Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Янина Жеймо-Костричкина: «Вокруг «Золушки» плелись коварные интриги...»
«Почтеннейшая публика! Музыкальные эксцентрики Жеймо!» — громко объявил шпрехшталмейстер. После модного танца матчиш прадедушка подал знак. Все артисты, выстроившись в ряд, заиграли на рожках марш, и тут началась какофония: Яня, семеня ножками, отчаянно била в барабан, не попадая в такт: «Бум-бум-бум!» Цирк задрожал от смеха. Моей маме, юной дебютантке, было всего два года и девять месяцев.. .» — рассказывала дочь актрисы Янина Жеймо-Костричкина.
— Наш род цирковых артистов начался с прадеда Вацлава Мартыновича Жеймо. Как-то в Варшаву, где он жил, приехал цирк. Гимназист Вацлав целыми днями пропадал в шапито, не пропуская ни одного представления. Кончилось все тем, что он исчез, как только закончились гастроли бродячего цирка. Полиция сбилась с ног, пока разыскала беглеца, но вскоре тот опять сбежал из дома. Так повторялось несколько раз. Его родители, потомственные врачи, надеялись, что «блудный сын» рано или поздно одумается и вернется. Но Вацлав выбрал арену и стал гимнастом, акробатом, наездником и даже исполнял комическое антре — танцевал с лопатой и куклой.
Все детство мамы, будущей кинозвезды Янины Жеймо, прошло в фургоне, в котором цирковая семья колесила по Уралу и Сибири. Однажды кочевники чуть не утонули, переезжая замерзшую сибирскую речку. Спасли их чудом, но, к сожалению, весь реквизит вместе с раскрашенным вагончиком ушел под воду.
Вначале артистов было пятеро. В каждом городе, куда приезжал бродячий цирк, на афишах крупно писали: «5-Жеймо-5». В 1912 году, в день, когда мама впервые вышла на сцену с барабаном, на афише цифру 5 исправили на 6.
— Янина Андреевна, как пережили родители Вацлава Мартыновича тот факт, что их сын не станет потомственным врачом?
— Очень тяжело. Это было семейной драмой. Мальчик из интеллигентной семьи — и вдруг артист! Кстати, у прадеда талант врачевания был от Бога. Лечил всю семью. Однажды даже спас маму, которая в детстве чуть не погибла от дифтерита. Он вдул ей через трубочку прямо в горло бертолетову соль. Я же так часто хворала, что домашние прозвали меня «наша дежурная больная». Представляете, в четыре года умудриться переболеть одновременно дифтеритом, скарлатиной и бронхитом! Даже врачи разводили руками: «Мы бессильны». А прадедушка вылечил: отлавливал голубей на подоконнике и варил из них для меня крепкий бульон.
Мама, кстати, унаследовала его талант. Несмотря на то что производила впечатление смешливого и безумно наивного ангелочка, характер имела железный. В трудные минуты могла мгновенно собраться и держать удар. Во время Гражданской войны вся семья слегла с тифом, и на плечики девятилетней девочки легли заботы о больных. Она справилась и выходила всех: где-то добывала деньги, варила бульоны, без конца мыла с хлоркой полы.
— Какова история рождения цирковой династии Жеймо?
— О, это длинный рассказ. С прадедом, связавшим жизнь с цирком, происходили удивительные вещи. Однажды артисты приехали с гастролями в один провинциальный городок. Как-то утром бесцеремонный стук в дверь разбудил прадедушку. «Это вы Вацлав Мартынович Жеймо? Вас просит к себе директор гостиницы». В кабинете его встретили сурово:
— Ну что, проспали? Сегодня ночью вся ваша труппа во главе с директором удрала, оставив вас заложником. Придется платить за всех, иначе упеку в каталажку.
Прадедушка сидел как громом пораженный: ему, кроме реквизита, нечего было даже продать! Наконец переборов волнение, он произнес:
— Завтра заплачу сполна!
На следующий день через всю площадь, где совсем недавно был разбит цирк-шапито, на высоте трехэтажного дома натянули канат. Несмотря на лютый холод, стала собираться толпа. По площади ходили полицейские с кружками на груди для сбора денег. При первых звуках пожарного оркестра на крыше неожиданно появился какой-то человек. Он скинул шубу и остался в трико и штанишках пуфиками. Оркестр резко оборвал марш. Канатоходец, взяв огромный шест, в полной тишине осторожно ступил на канат. Когда в конце представления он, зацепившись ногами за обледеневший канат, проехал, как на салазках, от одной крыши к другой, толпа заревела от восторга.
