Коллекция. Караван историйРепортаж
Ольга Богданова: «Зельдин в одночасье стал кумиром женщин, а Сазонова, которой было уже за пятьдесят, пользовалась огромным успехом у режиссеров»
«Пырьев искал партнера для Ладыниной. На роль пастуха пробовалось много кавказцев, все с усами, один лучше другого, все как на подбор жгучие красавцы. Владимир Зельдин тоже пробовался. Пырьев не мог выбрать. Свинарка уже была, а пастуха он искал долго. И тут его осенила идея. Он шел по коридору студии и каждой встречной женщине говорил: «Ты свободна сейчас? Зайди в просмотровый зал». Там собрались разные женщины — уборщица, буфетчица, гримерша, ассистентка режиссера. Их было много, человек двенадцать. Режиссер показал им все пробы и спросил: «Кого бы вы выбрали на эту роль?» Все выбрали Зельдина», — о звездах Театра Российской армии вспоминает актриса Ольга Богданова.
— В моем поступлении в Театр Советской армии решающую роль сыграл Зельдин. Владимир Михайлович сразу обратил на меня внимание. А все потому, что я спросила худсовет:
— На каком языке, русском или французском, показывать отрывок из «Хозяйки гостиницы»?
Все страшно удивились, а Зельдин воскликнул:
— Какая прелесть! Конечно на французском.
Он верно угадал, что этому отрывку очень идет французский язык, получается остро и женственно. У него всегда был необычный взгляд на жизнь, какое-то изящество, природный аристократизм.
В конце показа к нам вышел худсовет с объявлением итогов. Все мне улыбались, особенно актрисы, будто я их сестра родная. «Надо же! — подумала я. — Как они меня полюбили!» Позже Зельдин раскрыл мне глаза — оказывается, те, кто особенно сильно улыбался, были настроены против. «Но я им сказал: «Вы ничего в женщинах не понимаете, такую девчонку обязательно надо брать».
В этот театр я попала после неожиданного и несправедливого года простоя, когда, окончив Школу-студию МХАТ, пришла в «Современник». Но там не пригодилась. И этот первый год моей профессиональной жизни был трагическим. Очутившись в этом театре, я сразу ощутила, что это МОЕ! Монументальная архитектура, массивное здание, огромный зал — все, казалось бы, должно пугать молодую актрису. Там такая тяжелая дверь, которую даже открыть трудно. Но она показалась мне самой легкой дверью на свете!
С тех пор началась моя жизнь в этом театре, в которой всегда рядом был Зельдин. Даже не помню периода, чтобы мы расставались, я имею в виду работу. У нас постоянно были совместные спектакли, концерты, гастроли. Он всегда любил покровительствовать молодым привлекательным актрисам. И надо мной сразу взял шефство. Наша дружба с Владимиром Михайловичем длилась до самой его смерти...
В спектакле «Ужасные родители» по пьесе Жана Кокто мы с Федей Чеханковым играли молодых людей, а наши звезды Владимир Зельдин и Нина Сазонова — персонажей постарше. Но если бы они тогда услышали, что они звезды, наверное, упали бы в обморок. Таких слов не существовало. Не было ощущения, что они застыли на пьедестале, наоборот, эти актеры всегда учились, сомневались в себе и искали.
Это была великая школа! Нина Афанасьевна всегда репетировала с полной отдачей, мучилась, ее постоянно что-то не устраивало. А Владимир Михайлович был актер другого склада. На репетициях проявлял здоровый пофигизм: «Не надо мельтешить. Когда пробьет час твоего аккорда, главное — прозвучать без фальши. Все, как в оркестре». Недаром ведь его папа был дирижером оркестра.
— Владимир Михайлович рассказывал вам, откуда он родом?
— Он родился в замечательной семье, его дед и отец были музыкантами. Вот откуда в Зельдине великолепная музыкальность. Он и пел прекрасно. А как танцевал! На его легендарный спектакль «Учитель танцев» весь Большой театр ходил учиться мастерству.
Первые свои пять лет он прожил в маленьком городке Козлове, ныне Мичуринске. Он очень любил этот город, часто о нем рассказывал и всегда туда стремился. Зельдин доказал своим примером истину: человек воспитывается не тогда, когда лежит вдоль кровати, а когда поперек. Это была его малая родина, его место силы.
Мы туда с ним приезжали, он нас познакомил с великолепным директором местного театра, его подругой Галиной Николаевной Поповой. Она организовала международный театральный фестиваль, который называется «На родине Владимира Зельдина». Мы уже дважды его провели, я — председатель жюри этого фестиваля. Мичуринск помнит своего любимого актера. Фестиваль собирает огромное количество актеров, они показывают романтические спектакли, играют роли из его репертуара. Все это делается во славу Зельдина. И он предстает перед нами на десять дней как живой. В центре города стоит памятник ему, есть и музей Владимира Михайловича.
