Дети – лучшие люди в мире
Самый известный детский доктор Леонид Рошаль написал книгу «Всегда рядом». В ней он делится воспоминаниями о жизни, хирургии, коллегах. Вот отрывок из нее
Я очень люблю лечить: и взрослых, и детей. Там, где можно лечить, там и лечу, потребность эта у меня постоянная, такой настрой. И, говорили, лечил неплохо. Работа после катастроф и во время войн – тоже для меня нормальная работа.
Конечно, в первую очередь я детский доктор. У педиатров лучше развито клиническое мышление. Маленький ребенок не может рассказать, что и как именно у него болит. Надо уметь это увидеть.
Или ребенок лежит в палате после землетрясения, у него нет ножек. Он ищет взглядом, где его мама и папа, а их нет в живых. И ты должен в первое время заменить ему семью, облегчить детские страдания, уменьшить ту душевную травму, которая, может, останется у него на всю жизнь. На основании анализа поведения ребенка я понимаю, в каком он состоянии. И здесь дело не только в интуиции. Надо смотреть, как ведет себя ребенок: плачет или нет, сучит ножками или не сучит, какая частота дыхания, как он реагирует на осмотр. Детский доктор обладает способностью по микросимптомам предполагать диагнозы и затем подтверждать их. В этом профессиональное отличие детского врача от взрослого. А высший класс детских врачей – неонатологи, которые работают в родильных домах и в специальных больничных отделениях для новорожденных...
Надо войти в контакт с ребенком, понять, не обманывает ли он, но не сюсюкать с ним. Я люблю с детьми разговаривать как со взрослыми.
Дети переносят болезни не легче, а тяжелее взрослых
Возьмите взрослого с двусторонней пневмонией и ребенка. Детям гораздо труднее перенести различные токсикозы. Иммунитет у них намного слабее, чем у взрослых.
Детский врач мягче, он более внимателен. И, как правило, в целом квалифицированнее. Иногда говорят, что безразлично, какой врач будет лечить ребенка – взрослый или детский. Ничего подобного! Квалификация, которую получают в жизни и в институте детские врачи, как подтверждает практика, выше, чем у врачей для взрослых.
Про педиатров обычно думают, что они только детей могут лечить. Нет, они и взрослых лечат, причем совсем неплохо.
Детский хирург может без труда оперировать взрослых пациентов, а обычный хирург детей – не всегда. Слишком у ребенка все тонкое, ткани не всегда еще сформировавшиеся, каждый кусочек дорог.
В критической ситуации я не могу позволить себе расплакаться, хотя иногда от жалости комок стоит в горле. Но в то же время врач и не должен смотреть на пациента как на предмет своего рукоделия. Если он не сострадает, должен уйти. Это уже не врач!
Я всю жизнь занимался неотложными состояниями у детей. Знаете, какие из них встречаются чаще всего? Заболевания брюшной полости, например аппендицит, это очень серьезная и распространенная болезнь. В начале ХХ века от перитонита, который возникал как осложнение при аппендиците, умирало до 80% детей. В середине века – около 50%, в 70-е годы – около 10%, а сейчас смертность от острого аппендицита – 0,01%. Эту статистику я привожу специально для тех, кто говорит, что наша медицина ничего не сделала. Иногда бывают молниеносные формы развития перитонита. В лечении аппендицита и его осложнений у нас колоссальные достижения.
Моей базой всегда была замечательная 20-я детская больница на Полянке с прекрасным главным врачом – заслуженным врачом России Майей Константиновной Бухрашвили. Это почти как детский Институт Склифосовского – объединенный коллектив больницы и отделение неотложной хирургии и травмы НИИ педиатрии научного Центра здоровья детей Российской академии медицинских наук. Мы проработали вместе более 20 лет и затем создали единственный в мире Институт неотложной детской хирургии и травматологии. Тогда это был уникальный коллектив не только в России, но и в мире, который полностью перешел на лапароскопический метод лечения острых хирургических заболеваний у детей, в том числе и острого аппендицита. Мы не делали разрез брюшной стенки, а вводили тоненькие специальные инструменты размером с карандашик и производили операцию через них. И когда ребенок выписывался, у него на животе не было никаких шрамов...
Когда-то я сердцем выбрал детскую хирургию
Почему? У меня нет ответа. Почему какому-то мужчине нравится определенная женщина, а другая не нравится? Ну не знаю. Если он может перечислить по пунктам, за что любит, то не любит. Если я начну разбирать: я так люблю детей, потому что нужно – получится глупо. Это идет изнутри, об этом даже не говорится. При работе с детьми есть особые формы поведения, но я точно никогда с ними не заигрываю. Всегда с ребенком любого возраста, когда он уже начинает соображать, говорю как со взрослым. И если дети кидаются на пол или еще что-то, очень спокойно реагирую. И мой сын всегда знал, что плачем, капризами от меня ничего не добьешься. И когда он маленьким начинал орать, всегда говорил жене: не бери на руки. «Изверг!» Но если стоять на своем, потом все нормально. Когда дети плачут, легкие хорошо развиваются, значит, пневмонии не будет.
Журналисты меня часто спрашивают, считал ли я, сколько детей прооперировал. Но я не знаю. Не подсчитываю, потому что операция – это даже не половина хирургии. Главное – не просто прооперировать, главное – выходить. Я не только хирург, но еще в какой-то степени – пусть на меня не обижаются реаниматологи и педиатры – занимаюсь и этим. Это необходимо, особенно когда оказываешься в критической ситуации, когда ты один должен принимать решение.
Отрывок из книги «Всегда рядом» и фото предоставлены издательством «Комсомольская правда».
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl