Михаил Гордин: «Бауманцев отличает универсализм»
Ректор Московского государственного технического университета им. Н. Э. Баумана Михаил Гордин рассказывает о том, как быстрее сделать свой вуз таким, каким он нужен стране, и что важнее для правильного инженера — деньги или интересная задача
Избрание ректором своей alma mater осенью 2022 года для 53-летнего блестящего технократа Михаила Гордина было серьезным вызовом. Опыт работы в крупных корпорациях (Conoco Philips, ТНК-BP, «Сибур») и пять лет руководства Центральным институтом авиационного моторостроения им. П. И. Баранова дали отличный кругозор и задел навыков по управлению инновационными коллективами. Как признался нам Гордин в интервью по итогам своей «пятилетки» в ЦИАМе, «я не ученый, мое дело как технологического менеджера — правильно организовать процесс, правильно расставить людей» (см. статью «Научно-техническую мысль невозможно остановить», «Эксперт» № 52 за 2021 год). Теперь объект управления Гордина еще сложнее: сегодня МГТУ им. Н. Э. Баумана — это огромная образовательная и научно-производственная корпорация более чем с девятью тысячами сотрудников и 30 тысячами студентов и аспирантов, осваивающих свыше 600 образовательных программ на 20 факультетах.
— Михаил Валерьевич, в чем «фишки» МГТУ, отличающие его от других инженерно-технических вузов России «высшей лиги», скажем Санкт-Петербургского политеха или специализированных технических вузов, таких как питерский ИТМО? Как вы позиционируете свой вуз?
— Мы основаны в 1830 году как ремесленное учебное заведение, в 1868-м стали вузом, высшим техническим училищем. Вот тогда было определено то, что называется «русской системой обучения ремеслам». Системой, которая была нацелена на подготовку инженеров. Не чиновников, не военных, не писателей, поэтов, юристов, а именно инженеров. Это было сделано в каком-то смысле вопреки господствующим в то время подходам и теориям. Училище не подчинялось тогдашнему минпросвещения, мы проходили по ведомству воспитательных домов. И, видимо, в этом эксперименте получилось что-то неплохое, ведь те три принципа обучения, заложенные в 70-е годы позапрошлого века, действуют и сегодня.
Какие это принципы? Первое: подготовка по фундаментальным предметам должна быть не хуже, чем в классических университетах. Второе — большое количество практической подготовки. И третье — неразрывная связь между высшей школой и промышленностью, причем на самом передовом для своего времени уровне науки и техники. И все остальные российские технические вузы, большинство которых создано после нас, базируются на этих же принципах.
Эту же систему использует Массачусетский технологический институт, MIT. В конце девятнадцатого века ИМТУ выезжало на международные выставки в Париж, Филадельфию. Представляли свой метод, получали медали за инновационность, говоря сегодняшним языком. И тогдашний глава MIT писал потом в Москву, что ровно так надо учить всех инженеров, все инженерное образование Соединенных Штатов будет построено именно на этих принципах. Они их развили и сейчас сильно нас обгоняют в рейтингах и, вероятно, в уровне подготовки, как они считают. Но они другие сейчас. Общество разное, запросы разные, поэтому их система образования трансформировалась в то, что нужно обществу. Там высшая школа, университеты — это такие заведения, которые готовят граждан, чтобы они были успешны в жизни, каждый индивидуально. Мы тоже, конечно, но у нас другой контекст. Нам государство лет восемьдесят в прошлом веке точно, да и сейчас говорит, какие кадры конкретно нужны.