— Зельдин прожил в театре такую большую творческую жизнь. Он имел какое-то отношение к армии?
— Нет. Во время войны он должен был уйти на фронт. Но в 1941-м начали снимать фильм «Свинарка и пастух». Это была его первая картина, и на роль Зельдина утвердили... женщины. Режиссер Иван Пырьев искал партнера для своей жены Марины Ладыниной. На роль пастуха пробовалось много кавказцев, все с усами, один лучше другого, все как на подбор жгучие красавцы. Владимир Зельдин тоже пробовался. Он играл грузина в спектакле «Генеральный консул» в Театре транспорта, великолепно демонстрировал акцент и был очень красив. Одним словом, Пырьев запутался, не мог никак выбрать. Свинарка уже была, а пастуха он искал долго. И тут его осенила идея. Он шел по коридору студии и каждой встречной женщине говорил: «Ты свободна сейчас? Зайди в просмотровый зал». Там собрались разные женщины — уборщица, буфетчица, гримерша, ассистентка режиссера. Их было много, человек двенадцать. Режиссер показал им все пробы и спросил: «Кого бы вы выбрали на эту роль?» Все выбрали Зельдина.
Только фильм запустили в производство, началась война. Зельдину пришла повестка. Он должен был пойти на фронт и погибнуть, как почти все его поколение. Вдруг кто-то наверху посмотрел кусочек фильма и сказал: «Он будет необходим для поднятия духа. Надо продолжать снимать». И Зельдину дали бронь. Так фильм «Свинарка и пастух» спас его от верной смерти. Он всегда искренне говорил, что ему необычайно повезло в жизни, не уставал благодарить свое поколение, которое воевало за него...
Когда фильм вышел на экраны, Зельдин в одночасье стал кумиром женщин. Владимир Михайлович всю жизнь говорил с благодарностью: «Как же мне не любить женщин, если они меня выбрали». Он уважал и любил всех. Всю жизнь боготворил женщин. И даже в свои преклонные года был всегда галантным и внимательным. Какая-нибудь старушка принесет ему цветы, он хоть уже плохо видел, но возьмет галантно ее под локоток и со сцены проводит. А она запомнит этот миг на всю жизнь...
— Вы бывали у него дома? Или общались только в стенах театра?
— Жил этот легендарный человек в Никоновском переулке, в маленькой двухкомнатной квартире. Я бывала у них с женой очень часто. У нас в театре юбилеев Зельдина было несметное количество, начали в 60 лет и потом отмечали каждые пять лет. В этот день к нам съезжалась вся Москва, первые лица в искусстве, в политике, театр превращался просто в какую-то Мекку.
Любимая жена Зельдина Иветта умела устраивать эти вечера. Когда они познакомились, Иветта Капралова работала в Бюро пропаганды советского киноискусства редактором. Она занималась организацией концертов «Товарищ кино» и была знакома со всеми звездами. Смоктуновский, Баталов, Тихонов часто бывали у них в доме. Все друзья были намного моложе его. Юлий Гусман, Владимир Васильев, Катя Максимова, Вера Глаголева с мужем Кириллом, я и Федя Чеханков, Сережа Шебеко, Ксения Караулова — он всегда любил молодых. Самое удивительное, что мы с ним общались, как будто были ровесниками. Я обращалась к нему на «вы», а он ко мне на «ты». Иветту все называли просто Вета и были на «ты», хотя она тоже намного старше. Вета терпеть не могла отчеств. Они были удивительно молодой парой.
— И что, Владимир Михайлович принимал гостей в этой 42-метровой квартирке?
— Да, такая огромная слава и такая маленькая квартира. Столько он делал для других и ничего не просил для себя. Помню, после очередного юбилея Владимира Михайловича мы поехали к нему догуливать. В узкую прихожую гости заходили раздеваться порциями: четыре человека войдут, остальные ждут на лестничной площадке. Подошла очередь Геннадия Хазанова. Он огляделся и сказал: «Нужно быть очень хорошим человеком, чтобы жить в такой тесной квартирке».
Удивительно, но Зельдин прожил в ней всю свою жизнь. Ему много раз предлагали большие квартиры, но он отказывался. Например, как-то ему на один из юбилеев позвонил министр обороны и сказал:
— Министерство дарит вам квартиру.
А Зельдин ответил:
— Да мне не нужно, я уже никуда не буду переезжать, отдайте ее достойному офицеру.
