Коллекция. Караван историйРепортаж
Марианна Ростоцкая: «Никто, кроме его жены, не догадывался, сколько страданий пришлось выдержать Ростоцкому»
«Это была удивительная семья. А центром, вокруг которого вращалась жизнь дома Ростоцких, был, безусловно, Станислав Иосифович. Это особая личность! Как он вселял своими фильмами веру в светлое будущее, так и жил по принципу: «Чтобы ни происходило, жизнь прекрасна!»
Мои родители и родители Андрея очень дружили. А уж когда мы поженились, вообще породнились. Мы действительно все любили друг друга. Мои родители — Андрея, а его — меня.
То, что мы с Андреем встретились не случайно, было ясно с самого начала. Он верил в то, что наша встреча — судьба, и часто говорил об этом...
В дом Киностудии имени Горького мы переехали, когда мне было лет двенадцать. Родители долго искали обмен. Мама изучила всю Москву: она искала дом, где живут интеллигентные люди. Однажды звонит ей подруга: «Знаешь, есть дом у ВДНХ, там Нина Меньшикова живет со Станиславом Ростоцким. Это замечательные люди. Он — режиссер, она — актриса. Переезжай туда». Эта известная фамилия сыграла свою решающую роль, и мы поселились в этом доме. Да еще и соседями с Ростоцкими оказались, жили с ними дверь в дверь, на одной лестничной площадке. Даже квартиры у нас были одинаковые.
Мне фамилия Ростоцкий ни о чем не говорила. Я была еще маленькая, кино не интересовалась. Мой папа занимал тогда должность руководителя Центра управления космическими полетами. Друзьями семьи были космонавты, ученые — словом, люди, не имеющие к кинематографу никакого отношения. Однажды мама показала мне «Вечернюю Москву» с кадром из фильма «Это мы не проходили» и сказала: «Видишь, этот актер живет у нас в доме». Андрею тогда было девятнадцать...
Как-то в канун Нового года к нам в квартиру позвонил Станислав Иосифович. Он пришел пригласить нас в гости, мол, пора, соседи, нам и познакомиться.
Помню, Андрей поразил меня своей галантностью. Ведь, в сущности, я была совсем ребенком, а он обращался со мной как с взрослой барышней. «Как вас зовут?» — «Марианна». От этого взрослого «вы» я, по-моему, густо покраснела. А когда он вдобавок поцеловал мне руку, чуть в обморок не упала. «Пойдемте, я вам покажу мою кошку», — спас положение Андрей. У него была потрясающая трехцветная кошка. За столом мы оказались рядом, Андрей спросил: «А вы пьете шампанское?» Надо ли говорить, что я его ни разу в рот не брала, но храбро ответила: «Конечно!» Все было очень красиво и страшно весело.
Так у меня на всю жизнь и осталось новогоднее впечатление от этой семьи. Никогда в будущем оно не было ничем омрачено и разрушено...
— Какой была семья Ростоцких?
— Это была удивительная семья. Казалось, все у них безоблачно — звездная пара советских кинематографистов, народные артисты, лауреаты государственных премий. А центром, вокруг которого вращалась жизнь этого дома, был, безусловно, Станислав Иосифович Ростоцкий. Это особая личность! Как он вселял своими фильмами веру в светлое будущее, так и жил по принципу: «Чтобы ни происходило, жизнь прекрасна!»
— В чем секрет такого притягательного обаяния Станислава Иосифовича?
— Он с детства был всегда и во всем первый. Именно ему доверили приветствовать 10-й съезд комсомола. Есть кадры кинохроники, где юный Стасик Ростоцкий выступает со сцены под бурные аплодисменты делегатов съезда. Фото 14-летнего пионера попало на первые страницы газет. Мальчика узнавали и даже пускали бесплатно в кино контролерши. Эта известность помогла ему попасть на пробы к Сергею Эйзенштейну в фильм «Бежин луг». Он пришел в ученики к Эйзенштейну гораздо позже, когда выбирал профессию. Как-то художник Дмитриев решил показать его сценарий Эйзенштейну, сказав Ростоцкому: «Только один человек тебе скажет, получится ли из тебя режиссер». Да он готов режиссеру башмаки чистить! Но Эйзенштейн рассмеялся и велел Стасику Ростоцкому читать Золя и Бальзака, набираться знаний и опыта. Кстати, сам Ростоцкий писал, что не собирался быть режиссером, он хотел стать оператором, думал, что это проще...