После представления губернатор, разрешивший этот рискованный номер, любезно принял у себя Жеймо и предложил коньяку. Тот от усталости и напряжения тут же, прямо в кресле, и уснул, а когда проснулся, увидел на столе груду заработанных денег.
— Скажите, — поинтересовался губернатор, — сколько лет вы исполняете этот опасный номер?
— Первый раз в жизни.
— Если бы я знал, — всплеснул руками отец города, — ни за что не разрешил бы эдакое безумие! — А потом осторожно спросил: — Простите, а какого цвета были ваши волосы?
— Почему были? — удивился прадедушка. — Меня за смоляные кудри в шутку цыганом зовут.
Подошел к зеркалу и ахнул: его черные волосы за одну ночь стали седыми.
Вскоре Вацлав Жеймо женился на цирковой артистке. Моя прабабка бегала на шаре до девятого месяца беременности: она придумала особое платье, которое скрывало ее «стройную» фигуру. Едва их сыну Жозефу-Болеславу исполнилось четыре года, она стала выступать вместе с ним. Семья разрасталась: вскоре родились Мария и Павел. Все дети были наездниками и музыкальными эксцентриками. Играли на всевозможных инструментах и предметах: бокалах, бутылках, дровах, звонках, бубенчиках...
Жозеф-Болеслав, следуя цирковой традиции, взял в жены ученицу прадеда. Кроме моей мамы Янины, которая родилась в городе Волковыске, у них росли еще три дочки.
Семья Жеймо состояла из 14 человек и коня по кличке Орлик. Он, всеобщий любимец, обожал маминого папу. Дед умер рано — маме едва исполнилось 13 лет — из-за трагической случайности. Чтобы не загреметь в армию, он по совету «умника»-друга привил себе туберкулезную палочку. Мало того, скрыл этот от близких, да еще страшно запустил болезнь и умер от скоротечной чахотки в одночасье.
У цирка в Уфе 28 февраля стояли санки с гробом моего дедушки. Все ждали ксендза. Вдруг бежит кучер: «Орлик разорвал удила!» Пришлось отворить ворота конюшни. Конь добежал до санок и только тогда успокоился. Он шел за гробом дедушки во главе траурной процессии через весь город. После похорон сестра Яни Эля каждый день седлала Орлика и отправлялась на кладбище. Эти прогулки продолжались до тех пор, пока Жеймо не уехали из Уфы навсегда. Орлика с тяжелым сердцем пришлось отдать извозчику, взяв с него обещание впрягать коня только в легкие санки.
Кстати, дедушку я никогда не видела, бабушка тоже умерла — за месяц до моего рождения. Так что меня воспитывал прадедушка, которого я называла Дедей.
— А где жила такая большая семья артистов?
— Иногда в гостинице, если позволяли деньги — снимали квартиру, но чаще всего в цирковом вагончике. Наверное, привычка кочевой жизни к смене жилья приучила маму мгновенно обустраивать и украшать любую хибарку. Все время на колесах, а жить-то нормально хочется! Вот если бы она сейчас вошла ко мне, обязательно огляделась бы, сказала «Та-а-ак!» и все переставила по своему вкусу.
За обеденный стол Жеймо обычно садилось человек двадцать, не меньше. Домочадцы, ученики, друзья... Раньше в цирке очень дружно жили, одной большой коммуной.
Порой членами семьи становились и братья меньшие. В нашей семье любили вспоминать один случай. Как-то рано утром Яню с сестрой спросили:
— Что вам сегодня приготовить на обед?
Не задумываясь, обе закричали:
— Поросенка с гречневой кашей!
Мама взяла корзину и отправилась на базар. Когда вернулась, в ее корзинке сидело что-то бело-розовое, с темными глазками и веселым пятачком. Кто-то из детей крикнул: «Смотрите! Амурчик!» Поросенка выпустили. И вдруг он побежал по кругу, как заводная игрушка. Набегавшись, неожиданно начал пронзительно визжать. Все пришли в дикий восторг. Мама нашла бутылку, налила молока и натянула на нее соску. Наевшись, Амурчик уютно устроился в корыте. Дедя взглянул на маму и философски изрек: «Поросенка с гречневой кашей сегодня, кажется, не будет».
Амурчик рос быстрее, чем девочки, и вскоре на семейном совете решили переселить его в цирк. Дедя смастерил для него клетку, как для больших зверей. Днем, пока шли репетиции, Амурчик бегал по всему цирку и появлялся только во время перерыва, когда все пили лимонад. Он его обожал и пил непременно только из стакана или бутылки. И тут Дедю осенило: «А сделаю-ка я, пожалуй, с Амурчиком антре».