Потом ему выделили дачу в Серебряном Бору. Очень симпатичную, городского типа, с небольшим вторым этажом. И этот дом в Серебряном Бору стал уже их окончательным пристанищем. Жили они там постоянно — и летом и зимой.
Когда мы познакомились, Зельдин водил машину и очень часто меня на этой машине катал. Он смешно ее водил: осторожно, неторопливо. Какая-то тетка дорогу на красный свет перебегает, он так спокойно говорит: «Ну, куда бежишь, за колбасой, что ли? Ну ладно, раз ты торопишься, я тебя пропущу». Зельдин водил машину, наверное, лет до восьмидесяти. А Вета вообще всю жизнь за рулем, она очень хорошим водителем была. Она его возила в театр, потом его стали возить из Серебряного Бора и обратно на служебной машине. А Зельдин никуда не торопится и везде успел. Во всем феномен!
Он никогда не срывал спектакли, удивительной дисциплины человек. До последнего вздоха никого не подводил. Но однажды (это было давно) он все-таки сорвал спектакль. Ехал из Подмосковья на мотоцикле, вдруг в дороге тот забарахлил и сломался. Мобильных телефонов тогда не было, и Зельдин не смог никого предупредить. Спектакль пришлось отменить. В театре устроили показательное собрание, коллеги стали клеймить позором Зельдина. И это актера, который кормил весь театр! Уже тогда гремел спектакль «Учитель танцев». Все так вошли в раж, что один актер сказал, будто Зельдина чуть ли не судить надо. Вдруг опомнился директор театра: «Люди добрые, остановитесь, вы что, забыли, что Зельдин настолько безупречно работает?»
— Кто же вас хотел судить? — спросила я Владимира Михайловича. И он назвал фамилии коллег, включая своего партнера, который играл его слугу. Но самое потрясающее, что он им всем в дальнейшем помогал: и квартиры выбивал, и за звания хлопотал.
— Как?! Вы просили за тех, кто хотел вас судить?
— Да, Олечка. Они же меня не засудили.
Сам факт, что они предлагали это, он пропустил мимо ушей. Только спустя время я поняла, что так ему легче жить. Владимир Михайлович решил не носить в себе злобу. Он всегда спешил делать добро людям и никогда не помнил зла, которое ему причиняли.
Коллеги все ему улыбались, но на самом деле жутко завидовали. Но он этого не замечал, проходил мимо. И Сазонова, кстати, не замечала. Это была защитная реакция. В этом они были похожи. Оба верные одному театру, верные зрителям, не хапуги, не алчные, не жадные. И зрители их любили безмерно, а они в этой любви просто купались. В этом и было огромное счастье и для него, и для нее...
Зельдин все время за кого-то хлопотал, ходил по высоким кабинетам.
Я спрашивала:
— Владимир Михайлович, ну зачем вам это надо?
— Что ты, Олечка, они же все будут за меня молиться!
Он стремился как можно больше сделать добра людям, как будто чувствовал, что ему это зачтется.
Зельдин был верующим человеком, с ним всегда были иконы, он крестился перед выходом на сцену. И жил по заповедям. Помню, приехав на гастроли в Париж, мы зашли в католическую церковь. Служащий показал нам место силы: в витраже видно небо, рядом висят иконы Спасителя, его Матери и Бога Отца. Если стать на это священное место и обратиться к Богу, то твои просьбы обязательно сбудутся.
Владимир Михайлович подождал, пока все отошли, и встал на это место. Я за ним начала наблюдать. Интересно, о чем же может просить Бога человек в возрасте ста лет? Мне казалось, ему нужно одно — здоровье. Но он стоял, наверное, полчаса и все говорил, говорил, что-то рассказывал Всевышнему. Я подумала: «Боже, какой же насыщенной жизнью он живет! У него, оказывается, еще целая программа расписана».
— Какие у Зельдина были звания?
— Он был народным артистом Советского Союза, лауреатом всевозможных премий, в том числе Сталинской, полным кавалером ордена «За заслуги перед Отечеством» всех четырех степеней. У него были памятные ордена и медали, премии всяких культурных мероприятий, какие-то награды Испании. Создавалось впечатление, что не было такого ордена на Земле, которого бы он не имел.
То, что делал на сцене Владимир Зельдин, можно назвать актерским подвигом. И это достойно Книги рекордов Гиннесса. В сто лет человек собирал сумасшедшие аншлаги, а у нас в Театре Армии зал на полторы тысячи мест. Каждый год театр ездил в Ленинград, и он играл подряд десять спектаклей «Учитель танцев», а это труднейшая роль. Он все время занимался танцем, поддерживая форму. Зарабатывал театру огромные деньги и при этом скромно жил. Тружеником он был невероятным.