Когда проснется искусственный интеллект
Создание действительно «разумной» машины приведет к радикальному изменению существующего миропорядка. Другое дело, пойдет ли это на благо человечеству
Темпы внедрения инструментов искусственного интеллекта в окружающую нас реальность нарастают, а их количество множится. Уже трудно найти сферу деятельности, где они бы не использовались. Их распространение, безусловно, меняет привычный нам мир. Впрочем, это происходит без революционных изменений. Они, как представляется, впереди — именно появление настоящего, или Super AI, способно произвести настоящий переворот.
«Монокль» встретился с Дмитрием Завалишиным, основателем и генеральным директором группы компаний DZ Systems, чтобы обсудить с ним настоящее и будущее IT.
— Внезапно оказалось, что айтишники — главные люди в стране. Им дают ипотеку под три процента. Ставка налога на прибыль для IT-компаний — ноль. Ставка НДС — ноль. Снижен тариф страховых взносов до 7,6 процента. Почему так случилось?
— Мне очень приятно, что это происходит, но, как гражданин, я считаю это ошибкой. Это флуктуация, связанная с осознанием того факта, что IT занимает очень серьезную часть нашей жизни. Но других серьезных тоже много, и ситуация должна выровняться.
Другое дело, что десять лет назад IT-системы были дополнением к бизнесу. Они его улучшали. И если они останавливались, бизнес становился медленнее, хуже, но он никуда не девался. Сегодня это не так. Сегодня IT-системы стали ключевым элементом, встроенным в бизнес-процесс. И если его убрать, то и бизнес останавливается. Осознание рисков, которые с этим связаны, стало причиной, по которой за айтишниками все стали бегать. Это раз. Два. Понятно, что айтишники мобильные. И с началом СВО они в каком-то количестве уехали. Это было осознано как проблема. Это и правда ощутимая проблема, хотя она выглядит ярче, чем есть на самом деле, потому что большинство уехавших работает на те же самые компании, что и до отъезда. А многие уехавшие вернулись, осознав, что жизнь в России куда приятнее, чем в ближнем зарубежье.
Опять-таки импортозамещение очень серьезное пошло в области IT. Мы действительно были очень сильно зависимы от Запада, причем зачастую по-глупому. Есть масса систем, которые мы можем делать и делали в России. Но пробиться с ними на рынок было трудно. Ты приходишь к крупному заказчику, и приходит SAP (SAP SE, немецкий производитель ПО для промышленности, входит в тройку крупнейших мировых компаний по этому виду деятельности наряду с Microsoft и Oracle. — «Монокль»). Ты готов сделать ту же самую работу на том же уровне качества за треть его цены. Но выбирают SAP, потому что известный.
Коммерсанты выбирали западные системы, потому что у них была мечта — выйти на IPO. Когда выходишь на IPO, тебя верифицируют западные компании. Они смотрят, какое ПО у тебя стоит: «А, российская система? Ну троечку тебе тогда, да? SAP стоит? Десять баллов, молодец». Так они получали более высокую оценку своего бизнеса, и соотношение стоимости российских и западных решений три к одному их устраивало. Это очень сильно душило российский рынок разработки. Доходило до смешного: сидят российские программисты, разрабатывают систему, работают на немецкую компанию, которая потом эту систему продает в России.
— Под своим брендом…
— Под своим брендом, понятно, с десятикратной накруткой.
Сейчас мгновенный уход с российского рынка западных софтверных компаний открыл ворота шлюза, стало возможно выходить с местными разработками. То есть готовность была, технологии были, знания были, умения были. Рынка не было.
— Сейчас идет замена западных систем или наши пытаются их поддерживать?
— Несколько процессов идут параллельно. Надо очень четко сформулировать, что все западные системы, которые заявили об уходе с российского рынка, с него не ушли. Хоть тушкой, хоть чучелком они все присутствуют. В большинстве случаев это выглядит так: есть российская компания, которую вчера создали, и она внезапно готова продавать лицензии западных продуктов, готова их поддерживать. При этом формально никого отношения к ним не имеет.
Естественно, покупатели обожглись и уже смотрят на это косо. Не все готовы продолжать. Однако продолжать всегда легче. Готовая система, вроде нормально работает. Менять — это деньги, процессы, риски. Поэтому ситуация разная. В компаниях с госучастием есть довольно жесткое давление, направленное на замену иностранного ПО российским. В коммерческих компаниях есть осознание, что, например, с Oracle они работать не готовы. Тем более что в России есть сильный конкурент — компания Postgres Professional (российский разработчик системы управления базами данных. — «Монокль»). И здесь замена очень быстро идет. В некоторых системах процесс идет, но медленно.
На рынке ERP-систем очевидный российский лидер — компания 1С. Но у 1С и у ее партнеров ограниченное количество ресурсов. До СВО был темп внедрения российских систем, скажем, N. Сейчас N умножился на десять. Потребность возросла резко, но компаний-то не стало в десять раз больше.
— Тех, которые внедряют эти системы заказчикам…
— Да. Цены сразу очень резко выросли. Качество внедрения упало, потому что приходят клиенты, ну как отказать? Хватаются за проекты, больше, больше… Сроки увеличиваются, качество падает, цена растет. И в этом месте возникает пробуксовка импортозамещения.
Есть компании, которые сознательно говорят: мы не хотим ничего менять, мы постараемся использовать старые наработки и остаться с западными системами.