На утреннике поросенку повязали огромный зеленый бант и выпустили на арену. Оркестр заиграл туш, и Амурчик засеменил по кругу, неуклюже поворачиваясь. Потом подбежал к клоуну и, став на колени, низко поклонился. После этого принялся визжать как резаный, пока ему не повязали салфетку и не напоили из стакана лимонадом. Дебют прошел успешно.
Однажды, когда цирковые артисты собрались уезжать, Амурчик пропал. Его безуспешно искали по всему городу. Дети плакали, прадедушка нервничал. Вдруг раздался страшный визг. По перрону бежал грязный как свинья Амурчик. Вбежав по ступенькам в вагон, он улегся на полку в купе и мгновенно замолчал. Вот вам и поросенок с гречневой кашей!..
Маленькую сестру Янины Гутю воспитывала дрессированная шимпанзе. Таскать малютку зимой в цирк не хотелось, и ее оставляли с «няней» дома. Однажды взрослые, вернувшись после репетиции, обомлели от ужаса: кроватка Гути пуста — ни ее, ни обезьяны нигде нет! Обнаружили «кинг-конга» с Гутей высоко на дереве. Видимо, ребенок капризничал, обезьяна никак не могла его успокоить, вот и вылезла с ним в окно. Забралась на дерево, там на ветке и укачала.
Едва мама подросла (ей исполнилось четыре года), как стала выступать со своим отцом в джигитовке. В день бенефиса Яню обрядили в вишневые бархатные штанишки. У занавеса артистов ждал верный Орлик. Номер шел гладко. Но в конце, когда Яня, стоя на плечах у отца, собиралась послать публике воздушный поцелуй, конь вдруг споткнулся. Яня выскочила из папиных рук и полетела по кругу, повиснув на лонже. Цирк ахнул, оркестр громко заиграл дробь. В конце концов перепуганную артистку поймали. За кулисами, когда переодевали Яню, папа спросил:
— Ну как она?
Вздохнув, мама ответила:
— Придется сушить штанишки.
Как-то шестилетняя Яня танцевала румынский танец и от усердия прямо на арене чуть не потеряла брючки. После номера за кулисами мама быстренько их сняла с дочки. Публика продолжала аплодировать, и та, вырвавшись, выбежала на поклон в нижних панталончиках с кружавчиками и бантиками по бокам. Смеялись все, даже артисты. На арену полетели шоколадки, фрукты и цветы.
В Гражданскую войну, проснувшись утром в каком-нибудь городе, никто не знал, чья сегодня власть — белых или красных? Однажды во время представления в цирк вбежал человек в буденовке, с наганом в руке и, гаркнув «Белые в городе!», бросился на конюшню. В это время у манежа прадед в униформе ассистировал выступающим артистам. Он не растерялся и спрятал красноармейца в огромном шкафу с костюмами, пока по цирку рыскали белые. Иногда прямо в здании разгорался настоящий бой, от пальбы зрители с воплями прятались под стулья.
Яня с сестричками любила собирать на улице патроны и гильзы и таскать это «богатство» домой. Однажды девочки нашли красивую металлическую шишку, очень похожую на лесную. Слава богу, дядя Павлуша отнял у них и выбросил лимонку.
В десять лет Яня благодаря тому, что хорошо танцевала, стала учительницей. Как-то мама взяла дочь за руку и привела в Дом культуры. В огромном зале с зеркальной стеной у балетного станка стояли человек двадцать. И вдруг Яня услышала, как мама громко объявила: «Вот ваш педагог». Яня принялась озираться по сторонам, а мама вдруг добавила: «Вашего педагога зовут Янина». Кто-то не выдержал и засмеялся, но мамин голос оставался серьезным: «Имейте в виду, у нее терпения больше, чем у меня». Яня обвела всех строгим взглядом и хлопнула в ладоши. «Кто из вас занимался у балетного станка?» — спросила она у взрослых дяденек и тетенек. Урок начался.
Когда за «педагогом» после занятий заходила мама, ученики жаловались ей, что поблажек никому не делается и не разрешается опаздывать на урок. А все дело в цирковом воспитании и строгой дисциплине, к которым с малолетства была приучена Яня.
— Интересно, как Янина Болеславовна относилась к своему не очень «могучему» росту?
— Не знаю... По-моему, в жизни ей это не мешало, а в работе даже помогало. Вообще-то, до 14 лет мама росла, а потом перестала. Она считала, это из-за того, что приходилось носить на голове тяжеленные ксилофоны. Поскольку семья часто выступала с концертами, музыкальное сопровождение приходилось таскать на себе.