Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Cветлана Антонова: «Когда режиссер твой муж, ты переживаешь за него и стараешься, чтобы у него не было проблем»
Я ходила на пробы и слышала: « Неужели это вы снимались в фильме «Охота на пиранью»? Там как будто другой человек...» И ничего не складывалось.
-Светлана, вчера вы приехали в Москву из Минска, где снимаетесь в новом сериале для канала НТВ. Что это за проект?
— Двенадцатисерийный детектив «Последний из стаи» о герое-одиночке, которого играет Иван Оганесян. Его майор Панфилов — честный и неподкупный опер, сражающийся за правду и справедливость. Я играю его начальницу, полковника Романовскую. Они с Панфиловым и коллеги, и друзья, и любовники, и до определенного момента моя героиня ему помогает — вытаскивает из сложных ситуаций. Все карты раскрывать сейчас не буду, у этой истории довольно запутанный сюжет, в котором любовные отношения тесно переплетены с рабочими, и они непростые. Герои служат в правоохранительных органах и должны соблюдать субординацию.
— Бороться с преступностью вам не впервой. Вы не раз играли следователей, были судьей, участковым, частным детективом. Многие наверняка помнят сериал «Детективное агентство «Иван да Марья», в котором вы раскрывали преступления с Леонидом Ярмольником.
— Тем не менее перед съемками «Последнего из стаи» режиссер стал объяснять, как играть полковника полиции. Я послушала-послушала и сказала:
— Знаете, у меня «стаж работы» в правоохранительных органах больше десяти лет.
Он засмеялся:
— Простите, я просто хотел, чтобы вы понимали про женщину в форме.
— Мне кажется, я понимаю, уже есть опыт...
— Похоже, режиссеры видят вас преимущественно в ролях сильных женщин. Как вы к этому относитесь?
— Конечно, хочется быть разной, но в нашем кинематографе предпочитают идти по проторенной дорожке. Если актрису удачно использовали в каком-то амплуа, то будут и дальше в нем использовать. Даже друзья-режиссеры частенько предлагают мне такие роли.
— Погодите, в сценарии есть и пьяница, и гулящая. Дайте что-нибудь поинтереснее! — прошу я.
— Света, нет! Ты что, не понимаешь? У тебя фактура другая. Ты высокая, с интеллигентным лицом — либо врач, либо сотрудник правоохранительных органов, либо учительница.
— Неужели на этом мои актерские возможности заканчиваются?
— Ну, с возрастом, может, придет что-то еще...
— Против фактуры не пойдешь! Уродились высокой и статной — извольте играть социальных героинь. Кстати, высокий рост помогает в актерской карьере или мешает?
— Мне мешает. Если я при своих 182 сантиметрах надеваю мало-мальский каблук, получается какая-то сборная по баскетболу, все партнеры и партнерши стонут, и мне некомфортно. Мое внутреннее ощущение себя совершенно не совпадает с внешними данными. Внутри я такая маленькая!
— Баскетболом не занимались?
— Нет, только плаванием — немножко. Но однажды кто-то написал в интернете, что я занималась восемь лет и чуть ли не мастер спорта, и многие поверили.
Однажды пошли в бассейн с моим мужем Александром Жигалкиным. Это было давно, в самом начале наших отношений. Саша плавал очень хорошо — и брассом, и кролем, а я бултыхалась кое-как. Он удивился:
— Что это с тобой? Ты же мастер спорта по плаванию!
— С чего ты взял?
— Прочитал в интернете.
До этого Саша на Новый год подарил мне фотоаппарат, тоже вычитав в интернете, что увлекаюсь фотографией. Я поблагодарила: «Спасибо, теперь обязательно начну фотографировать». А в бассейне призналась:
— Прости, но плаваю я плохо, исключительно вот так...
— Чем увлекалась в детстве девочка с интеллигентным лицом?
— Лепкой, танцами. Ходила на кружки, которые можно было найти в нашем Кунцевском районе. Мама моя была учительницей начальных классов, папа — военным. И оба они целыми днями пропадали на работе. Я очень хотела в музыкальную школу, но мы не могли позволить себе пианино, и возить меня было некому. Рядом с нами музыкалки не было.
— Вы были дружны с сестрой Наталией?
— Да, очень.
— Она ведь старше на пять лет? В детстве это большая разница.
