Письмо редактора
Субботнее утро моего детства начиналось так: отец открывал полированную крышку «Ригонды» и ставил пластинку. Обычно концерт начинался с чего-нибудь бодрящего — «Королевы красоты», «Разноцветных кибиток», песенки про хозяйственную Зиму, солившую в кадушке снежки, или неаполитанской Funiculì, funiculà . Далее Волгой разливалась Зыкина, недоумевал по поводу того, отчего он клен «только не опавший, а вовсю зеленый» Сличенко, грустил, глядя в небо на журавлей, Марк Бернес.
Я слушала утреннее попурри вполне благодушно до тех пор, пока из приемника не раздавались энергичные рояльные аккорды и манерный голос не затягивал: «В бана-аново-лимонном СингапуРРРе. . .» О, это было выше моих сил! Вылетая пулей из «концертного зала», я всякий раз недоумевала, и посильнее Николая Сличенко: «Чем, ну чем может нравиться этот странный, явно немолодой дядька?» (Вертинского,