Рустам Сагдуллаев. Ромео союзного значения
Фильму «В бой идут одни «старики» уже почти полвека, он давно стал легендой, и нам, игравшим там мальчишкам, повезло стать ее частью. Мы вытянули счастливый билет, когда режиссер Леонид Федорович Быков пригласил в свою картину.
Первая встреча состоялась на Киностудии имени Довженко. В Киев вызвали телеграммой. Мне двадцать два, учился на втором курсе театрального института в Ташкенте. В кино снимался с тринадцати лет. В «важнейшее из искусств» попал прямиком из театральной студии Дома пионеров — там меня нашла помощница режиссера Равиля Батырова, который запускал «Канатоходцев». Я сыграл главную роль, и кино затянуло. Отец, он был секретарем обкома, не слишком одобрял мое увлечение. Мама тоже. «Это все-таки несерьезно, надо выбрать нормальную профессию, ты же мужчина...» — говорили родители, но не давили.
После «Канатоходцев» мои фотографии попали в картотеку узбекской киностудии. Стали приглашать, так что до «Стариков» я сыграл в шести фильмах. Среди самых известных «Нежность» и «Влюбленные», где партнерами стали Родион Нахапетов и Анастасия Вертинская. После «Алых парусов» и «Человека-амфибии» Вертинская была страшно знаменита, да и Нахапетова тоже знала вся страна — он сыграл Ленина в дилогии «Сердце матери» и «Верность матери». Конечно, я, мальчишка, робел и тушевался рядом с ними.
Именно Родион Рафаилович порекомендовал меня Быкову. Они были неплохо знакомы. Леонид Федорович планировал запускаться с лентой про «желторотиков на войне» и послал за мной в Ташкент второго режиссера — Вадима Чернолиха. В тот момент я снимался в фильме «Мой добрый человек» у Батырова, которого считаю крестным отцом в профессии. Вопрос Вадима, не хочу ли я поработать с Быковым, застал врасплох: «Только если Батыров отпустит, мы ведь еще не закончили картину».
«Быков замечательный режиссер, — сказал Равиль, — один из самых моих любимых, конечно поезжай. Составим график, чтобы ты успевал». Так я неожиданно для себя снимался сразу в двух лентах — «Моем добром человеке» и «Стариках», летая из Ташкента в Киев.
Леонид Федорович встретил приветливо: «Ну как долетели, не устали с дороги?» Стесняясь, ответил, что все в порядке. Побеседовали о моей семье, о погоде в Ташкенте и Киеве. О чем-то еще, не относящемся к съемкам. Крайне смущало, что режиссер обращается ко мне на «вы».
— Не могли бы говорить мне «ты»? — попросил Леонида Федоровича. — Все-таки вы старше...
Он улыбнулся:
— Договорились! Ну что, давай составлять график. Какие дни у тебя свободны, когда можешь сниматься?
Я удивился:
— А как же пробы?
Ответ обескуражил:
— Это и были пробы. Ты утвержден.
Позже узнал, что пробы в привычном понимании, когда актер играет предложенные эпизоды, а режиссер прикидывает, подходит ему артист или нет, Быков не проводил никогда. Заранее знал, какой типаж ему нужен: внешность, характер, органика... Такого и искал. Сергея Иванова пригласил на роль Кузнечика, Сергея Подгорного — на Смуглянку, Ольгу Матешко — на Зою. Студентка «Щуки» Женя Симонова сыграла Машу, с которой у моего Ромео вспыхивает первое трепетное чувство. Тбилисец Вано Янтбелидзе сыграл летчика и своего тезку.
Фильм получился межнациональным, так задумал Леонид Федорович. Ведь на фронтах Великой Отечественной плечом к плечу воевали русский и грузин, узбек и украинец... Когда со съемок у Батырова возвращался в Киев, в аэропорту встречали Вано, Сережка и Женя Симонова. Из Ташкента прилетал обязательно с дынями, а домой вез знаменитые киевские торты.
О съемках «Стариков» написано много. Самый, пожалуй, известный факт: Леонид Федорович когда-то сам хотел стать воздушным асом, поступал в летное училище, но из-за невысокого роста его забраковали. Своим фильмом он отчасти исполнил мечту о небе.
Самым сложным оказалось «пробить» картину. В Госкино не принимали сценарий — говорили, такого быть не могло, чтобы на войне пели и влюблялись. И это при том, что все герои фильма имели реальных прототипов и поющая эскадрилья действительно существовала. Быкову пришлось доказывать, убеждать...
Сценарий даже отправили Александру Ивановичу Покрышкину — летчику-асу и герою Великой Отечественной. Маршал авиации прочел и сказал: «Это и есть война, так все и было». Снимать разрешили, но уперлись по другому поводу: «Почему этот шут играет военного механика? Не бывать этому!» Речь шла об Алексее Макаровиче Смирнове. Ведь он считался комедийным актером, у Гайдая играл, помните: «Надо, Федя, надо!»
— Этот «шут», к вашему сведению, — заметил на очередном собрании в Госкино Леонид Федорович, — войну прошел! Боевой разведчик, кавалер двух орденов Славы, ордена Красной Звезды. Несколько десятков фашистов в плен взял.
Это чистая правда, Алексей Макарович фронтовик и герой. Сам он, будучи человеком скромным, даже стеснительным, о подвигах молчал, вообще о войне не рассказывал, а Быков знал, они со Смирновым были близкими друзьями.
Худсовет изумился:
— Разведчик, говорите? Ну, это меняет дело. — И Смирнов стал Макарычем.
Эти съемки — незабываемый период в моей жизни. Так, как Быков, в кино не работал никто. По крайней мере, я таких больше не встречал. Мы по сути играли самих себя — мальчишек, которые практически из-за школьной парты попали на войну. Рвались в бой, не понимая, что не все возвращаются с боевых вылетов...
Леонид Федорович ходил с листочками и все время что-то записывал. Оказалось, наблюдал, как мы ведем себя в жизни. Что-то интересное в характерах, поведении подмечал и вносил в сценарий, а потом просил сыграть на камеру. Например заметил, что Сергей Подгорный напевает себе под нос под душем: «Раскудрявый клен зеленый, лист резной»* — так в картине появился эпизод «Смуглянка». Кстати, до «Стариков» песня была в общем-то малоизвестной.
* Слова Якова Шведова.
Меня спрашивал: «Как по-узбекски «небо», «трава»?» Я отвечал, Быков записывал, а потом придумывал сцену.
Сережка Иванов — Кузнечик — оптимист и заводила, всех подкалывал, придумывал смешные фразочки. Леонид Федорович и это подмечал. «Ромео загрустил, Джульетта в «кукурузнике» умчалась», «Тебя я понял, умолкаю, не то по шее получу и подвиг свой не совершу...» — это Иванов придумал. Просто хохмил за кадром. Быков услышал и: «Сереж, а ну-ка, то же самое, но теперь на камеру!»
В эпизоде, где Кузнечик говорит Ромео эти слова, он жует яблоко. Дело в том, что накануне у Сергуни вскочил флюс, а съемку не отменишь. Леонид Федорович предложил: пусть говорит с набитым ртом.
Особенно я сдружился с Ивановым и Вано Янтбелидзе. Ребята были совсем разными. Сережка балагур, Вано, наоборот, предельно серьезный юноша. Высокий кудрявый красавец с голубыми глазами. Добродушный, хлебосольный. Он не очень хорошо говорил по-русски, и это было поводом для добрых подколок.