Вскоре началась война, и, несмотря на болезнь позвоночника, Ростоцкого взяли на фронт. Станислав Иосифович служил в кавалерийском полку. Во время боя он бросил зажигательную бутылку в фашистский танк, подбитый танк чудом не раздавил его насмерть. У Ростоцкого был поврежден позвоночник, задето легкое, особенно сильно пострадала нога. Трое суток он добирался до госпиталя. Своей спасительницей считал медсестру Анну Чугунову. В госпитале началась гангрена, и ногу по колено пришлось ампутировать. Имя этой медсестры он запомнил на всю жизнь. Они общались, созванивались. И Станислав Иосифович был ей очень благодарен за то, что она подарила ему вторую жизнь. Как сказала в одном интервью Нина Евгеньевна: «Ростоцкий был атеистом, но Бога вспоминал часто».
Когда картину «...А зори здесь тихие» закончили и показали на Киностудии Горького, он пригласил Анну на просмотр. Но, к сожалению, после ранения на войне она к тому времени ослепла. Он сидел рядом с ней и рассказывал все, что происходит на экране. Свой фильм Ростоцкий посвятил всем женщинам на войне, в том числе и своей спасительнице.
Интересно, что спустя много лет в фильме «Они сражались за родину» его сын Андрей сыграл героя, который по странному, мистическому совпадению гибнет под танком.
Всю жизнь Станислав Иосифович страдал от страшной боли, но никто из посторонних не знал об этом. Ростоцкий был очень мужественным человеком.
В фильме «На ножах» режиссер Орлов, у которого снимался Ростоцкий, вспоминал: «Как-то я пришел к нему, прихрамывая, а он мне говорит: «Смотри, что такое человеческая нога: она нежная, она легко ранима, ее легко уколоть, из нее течет кровь, но она у нас на всю жизнь. А вот посмотри на протез. Здесь сталь, дерево, кожа, какие крепления, а хватает всего на один год».
Никто, кроме его жены Нины Евгеньевны, не догадывался, сколько страданий пришлось выдержать Ростоцкому. Пострадавшая нога все время болела. Ему плохо сделали во фронтовом госпитале ампутацию. Без новокаиновой блокады он не мог надеть протез. Помню, как Нина Евгеньевна все время вязала для него какие-то теплые шерстяные накладки, покупала специальные мази. Вся жизнь Ростоцкого была на преодолении. Отсюда и сила характера. Сохранились его письма с фронта: «Если мы выживем в этой войне, то должны сделать что-то значительное». И с этим ощущением он и жил, и работал...
Наверное, поэтому и выбрал профессию режиссера. Он часто рассказывал, что явился во ВГИК франтом, одетым во все американское. Не мог допустить, чтобы его жалели. Он потерял ногу, но не стал инвалидом — наоборот, хотел быть еще более полноценным, он хотел быть победителем.
— Меньшикова и Ростоцкий встретились во ВГИКе?
— Да. Они оба там учились: Нина на актерском, Станислав на режиссерском.
Нина Евгеньевна родилась в Москве, с детства мечтала быть артисткой, занималась в музыкальной школе, в драмкружке. Надо сказать, что во ВГИК она поступила без всякой помощи. В 1947 году с первого захода попала на курс Бориса Бабочкина, знаменитого Чапаева. Правда, поначалу у нее учеба не ладилась. Бабочкин почему-то невзлюбил Меньшикову, считал ее бесталанной серой мышкой, ставил тройки и, видимо, надеялся, что она сама уйдет из ВГИКа. Но скромная Нина вдруг проявила характер: помаявшись два года у Бабочкина, перевелась на курс Сергея Герасимова и Тамары Макаровой, стала отличницей и сталинской стипендианткой. Оказалось, что она не только очень одарена, но и трудолюбива невероятно.
Когда в 1947 году Нина Меньшикова поступила в Институт кинематографии, она впервые и увидела третьекурсника-фронтовика Станислава Ростоцкого. И сразу же влюбилась.
Во-первых, он был талантлив, лучший ученик Григория Козинцева. А во-вторых, необыкновенно красив, по-мужски обаятелен. Даром что ли бабушка у него была француженка, а отец — поляк! В него были все студентки влюблены, даже подружка Нины Евгеньевны Алла Ларионова. Да и ему нравилась признанная красавица ВГИКа Ларионова. Нина Евгеньевна прекрасно понимала, что у нее нет никаких шансов.
