Паул Буткевич: "Любая проходная роль для меня была главной"
Пал Палыч, как его шутя-любя называли на всех киностудиях, стал единственным прибалтийским актером, получившим звание заслуженного артиста РСФСР. Паул Буткевич играл разведчиков и шпионов, дипломатов, спортсменов, летчиков и моряков. Он двадцать семь раз погибал на экране, еще больше - убивал сам. Но даже мерзавцы в его исполнении не были лишены обаяния.
— А вы знаете, что я должен был сыграть Штирлица в теперь уже культовом телесериале «Семнадцать мгновений весны»? Да-да! Пришло приглашение на пробы от режиссера Татьяны Лиозновой, которая собиралась снимать на Киностудии имени Горького эпопею по роману Юлиана Семенова. В главной роли она почему-то видела меня. Кинопробы прошли успешно, со дня на день ждал утверждения. Чтобы сниматься в двенадцатисерийном фильме, пришлось бы на время переселиться в Москву. Я был к этому готов, жена тоже не возражала. За такую роль тогда давали звание Героя Соцтруда, и отказаться мог только дурак.
Однако некое событие изменило мою участь в этом фильме. Вячеслав Тихонов с министром культуры Екатериной Фурцевой были приглашены на традиционный чай к Брежневу. Зашел разговор о будущем телесериале. Леониду Ильичу идея картины очень понравилась.
— Кто будет играть главную роль? — спросил генсек.
— Буткевич.
— А кто это такой?
— Актер из Прибалтики.
— И ты не будешь играть Штирлица?! — изумился Леонид Ильич, обращаясь к Тихонову.
— Нет...
Тут же последовал звонок генсека в Госкино, и там в двадцать четыре часа все переиграли. Так я стал советским связным в последней серии. Откуда мне известны детали того разговора? От Лиозновой. При всей жесткости характера — кто-то метко заметил, что у Татьяны Михайловны все пальцы указательные — она была человеком честным и принципиальным. Когда ее поставили перед фактом замены главного актера, решила разобраться и дошла до министра культуры. Фурцева и рассказала, как все было.
Признаюсь как на духу: я не расстроился и обид ни на кого не держу. Все в жизни происходит так, как должно произойти: скорее всего, это было просто не мое. Потом сцену встречи Штирлица с моим героем в ресторане отеля «Горные лыжники» еще долго показывали студентам ВГИКа как образец актерского дуэта. Я много работал над ролью, придумывал разные варианты. Ну, а о Вячеславе Тихонове и говорить излишне. Он с блеском сыграл советского разведчика, показал его интеллигентным, умным, эрудированным. Слава и сам таким был. Интеллигентность ведь сыграть очень непросто: она или есть или нет. Вообще, это был первый советский фильм, где немцы выглядели достойными противниками, а не карикатурными болванами. Сколько бы раз он ни шел по ТВ, смотрится на одном дыхании.
— Неужели совсем не жалели?
— Жалел лишь о том, что не сбылась задумка Лиозновой о продолжении сериала. Исаев — Штирлиц должен был уехать домой, а я вместо него внедриться во вражеское логово. Планировались еще десять-двенадцать серий уже со мной в главной роли.
Со Славой мы подружились, даже несмотря на то что роль досталась ему. И хотя он довольно закрытый и сдержанный по природе человек, у нас сложились очень теплые отношения. Когда на «Мосфильме» шло озвучание моего героя, Тихонов ждал меня, а потом подвозил, хотя мало кого вообще сажал в свою черную «Волгу».
Говорил он и о своей драме с Нонной, не открытым текстом, скорее иносказательно. Но мы понимали друг друга с полуслова. Тем более что все вокруг знали — у Мордюковой, как бы помягче сказать, проблемы с алкоголем. Люди изначально такие разные: немногословный, аристократичный Слава и широкая, лихая Нонна. У них были очень сложные, болезненные отношения. У Тихонова душа болела даже спустя годы. Хорошо я был знаком и с их Володей, мы вместе снимались у Бондарчука в «Ватерлоо». Федя, сын Сергея Федоровича, там еще маленьким бегал... У Володи Тихонова, к сожалению, была серьезная зависимость, от которой в итоге он и погиб.
— В «Семнадцати мгновениях...» у вас роль небольшая, но узнаваемая. Популярность пришла после нее?