— И сколько тех, кто остается с иностранными системами, тех, кто их намерен постепенно заменить на наши, и кто меняет уже сейчас?
— Если совсем грубо, то всех примерно по одной трети. Опять же зависит от тематики. С операционными системами все неплохо. Их можно внедрять вдесятеро быстрее. Компании, которые внедряли западные дистрибутивы Linux, так же могут внедрять и наши. А вот в ERP процесс идет существенно медленнее. Замена базы данных с Oracle на Postgres — это абсолютно решаемая задача. Да, она тоже трудная, тоже требует ресурсов, но не как в операционных системах, почти безболезненно, но и не как в ERP, с большим трудом, а где-то посередине.
Компания глубокого погружения
— Как изменился бизнес вашей компании с 2022 года?
— Мы компания, которая занимается в основном заказной разработкой, хотя у нас есть программные продукты, но это не ключевые элементы нашего бизнеса.
Наши клиенты — компании, которые на своем рынке, грубо говоря, входят в первую пятерку. Такой заказчик настолько зрелый, что нуждается в кастомном специфическом технологическом решении, которое сделано именно под него.
Внутри себя компании ведут разные проекты. Есть жизненно необходимые. Есть те, которые они вели, условно, на будущее. В начале СВО довольно резко были остановлены проекты, связанные с развитием. Первый год был достаточно тяжелый в этом смысле, хотя и не сказать, что ужасный. В России и в мире это не первый кризис, мы уже привыкли, и это очень четко видно. Первый кризис, который мы переживали, был почти катастрофой, на год все остановилось.
— В 2008 году?
— Да. Потом, в 2014-м, все понимали, за что воюем. И приостановка была короче. Сейчас она была еще короче и выглядела не как приостановка, а как переориентация.
Так что к осени в целом все вернулись к проектам развития. Кроме того, проекты, которые до этого были в низком приоритете, получили высокий. Прежде всего, связанные с импортозамещением. Будет, пожалуй, справедливо сказать, что по отрасли был определенный спад, который к концу прошлого года был восстановлен, и в этом году пошел рост.
— Что представляют собой ваши заказные проекты?
— Возьмем простой пример. Возникла компания, которая оказывает услуги на рынке. Начала она это делать без автоматизации. Когда объем услуг начал расти, появилась простенькая автоматизация, сделанная на коленке. Но когда объем услуг начал расти быстро, клиентов стало очень много, автоматизация, сделанная из простых и дешевых инструментов, перестала справляться. У компании возникает узкое место, и она обращается к нам с просьбой помочь, причем помочь именно в консалтинговых терминах. Мы приходим в компанию, смотрим на имеющееся программное решение, на реальный бизнес, как он устроен, какие в нем есть процессы. Мы описываем эти процессы, описываем существующую IT-систему и показываем: смотрите, процесс вот такой, а система другая. Здесь ее можно улучшить, здесь у вас просто отсутствует часть решения. Здесь существуют сложившиеся на рынке методы, которые вы почему-то не используете.
По итогам этой работы возникает план развития, который мы уже готовы реализовать как компания-разработчик.
— То есть говорите, как надо сделать?
— Рекомендуем. Решение, конечно, за заказчиком, но поскольку мы глубоко погружены в этот рынок, знаем, как это делается, у нас есть хороший кругозор по другим игрокам, по нашим конкурентам, мы отлично знаем, как рынок развивается, то да, мы в существенной степени готовы нашему заказчику предлагать направления развития.
Причем иногда это принимает интересную форму. У нас есть вид деятельности, когда мы даже программированием не занимаемся, а только даем рекомендации заказчику.
Педаль заднего хода
— Наконец-то мне попался человек, который, как представляется, во всем виноват. Я пользуюсь мобильными приложениями нескольких банков. Среди них Сбер и Альфабанк. Вы с ними, я знаю, работали.
— Мы для них эти приложения не делали. Мы делали, например, для Tele-2.
— И тем не менее. Зачем каждому банку или мобильному оператору собственное, радикально отличное от других мобильное приложение? Мне как пользователю нужно его осваивать, изучать, чтобы провести стандартную операцию. Это я к тому, что нужна унификация. Это, кстати, высвободило бы большое количество столь дефицитных айтишников.
— У «Жестянки Лиззи», знаменитого Ford T, было три педали. И одна из них включала задний ход. А газ управлялся ручкой на руле. Привычное для нас состояние, когда во всех машинах педали расположены именно так, не сразу случилось. И здесь мы пока еще находимся в той фазе, когда педали у всех в разных местах. Отчасти это обоснованно, потому что топовые бизнесы, а мы говорим именно про них, занимаются решением одной и той же задачи — стать уникальными. Они все хотят показать клиенту, что они отличаются. И это, естественно, отражается и в мобильном приложении.
Другой вопрос, удается им показать свою уникальность или нет, поскольку все-таки это очень похожие бизнесы. Задача маркетингового подразделения любой крупной компании — так сформулировать описание услуг, чтобы клиент сказал: да, эти совсем другие.
Влияние маркетингового подразделения компании на то, как сделано мобильное приложение, очень велико. В этом смысле некоторые вещи, о которых вы говорите, меня тоже раздражают. Я бы хотел, чтобы по всем моим картам было видно, сколько на них денег осталось. А мне показывают, сколько я могу потратить с учетом кредитного лимита. Банк считает, что таким образом он себе обеспечит некоторое преимущество, показав: смотри, со мной ты можешь гульнуть, видишь, какой у тебя кредитный лимит огромный.