Поначалу он обратил на нее внимание всего лишь как на перспективную актрису. Как-то случайно Станислав Иосифович заглянул на дипломный спектакль к герасимовцам. Нина Меньшикова играла с Николаем Рыбниковым в спектакле о Петре Первом. Она — Анна Монс, он — Петр Первый. После показа Ростоцкий подошел к студентке и сказал: «Мне кажется, вы в одной сцене запнулись. Не знали, как поцеловать партнера: подняв вуаль или через нее». Нину потрясло то, что этот незнакомый парень заметил ее заминку.
Однажды они разговорились, поздно вечером возвращаясь из института. И он чуть было не поехал ее провожать в Богородское к бабушке, у которой она тогда жила. Но все-таки передумал, уж больно далеко. Как потом возвращаться?
Пять лет она пыталась его забыть. Как сама мне рассказывала: «Я была так влюблена, что даже заставляла себя не думать о нем. Какие бы лекарства попить, чтобы выкинуть его из головы? А то просто сойду с ума».
Весной 1952 года Ростоцкий с другом, писателем Владимиром Красильщиковым, поехал в деревню Киржач писать сценарий. Тут они с Ниной столкнулись в коридоре ВГИКа, и вдруг он предложил: «Мы с другом едем под Владимирскую область работать. Если хотите, поехали с нами. Вы нам будете готовить. И никаких романов!» Он не очень рассчитывал, что она согласится на роль поварихи. Но она согласилась.
Рано утром она, счастливая, раскрасневшаяся, с тяжелой поклажей, подбежала к старенькому «Москвичу», где сидел Ростоцкий с другом. На «поварихе» была надета синяя курточка и лучшее синее с белыми полосками платье.
Станислав Иосифович любил рассказывать об этой встрече: «Сижу в машине с другом и гадаю: придет — не придет... Вдруг вижу, бежит с двумя огромными сумками, набитыми продуктами. Кормить же мужиков поехала! И я сразу же влюбился...»
Одним словом, роман начался в тот же день. Соавтор Ростоцкого Красильщиков был преисполнен гнева. Но сценарий они написали, и с готовкой Нина справилась.
Именно там Нина Евгеньевна узнала тайну видного красавца, балагура и фронтовика, потерявшего ногу. «Ну что, согласна с таким жить?» — спросил ее Станислав Иосифович. «Всю жизнь!» — обрадовалась Нина Евгеньевна. Так она добилась Ростоцкого. Она вообще умела добиваться в жизни того, чего очень хотела...
Вскоре после этого они поженились. У Станислава Иосифовича был любимый тост: «Вот Нинка не любит эту фразу, но все-таки скажу: «Какой же я был умный, когда женился на Меньшиковой! Если бы не женился, уже бы умер!» А еще шутливо добавлял: «Как хорошо, что я женился на тебе, а не на Ларионовой!»
Выйдя замуж, Нина во что бы то ни стало хотела родить. Даже вопреки запретам врачей (у нее был туберкулез) она все же рискнула и была вознаграждена рождением сына — красивого и очень одаренного мальчика. Его назвали Андреем. Он и стал моим мужем...
Мы с Андреем особо и не общались. У меня началась своя взрослая жизнь. Я поступила во ВГИК на киноведческий, естественно, не без влияния семьи Ростоцких. Андрей продолжал меня по-дружески опекать.
Помню, как свой первый взрослый Новый год собиралась отмечать с однокурсниками в общежитии. Но Андрей запретил: «Никуда не пойдешь! Ты еще маленькая, там бог знает чем будут заниматься. Пойдешь с нами в Дом кино».
Приближался 60-летний юбилей Станислава Иосифовича. Мы всей семьей были приглашены Ростоцкими в Дом кино...
После первой же сессии я поехала отдыхать и влюбилась в своего ровесника, тоже студента. Через полгода мы подали заявление в ЗАГС. Родители были в шоке от моей прыти, даже советовались с Ростоцкими: мол, что делать? Наша дочка замуж собралась! Станислав Иосифович их успокоил: «Эта страсть быстро пройдет. Пусть выходит, сейчас бесполезно отговаривать».
Моя свадьба была очень пафосной — в ресторане «Прага», зал на 60 гостей, невеста в шляпе. Я и Андрея на свадьбу пригласила через Нину Евгеньевну. Она как раз к нему на съемки уезжала. Нина Евгеньевна потом рассказала моей маме: «Приезжаю к Андрею в Севастополь и говорю: «Марьяна замуж выходит». А он усмехается: «Ну и дура! Через пять лет мы будем вместе! Ни на какую свадьбу я не поеду». Мама передала мне Андрюшины слова накануне свадьбы. И я подумала: «Вот еще придумал! Я замуж вообще-то навсегда выхожу!» Но сердце, тем не менее, у меня почему-то екнуло...