— Нам она не мешала. Как любая старшая сестра, Наташа оказывала на меня большое влияние, Я всегда на нее смотрела и делала то же самое, неважно, плохо это или хорошо, всегда шла за ней за руку. Когда Наташе говорили: «Бери Свету и иди на улицу», она тащила меня с собой. Мы, конечно, и ссорились, и мирились, но любили и любим друг друга. Встречаемся не очень часто, к сожалению. Слава богу, несколько лет назад справили Новый год вместе с Наташей и ее семьей. Это было чудесно.
— Сначала сестра увлеклась актерской профессией и поступила в театральное училище? Вы, можно сказать, пошли по ее стопам?
— Сперва Наташа поступила в гуманитарный университет на специальность «менеджер культуры» с французским языком. Потому что папа сказал: «Пока не окончишь нормальный вуз, никакого актерства!» У нас в сфере искусства никого не было, некому было помочь, и он считал, что театральный — это несерьезно.
Когда Наташа экстерном окончила университет и поступила в Щукинское училище, папа увидел, как трудно там учиться, как тяжело дается актерская профессия, и понял, что был неправ. Он и встречал Наташу, когда она задерживалась на занятиях и репетициях, и ходил на показы и дипломные спектакли. Когда я тоже надумала пойти в театральный и стала готовиться к разговору с папой, сестра сказала: «Конечно, тебе легче будет, самое ужасное я на себя взяла! Все выслушала и выстрадала разрешение учиться».
— В семье все решал отец?
— Да. Папа человек серьезный, основательный, с характером, но и с хорошим чувством юмора. Наверное, он проявлял твердость, потому что воспитывал двух девочек и боялся что-то упустить. Мой муж тоже все время переживает за дочек, особенно за десятилетнюю Тасю. Мы живем в коттеджном поселке, и девочки там вечером прогуливаются по улице. Саша ругается, когда я Тасю отпускаю:
— Темно уже!
— Да еще не поздно, и она же с телефоном!
— А когда и почему вы надумали поступать в театральный?
— Когда посмотрела Наташин дипломный спектакль «Два веронца» по пьесе Шекспира. Это был водевиль, который поставил Александр Анатольевич Ширвиндт. Вообще, я делю все спектакли на две категории. Первая, когда думаешь: «Хорошая постановка, мне понравилось». Вторая, когда испытываешь потрясение и не можешь объяснить, как это сделано. На «Двух веронцах» со мной произошло нечто подобное, хотя я и до этого ходила в театры, и ничто меня особенно не прельщало. Наверное, дело было еще и в ребятах, игравших в спектакле. На Наташином курсе учились Маша Порошина, Максим Аверин, Антон Макарский, Оля Будина, Олег Кассин и другие очень талантливые люди. Посмотрев спектакль и посидев с ними в гримерке, я подумала: «Какие же они потрясающие, и как мне хочется быть с ними! Быть такими, как они!»
Сначала сказала Наташе, что хочу в театральный. Она посоветовала поговорить с мамой, а потом уже с папой. Мама отреагировала спокойно: «Как, и ты тоже? Иди к папе сама, я не пойду». Папа отмахнулся: «Ой, делайте уже, что хотите!» Наташа, узнав о его реакции, удивилась: «Как он тебе здорово ответил!» Стала меня готовить.
Подготовилась я неплохо, но оделась на прослушивание в Щукинское училище крайне неудачно — в красную футболку и черную резиновую мини-юбку. Хотела выделиться. Думала — народу будет много, так скорее заметят. Лицо у меня было загорелое, и половину его закрывала огромная челка, под которой скрывался белый лоб. Наташа посоветовала надеть ободок, чтобы открыть лицо. Теперь представьте, как я выглядела. На волосах черный бархатный ободок, половина лица белая, половина коричневая, красная футболка, черная мини-юбка. Она очень мешала читать отрывок из повести Достоевского «Дядюшкин сон», ползла вверх. Я ее постоянно одергивала, и в приемной комиссии кто-то сказал: «Да оставьте вы в покое свою юбку!»
На первый тур меня пропустили, но велели одеться во что-нибудь поприличнее — в белую блузку с нормальной юбкой или платье.
— В Щукинском к вам, наверное, было особенное отношение, ведь там училась ваша сестра?