В начале 30-х годов уже двадцатого века в СССР была проведена большая реформа высшей школы. Вузы разделили по отраслям и подчинили соответствующим министерствам. Так появились МАИ, МЭИ, МИСИ и другие, которые от нас отделились. Причем вузы «пересобирали» — например, в Москве объединили все химико-технологические факультеты и отделения. В Санкт-Петербурге разделили Политех и Технологический институт. И все вновь образованные вузы разобрали по отраслям, назвали отдельными институтами. Но Бауманка потом собралась обратно в политехнический вуз, как и питерский Политех, и мы стали опять выпускать не только машиностроителей, а инженеров широкого профиля, был такой термин. Сегодня мы на одной площадке готовим по очень многим специальностям и имеем на выходе универсального инженера. Бауманцев отличает универсализм. Говорят, нашим выпускникам все равно, чем управлять, конструкторским бюро или детским садом, была бы методичка.
— Каковы требования к современному инженеру?
— Конкурентоспособность нового объекта техники зависит от скорости его разработки. Чем быстрее ты достигнешь определенных параметров, выйдешь на рынок, ну или предоставишь изделие госзаказчику, тем более конкурентоспособна твоя техника. А скорость разработки является функцией скорости коммуникации между группами разработчиков. Если у тебя в коллективе хорошо налажена коммуникация и высоко доверие, что экономит время на проверки, то скорость принятия решений увеличивается. Здесь универсализм наших выпускников как раз очень важен. Большую роль играет и уровень подготовки, без него коммуникации не работают — нечем обмениваться. Наши айтишники учат не только теоретическую физику, но и сопромат, и термех, а прибористы серьезно изучают математику и программирование. В результате получаются инженеры с широким кругозором, которым легко найти общий язык внутри команды разработчиков и со смежными командами.
Фундаментальная подготовка, прежде всего высшая математика и физика, важна, так как выстраивает определенную систематизацию знаний. Когда студент начинает получать практический опыт работы — а у нас это происходит уже во время учебы, на старших курсах, — он не кучей сваливается, а сразу раскладывается в голове по нужным ячейкам. Опыт систематизируется, и знания становятся годными для практического применения.
— Есть точка зрения, что в эпоху цифровизации типичному инженеру важно понимать устройство и уметь работать не с самим техническим агрегатом или системой, а с цифровым интерфейсом этой системы. И для этого не надо знать сопромат. И только лишь узкая каста разработчиков сложных систем должна быть по-прежнему вооружена инструментарием традиционной инженерии. Что вы думаете по этому поводу?
— Соглашусь. Водителю автомобиля не обязательно знать, как устроены топливные фильтры. Инженер-эксплуатационник — это один уровень знаний и решаемых задач. У инженера-разработчика, конструктора уровень совершенно иной. Даже по IT-специальностям у нас есть разные образовательные программы. Одни нацелены на подготовку инженеров-системотехников, специалистов по внешнему проектированию. То есть тех, кто в состоянии понять, что нужно пользователю. Если разрабатывается, к примеру, система распределения целей ПВО, ты должен понимать, как работают локаторы, как летают ракеты, как проходят сигналы, как работает электроника, чтобы правильно конфигурировать информационную систему. Которая, может быть, сама ничем не управляет, но дает человеку возможность принимать своевременные и эффективные решения.
А есть другой вариант: тоже инженер, условно архитектор системный, который понимает, как внутри сложить эту систему, как написать базу данных, как интерфейс сделать. Или математик-алгоритмист, который подскажет второму оптимальный способ решения его задач. И все это не программисты в узком смысле: чтобы написать код, высшее образование не требуется.
Цель за горизонтом ректорства, а возможно и жизни
— Прошло чуть больше трех лет, как вы заступили на пост ректора Бауманки. Какие задачи вы сами перед собой поставили? Получается решать?
— Так вышло, что до Бауманки я работал в проектах, где в каждый момент времени понятно твое положение относительно цели и скорость приближения к ней. Ты четко отслеживал свои промежуточные результаты. Как инженер, я впервые оказался в сфере, когда цель фундаментальную трудно перед собой поставить, потому что она «мягкая», социально-гуманитарная, скажем так. Трудно просчитываемая. И прогресс в достижении цели сложно объективно оценить.