Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Лариса и Лина Долины. Друг без друга нам невыносимо
Представляла, что девочка моя успокоится, поймет, что я у нее единственный родной человек, и все разрулится. Лина уезжала, проходило время, опять пропадала — и мы выходили на замкнутый круг.
Лина
— Лина, вспомните, пожалуйста, ситуацию, когда вы думали: как же хорошо, что у меня есть мама!
— Первой всплывает картинка из детства — мы с бабушкой приехали встречать маму в одесский аэропорт. Лето, жара. Я стою у забора из рабицы и смотрю на летное поле, куда только что приземлился самолет. Пассажиры идут в нашу сторону, и я сразу вижу маму — самую красивую, яркую, потрясающую женщину! С какой-то совершенно невероятной прической, в очень короткой джинсовой юбке, курточке, расшитой то ли бисером, то ли стразами, на высоких каблуках. Она всегда одевалась очень модно и круто.
Хотелось, чтобы все вокруг узнали, что это МОЯ мама. К слову, тот джинсовый костюм мама расшивала своими собственными руками, ночами, сидя у телевизора. Еще мне нравилось, как она красила себе ногти — в разные цвета. В конце восьмидесятых так вообще никто не делал.
Смотрела и думала: «Вау, вот это женщина!» Я-то из другого теста. Дворовая пацанка, а не девочка! Меня нужно было постоянно отмывать, заставлять причесываться и стричь ногти. Бабушка меня вылавливала за неделю до маминого приезда, снимала с деревьев и приводила в более-менее приличный вид. До трех лет я жила с папиной мамой в Питере, а потом в Одессе — с мамой мамы.
Когда я совсем шла вразнос, бабушка говорила: «Ну все, звоню маме». И я тут же делала все, что она требовала. Маму я побаивалась. Почему-то колени подкашивались, когда она спокойно говорила: «Лин, почему ты бабушке нервы треплешь?» Мне становилось жутко стыдно. При этом никто на меня не орал и уж тем более не поднимал руку.
Дедушка один раз дал ремня и потом прощения просил. Дедуля был мягким, а я — невыносимой. А что я творила с бабушкой! Нередко кусала ее руки до крови, чтобы отпустила гулять: не хочу сидеть дома, не хочу учиться, хочу целыми днями гонять по улицам.
У мамы и бабушки были сложные отношения. Бабуля была жесткой воспитательницей для своей дочери и, вероятно, испытывая комплекс вины, со мной была тюфяком. Позволяла пить кровь по полной программе.
Сейчас смотрю на Сашку, свою десятилетнюю дочь, и думаю, что не выжила бы, если она хотя бы чуть-чуть была похожей на меня в том же возрасте.
— Когда вы впервые почувствовали себя особенной девочкой?
— Уже после того как переехала в Москву. Мама спела «Погоду в доме» в 1996 году, мне, соответственно, было двенадцать лет. Мама стала нарасхват, популярность была невероятной. Помню, как мы с бабушкой поехали на концерт на Красной площади, где пела мама. Тысячи людей подпевали... И бабушка впервые сказала маме: «Да, я признаю твою профессию». Хотя сколько уже было спето и все всем доказано!
Мне было двенадцать, когда мама приняла непростое решение отправить меня учиться в Англию на пять лет. Время было неспокойное, в стране повторялись теракты, да и школьное образование было так себе... На тот момент мы прожили вместе всего год, мама забрала меня в Москву. И снова разлука...Она далась сложно, нам друг без друга было просто невыносимо. На протяжении следующих лет мы виделись только во время моих каникул.
Меня рвало на куски! Потому что из-под маминого уютного крыла попала в совершенно чуждую атмосферу. Англичане люди спокойные, индифферентные, прохладные. А я — огонь. Мне грустно в обстановке отстраненности, хотя у меня была куча друзей. Когда приезжала домой, от мамы не отлипала ни на секунду.
И держала в себе то, что происходило в школе. Когда мне было лет четырнадцать, попала под буллинг. Приходилось драться с девчонками, выбивать кулаками право спокойно жить. Но мне казалось, что ничего драматичного в этом нет, поэтому маме знать ни к чему. Сейчас у меня стынет кровь, если представляю на своем месте дочь.
— Обычно чувства родителей мы понимаем лишь тогда, когда становимся взрослыми. Подростками же чаще не благодарим маму с папой, а обесцениваем все то, что они делают.
— Да, были такие моменты. После того как я вернулась домой из Англии, оказалась в лоне семьи, где меня вновь стали воспитывать, навязывать решения. Это казалось странным, потому что за пять лет я научилась полной самостоятельности и умела делать выбор. А тут потребовалось перестроиться и своего внутреннего бунтаря стараться не выпускать. Это давалось с трудом.
— Как выглядит ваш бунтарь?
— Ругается, может накричать... Вернее мы с мамой кричали друг на друга, и сразу мне становилось стыдно, я тут же просила прощения, признавала ошибки и старалась их проработать...
Моя бунтарская сепарация длилась до самого Сашкиного рождения. Я пропадала, не звонила неделями. У меня была своя жизнь, друзья, съемные квартиры, которые маме не нравились...
— Сепарация от родителей подразумевает финансовую самостоятельность. Она у вас была?
— Я работала сначала помощником юриста, потому что получала юридическое образование. Потом экономистом-аналитиком в банке. Еще продюсером в ивент-агентстве, занималась организацией мероприятий.