— На первом туре Юрий Вениаминович Шлыков, набиравший курс, спросил совсем не про сестру:
— Вы имеете какое-то отношение к Юрию Антонову?
Вообще, я никогда не вру, но в тот раз почему-то ляпнула:
— Да, это брат моего папы. Он военный, а дядя Юра в музыку пошел, — думала, Шлыков поймет, что это шутка.
Спустя три года, когда мы уже играли дипломный спектакль, Юрий Вениаминович на полном серьезе спросил:
— Свет, а чего дядя-то не приходит смотреть?
— Какой дядя? — опешила я. — А, так это же я пошутила, вы разве не поняли?
Он обиделся. Конечно, я зря соврала, но мой поступок объяснялся ужасным волнением и зажимом. Представьте — конкурс сто человек на место, ты стоишь перед внушительной приемной комиссией, рядом другие абитуриенты, и все смотрят на тебя, а ты ничего соображаешь. Тут и не такое скажешь!
Мой Саша, кстати, знает эту историю, и если в машине по радио поет Юрий Антонов, всегда подкалывает: «О, твой дядя!»
Что же касается сестры и того, насколько мне помогло наше родство, то вообще-то мы с ней очень разные. Это все отмечали. А педагоги наши всегда говорили: «По блату можно многое, даже поступить в театральный институт, но талантливо сыграть спектакль или сдать мастерство актера невозможно. Блат в таких случаях плохо работает, вернее, не работает совсем». И отчисляли детей и внуков очень известных людей.
На втором курсе меня тоже чуть не отчислили. В актерском мастерстве есть раздел «Профнавык», когда студенты показывают этюд, демонстрирующий владение какой-то профессией. Наши девочки и чулки проверяли как заправские чулочницы, и шляпы крутили, ребята тесто подбрасывали как в пиццерии, собирали из досок мебель. У меня ничего не получалось. Юрий Вениаминович предупредил: «До экзамена неделя, а у тебя ни одного наблюдения и профессионального этюда. Если не сдашь, тебя отчислят». Я расстроилась. И вот стою и плачу в туалете на четвертом этаже, и подходит Людмила Владимировна Ставская, великий педагог, спрашивает, что случилось. Я рассказываю. «На Новом Арбате в подземном переходе очень интересная баба цветы продает, — говорит она. — Иди и смотри за ней». Я побежала, посмотрела, подружилась с цветочницей. Та меня всему научила. На экзамен даже дала стойку для цветов. Когда я показала свой этюд, Шлыков похвалил: «Ну вот, другое дело!»
Четыре года в Щукинском вспоминаю как самые интересные и насыщенные в своей жизни, ведь они дали возможность не только овладеть профессией, но и приобрести замечательных друзей. Мы постоянно на связи. Однокурсники — моя вторая семья, а Юрий Вениаминович не просто педагог, мастер, а практически родственник, после родителей — главный человек в моей жизни.
После окончания Щукинского меня пригласили в два театра — Вахтангова и Сатиру. Худрук Театра Вахтангова Михаил Александрович Ульянов ничего не обещал: «Мы хотим взять вас в нашу труппу, но прежде чем начать играть главные роли, вам придется поработать в массовке». Я поблагодарила и обещала подумать, но, конечно, такая перспектива не вдохновляла. Худрук Театра сатиры Александр Анатольевич Ширвиндт сразу назвал конкретные спектакли, в которые собирался меня ввести: «Восемь любящих женщин», «Бешеные деньги» и так далее. Я решила пойти к нему, о чем ни разу не пожалела.
— Театр сатиры стал для вас домом?
— В самом прямом смысле слова. Когда только выпускаешься и начинаешь работать в театре, ты там живешь. Утром репетируешь, в двенадцать часов обязательно играешь детский спектакль, потом обедаешь, репетируешь вечерний спектакль, играешь его — и так каждый день. Приходишь к десяти утра и уходишь в одиннадцать вечера.
— В то время вы ведь уже были замужем — за актером и режиссером Олегом Долиным?
— Да, и в 2004-м у нас родилась дочка Маша, которую я в детстве часто брала с собой в театр. Она сидела в гримерном цеху с нашими художниками по гриму. С дочкой мне очень помогали и родители, и Наташа, и бабушка с дедушкой, которые еще были живы. Близкие очень хотели, чтобы у меня все сложилось в профессии.