— Сложно сказать, поскольку параллельно я всегда снимался в нескольких лентах. Узнаваемость пришла, наверное, после «Тройной проверки», «Белой земли», «Возвращения «Святого Луки». Но «Семнадцать мгновений...», думаю, ее расширили. Зрителям СССР запомнились и такие телефильмы, как «Долгие версты войны», «Дума о Ковпаке», «Алмазная тропа», «Испанский вариант», «Незаконченный ужин», «Ошибка Тони Вендиса». Их показывали по главным телеканалам. Но как ни странно, многие помнили меня по самой первой картине — «Клятве Гиппократа», снятой на Рижской киностудии режиссером Адой Неретниеце по повести Евсея Баренбойма. Когда колесил по России с творческими встречами, зрители нередко вспоминали этот фильм и просили, чтобы его показывали на День медицинского работника. Увы, от меня тут мало что зависело. Но старт оказался удачным — дальше картины последовали одна за другой.
В 1965-м, как раз в дни премьеры «Клятвы Гиппократа», у нас с Нелли родилась долгожданная дочка Алена. Этот отрезок жизни остался в памяти как один из самых гармоничных и полных надежд. К слову, моя вторая жена Марина, с которой я десять лет прожил в Москве, в день знакомства призналась, что смотрела «Клятву...» раз пятнадцать и знала все реплики наизусть. Значит, хороший был фильм.
— Первая работа — и сразу в десятку. Такое, согласитесь, нечасто случается...
— У людей, влиявших на утверждение, были свои кандидатуры — уже знаменитые, прекрасные артисты. Особо бурно возражал против меня второй режиссер: «У Буткевича нет ни опыта, ни актерской школы!» Но Ада выбрала меня и стояла на своем. Поддержала ее и наш известный режиссер Дзидра Ритенберга.
Фильм рассказывает историю вчерашнего выпускника мединститута Иманта Вейде, у которого умер самый первый пациент. Молодого врача осудили за профессиональную ошибку, аннулировали диплом. В отчаянии он завербовался на Крайний Север поваром полярной станции. Там встретил любовь, спас от смерти товарища и вновь поверил в себя. Сюжет простой, но все сложное на самом деле просто.
Съемки шли легко. Единственная трудность — поцелуй с партнершей, которую играла Александра Завьялова. Эта сцена никак у меня не выходила, казалась неуместной. Завьялова уже была популярной, ее фото украшали обложки киножурналов, в том числе американского Life. На экране она выглядела экзотической красавицей с огромными глазами, а в жизни... Но работа есть работа. Я пытался найти в себе нужные эмоции, представлял, как бы мы вместе готовили ужин, ложились в постель. Приходил к Саше в гримерку в шесть утра и смотрел, как ее причесывают, гримируют, мало-помалу настраиваясь на то, что в кадре придется танцевать, планировать совместную жизнь. В итоге романтические сцены и без поцелуев получились органичными и вполне чувственными. Я не умею обманывать и хитрить ни в кино, ни в жизни: нет чувств — невозможно и остальное...
Вообще, моя психофизика странно устроена: мыслю образами, живыми картинками, будто кинокадры смотрю. Вот Париж, вот Уренгой, а вот родной дом — в звуках, запахах, ощущениях. Помню на ощупь морскую раковину, вкус снега, скрип песка на зубах, тиканье часов в московской квартире. Все это проносится в сознании за несколько мгновений. В жизни хватало такого, что «и не снилось нашим мудрецам», как заметил Шекспир. Взять хотя бы такую историю.
Часть картины Николая Губенко «Если хочешь быть счастливым», где я играл американского летчика, снимали в Индии. Как-то нас пригласил в гости Радж Капур — звезда индийского кино. Дом размером со стадион, а в доме — огромный аквариум с разными рыбами. Вынимаешь сачком приглянувшийся экземпляр и сразу — на огонь. Рыбка румяная, хрустящая. На столе — аппетитные закуски, дорогие вина. Гостеприимные хозяева Радж с сыновьями приглашают отужинать. Вдруг ни с того ни с сего меня накрыла такая тоска, что разболелась голова, заныло сердце, я начал задыхаться. Не могу ни есть, ни пить, ни говорить. С трудом добрался до отеля. Уже потом узнал, что именно в этот день в Латвии, за тысячи километров от Дели, внезапно умер отец.
— Паул, вы обмолвились, что не умеете хитрить и обманывать. Но разве кино — не иллюзия, не обман, а игра актеров — не набор профессиональных приемов и хитростей?
— Проблема, которая преследует меня всю жизнь: если что-то делаю, делаю по-настоящему. Это касается и кино. Я отрабатывал свои роли везде — в метро, в аэропорту, ресторане, в ванной, в туалете, в кровати. Моя система такова: даже если роль проходная или эпизодическая — выучивал сценарий целиком. Назубок знал все перипетии сюжета, чтобы понять, как подать своего героя. Это обязательная домашняя работа. У меня все роли как бы с прошлым и с будущим и абсолютно все — главные. Кроме того, я всегда был готов предложить режиссеру пять — десять рисунков образа. Конечно, сам на рожон не лез — только когда спрашивали.