— Лариса Александровна — человек обеспеченный. А девочка сама зарабатывала, будучи еще студенткой?
— А как иначе? В восемнадцать лет я подхожу к маме и говорю:
— Хочу жить отдельно.
— Ну тогда сама заработай на отдельное жилье.
Считаю, что это абсолютно правильная и грамотная позиция родителя. При чем тут мамин кошелек?
— Значит, обошлось без обид: «Ну мам, тебе что, трудно мне помочь?»
— Я не имею права на подобные претензии, потому что маме слишком тяжело все достается, буквально кровью и потом. Почему она должна спонсировать мои «хочу»? Я всегда считала, что сама должна состояться.
— Вы скорее исключение из правил, Лина. Потому что современные молодые люди как минимум до окончания института живут с родителями. Сложно приходилось на пути к самостоятельности?
— Мы снимали с подружкой в складчину квартиру на «Тушинской», потом уже я одна — на «Бабушкинской». Нормальная студенческая жизнь! Все классно и замечательно, становление, юность... Просто так ничего не достается, и для того, чтобы что-то иметь, надо что-то самой делать.
— Лина, продолжите фразу «Мама — это...»
— Вселенная, космос, сверхчеловек, пример, как вопреки потоку бесконечных трудностей добиваться того, к чему стремишься. У нее внутри — атомный движок! Она не умеет останавливается ни на минуту.
Когда я училась за границей, говорила одноклассникам, что моя мама «рашен Мадонна». Мама — это преданность, трудоспособность, всегда очень позитивный настрой и вера в хорошее. Мне кажется, что я унаследовала ее упорство и силу, но мне не хватает дисциплинированности. Просто потому что не произошло такого же чуда, которое случилось с мамой. Уже лет в тринадцать она поняла свое предназначение и дальше шла не сворачивая. Я же музыкой не заболела, как она. Мама считает, что я неплохо пою. Может и так, но только не вживую. Выяснилось, что я очень боюсь сцены. Для меня публично выступить — многократно умереть. Трясутся руки, дрожит голос... Можно при желании проработать это у психотерапевта, но надо очень сильно хотеть.
Я немножко подстреленная, как бабушка моя говорила. С пониженным уровнем амбициозности.
Со стороны может выглядеть, что я нахожусь в тени матери, такая слабая, не желающая чего-то добиваться. Но это со стороны. На самом деле я просто не в свете софитов. И впервые чувствую себя на своем месте. Для меня реализация — это ощущение того, что я помогаю маме. По всем фронтам немножечко прикрываю тылы — и на театральных постановках, и в институте.
У нас своя кафедра эстрадно-джазового искусства в МГИКе. Мама завкафедрой, а я ее помощник. Еще личный повар и концертный директор.
Люди ее команды, и я в их числе, любят, уважают, ценят и понимают все величие певицы Ларисы Долиной, как бы это высокопарно ни звучало. Мне очень приятно быть полезной. Наконец отдавать, а не только брать, как это было всю жизнь.
Вообще, я всю жизнь понимала, что если бы не мама, то все было бы совсем иначе. Не так интересно, не так здорово, не так богато в плане впечатлений и возможностей.
— Знаю, что вы живете вместе. Чья это идея?
— Я настояла, когда стало понятно, что мама расходится с мужем. Видела, что ей грустно и одиноко. Спросила: «Хочешь, мы с Сашкой к тебе переедем?» Она ответила, что было бы неплохо. И мы переселились сначала на дачу, а потом в мамину московскую квартиру — когда поняли, что вместе нам комфортно. В это время мама решила худеть, и я стала готовить ей завтраки, обеды и ужины. Когда во время пандемии от нас ушла домработница, я принялась наводить чистоту и уют самостоятельно. Мне это доставляет большое удовольствие.
Еще помогаю маме тем, что езжу по магазинам и выбираю ей одежду. У нее нет времени. Ей нравится мой выбор, она со всем соглашается. В общем, переезд открыл новые горизонты взаимопонимания. Нам все нравится!
— Но могло получиться и наоборот.
— Да, это был рискованный эксперимент, мы ведь никогда, по сути, не жили вместе. К тому же очень разные. Мама — Дева, олицетворение порядка. Я — Телец, человек-хаос. Приходится бороться с самой собой, не раскидывать вещи. Мы живем на маминой территории — должен быть комфорт, к которому она привыкла. Если раньше мама пыталась меня перевоспитать, то после Сашкиного рождения стала воспринимать такой, какая я есть. Она всегда меня поддерживает, принимает мою сторону в вопросах воспитания дочери. Очень деликатна, и если не согласна со мной, то ретируется и не участвует в разборках.
Наедине говорит: «Лин, выдохни». Это когда я тюкаю ребенка, например за то, что она много времени проводит в «Тиктоке».
— Простите, а насколько долго вы собираетесь жить с мамой?
— Когда мы прожили вместе полтора года и я сделала у себя в квартире ремонт, предложила:
— Давай мы уедем?
— Да зачем?
То, что мы под одной крышей, никак мне не мешает, не ущемляет. После рождения Сашки жизнь не такая бурная. Когда подружки предлагают: «Давай в клуб сходим?» — я чувствую себя пенсионером. Не хочется... В этом году, когда приехали на «Новую волну», с мамой виделись нечасто. У нас с ребенком — пляж, бассейн, ужин, отбой. Мама же возвращалась с вечеринок в пять утра, радостная, окрыленная. У нее на каждый день был готов новый образ, а мне всего этого не надо.