Коллекция. Караван историйКультура
Тайны личного архива Лили Брик: переписка с Маяковским
В архивах РГАЛИ хранится уникальный архив Лили Брик, и пожалуй, самое интересное в нем — это переписка с поэтом Владимиром Маяковским, с которым ее связывали противоречивые отношения. Пожалуй, никто не причинил Маяковскому столько боли, сколько она. Но именно благодаря ее усилиям имя поэта стало бессмертным.
Долгие годы Лиля Брик пыталась написать воспоминания о Маяковском, но так и не закончила их. То, что написано, судя по черновикам, подвергалось бесчисленной правке. Лиля как будто бы все пыталась найти наиболее приемлемые, «гладкие» формулировки, чтобы объяснить очень непростую и не без примеси скандальности историю своих отношений с поэтом. Особенно много раз ее рукою правилось место, где заходит речь о том, как они с ее мужем Осипом Бриком и Маяковским стали жить втроем. В конце концов Брик одобрила такой вариант: «Только в 1918 году я могла с уверенностью сказать Осипу Максимовичу о нашей любви. С 1915 года мои отношения с Осипом Максимовичем перешли в чисто дружеские, и эта любовь уже не могла омрачить ни нашу с ним дружбу, ни дружбу Маяковского и Брика». Но в том, что Лиля здесь высказывается откровенно и правдиво, есть некоторые сомнения. В любом случае, если что и можно воспринимать как документ, то вовсе не эти воспоминания, а скорее архив Лили Брик — она много лет хранила все письма и телеграммы Маяковского, и свои письма к нему, и письма других людей о нем (правда, это не касается писем Маяковскому от других женщин. Их в архиве практически нет. И если верить литературоведу Виктору Шкловскому, это потому, что Лиля после смерти Маяковского забрала из его квартиры два чемодана таких писем, сожгла их все в ванной, да еще и своеобразную пепельную ванну приняла — легла в пепел, оставшийся от писем, словно в воду). Теперь архив Лили Брик хранится в Российском государственном архиве литературы и искусства. И внимательному читателю открывается истинная, неретушированная картина странной, великой и таинственной истории любви.
«Несмотря ни на что и благодаря всему, любил, люблю и буду любить»
Из письма Лили Брик Маяковскому:
«Волосик, Щеник, щенятка, зверик, скучаю по тебе немыслимо! С новым годом, Солнышко! Ты мой маленький громадик!.. Если стыдно писать в распечатанном конверте — пиши по почте: очень аккуратно доходит. Целую переносик и родные лапики, и шарик всё равно стрижетый или мохнатенький и вообще всё целую. Твоя Лиля. 1919 г.».
Из письма Маяковского Лиле:
«Люблю ли я тебя? Я люблю, люблю, несмотря ни на что и благодаря всему, любил, люблю и буду любить, будешь ли ты груба со мной или ласкова, моя или чужая. Все равно люблю. Любишь ли ты меня? Для тебя, должно быть, это странный вопрос — конечно любишь. Но любишь ли ты меня? Любишь ли ты так, чтоб это мной постоянно чувствовалось? Нет. Я уже говорил Осе. У тебя не любовь ко мне, у тебя — вообще ко всему любовь. Занимаю в ней место и я (может быть даже большое), но если я кончаюсь, то я вынимаюсь, как камень из речки, а твоя любовь опять всплывает над всем остальным. Плохо это? Нет, тебе это хорошо, я б хотел так любить».
Письма, датированные началом 1923 года, особенно потрясают. Это было время, когда Лиля завела роман с революционером Александром Краснощековым, а Маяковского, который пытался ревновать и чего-то требовать, отлучила от своего дома, установив отчаянно влюбленному поэту «испытательный срок» до 15.00 28 февраля. До этого времени Маяковский не имел права видеть Лилю, а должен был работать над совершенствованием своего излишне ревнивого и собственнического характера. Писать ему разрешалось, но только в крайних случаях, когда он просто не мог вынести одиночества. Правда, судя по количеству писем, такие крайние случаи наступали по стоянно.
Из письма Маяковского Лиле Брик:
«Так тяжело мне не было никогда — я, должно быть, действительно чересчур вырос. Раньше, прогоняемый тобою, я верил во встречу. Теперь я чувствую, что меня совсем отодрали от жизни, что больше ничего и никогда не будет. Жизни без тебя нет. Я это всегда говорил, всегда знал. Теперь я это чувствую, чувствую всем своим существом. Все, все, о чем я думал с удовольствием, сейчас не имеет никакой цены — отвратительно. Я не грожу, я не вымогаю прощения. Я ничего тебе не могу обещать. Я знаю, нет такого обещания, в которое ты бы поверила. Я знаю, нет такого способа видеть тебя, мириться, который не заставил бы тебя мучиться. И все-таки я не в состоянии не писать, не просить тебя простить меня за все. Если ты принимала решение с тяжестью, с борьбой, если ты хочешь попробовать последнее, ты простишь, ты ответишь. Но если ты даже не ответишь — ты одна моя мысль. Как любил я тебя семь лет назад, так люблю и сию секунду, чтоб ты ни захотела, чтоб ты ни велела, я сделаю сейчас же, сделаю с восторгом. Как ужасно расставаться, если знаешь, что любишь и в расставании сам виноват.
Я сижу в кафе и реву. Надо мной смеются продавщицы. Страшно думать, что вся моя жизнь дальше будет такою. Я пишу только о себе, а не о тебе, мне страшно думать, что ты спокойна и что с каждой секундой ты дальше и дальше от меня и еще несколько их и я забыт совсем. Если ты почувствуешь от этого письма что-нибудь кроме боли и отвращения, ответь ради Христа, ответь сейчас же, я бегу домой, я буду ждать. Если нет — страшное, страшное горе. Целую. Твой весь. Я. Сейчас 10, если до 11 не ответишь, буду знать, ждать нечего».
«Я надеюсь, что еще буду когда-нибудь приятен тебе вне всяких договоров»
Письмо Маяковского Лиле Брик:
«Милый, дорогой Лилек! Посылая тебе письмо, я знал сегодня, что ты не ответишь. Ося видит, я не писал. Письмо это — оно лежит в столе. Ты не ответишь потому, что я уже заменен, что я уже не существую для тебя. Я не вымогаю, но, Детка, ты же можешь сделать двумя строчками то, чтоб мне не было лишней боли. Боль чересчур! Не скупись, даже после этих строчек — у меня остаются пути мучиться. Строчка не ты! Но ведь лишней боли не надо, Детик. Если порю ревнивую глупость — черкни — ну, пожалуйста. Если это верно — молчи. Только не говори неправду — ради бога».