартира. А идеалом был дом-коммуна, вроде николаевского общежития: две койки в четырехметровой комнате, общая душевая с сортирами в ряд, общая столовая, общая комната для занятий. О демографии тогда не заботились. Нынешний мир, нынешние города развиваются небывалыми темпами. Огромный рывок совершили Китай и его соседи. И сравнение с ними не всегда в нашу пользу.
— Есть мнение, что главная проблема российских городов — их недоинвестированность. В скандинавском городе бюджет может быть на порядок больше, чем у российского аналога. Это так?
— Это очевидный факт, банальность. Все деньги идут в федеральный бюджет, и у городов нет достаточных средств ни на развитие, ни на поддержание. Кроме Москвы и ряда исключений. Средства на комфортную среду, на благоустройство выделяются из федерального бюджета. Среда может и должна создаваться в итоге саморазвития, когда больше денег остается внизу. И тогда вместо благоустройства с использованием одних и тех же приемов, скамеек и фонариков города начинают создавать собственную неповторимую уникальную среду.